Глава тринадцатая.

Свою роту отыскали без особых усилий. Немногие оставшиеся бойцы расположились вместе с Грибовым на левом берегу реки в двух деревянных двухэтажных домах. Потери от артиллерийского огня финнов оказались значительными: вместе с красноармейцами, вернувшимися с Мироновым и Ходыревым, в строю роты оставалось сорок два человека. Почти столько же рота потеряла за последнюю неделю убитыми и раненными. Безвозвратные потери составили более четверти от первоначального состава. Миронов и Ходырев, войдя в комнату ротного, застали его за столом, мрачного, с почерневшим лицом. Стол был сплошь завален картами - «пятисотками» и красноармейскими книжками, вперемежку с кусками хлеба и отварной картошкой в «мундирах». Поэтому вернувшиеся девятнадцать человек, которых он уже считал погибшими, были встречены Грибовым с нескрываемым облегчением.

• А я, уж, чуть ли не похоронки на вас собрался карябать, - обрадовался ротный, с чувством облегчения обнимая своих запропавших взводных. – Присаживайтесь-ка, да пожуйте, что Бог послал и старшина-отец расстарался.

Грибов сам вскрыл несколько банок с тушёнкой, порубал ножом большую краюху чёрного хлеба, и щедро плеснул в кружки казённой водки, сильно отдающей керосином. Увидев, как поморщились взводные, принюхавшись к кружкам, успокоил:

• Пейте, не отравитесь. Это тыловики напортачили - не удосужились проверить тару. Ну, им и налили в бочку после керосина. Второй день пробую, – и до сих пор жив, - ухмыльнулся Грибов, и, крякнув, опрокинул свою «норму».

• О том, что с вами всё в порядке, я узнал часов пять назад от начальника штаба. Ждал вас раньше. Случилось чего?

Миронов и Ходырев переглянулись, не решаясь говорить о пережитом на шестом километре. Начал Ходырев, посматривая на Миронова, который, слушая товарища, ожесточённо и бесцельно ковырял ножом в пустой банке. Грибов выслушал молча, не перебивая. Николай отбросил изувеченную банку и, сунув руки за ремень, возбуждённо заходил по комнате.

• Командир, надо что-то делать. Эти мерзавцы, если их не прижать, могут наделать дел – не расхлебаешь. Ты бы видел лица наших ребят, которые копали могилу. Ведь у них на душе чёрт-де что творится. Если такому злу оставить жизнь, у них, да и у нас тоже, вера в справедливость может быть утрачена.

• Ну, и что вы, командиры мои, предлагаете? Чтобы я поднял, и бросил, неизвестно куда, расхристанную в последних боях роту? Точнее, то, что от неё осталось. И кто мне позволит эту самодеятельность?

• А ты позвони Валли. Он-то должен понять, что даже небольшая группа диверсантов, околачивающаяся вблизи штаба, может подорвать боеспособность всего полка одним удачным ударом. – Миронов остановился, и, посмотрев в упор на ротного, предложил:

• Возьму десяток добровольцев и найду их. Знаю, что не наша эта задача, и Валли может отказать. Но ты убеди его, Грибов! Убеди! Душа горит!

Ротный сидел, опустив голову, и в задумчивости постукивал кружкой по столу. Решительно поднялся и, заправляя гимнастёрку, поискал глазами фуражку.

• Уговорили. Но звонить не имеет смысла. Надо идти самому. Вы поешьте, как следует, да к Чернухе сходите. Может, поменяет чего из обмундирования. Бойцов не забудьте. Кстати, нынешним днём, по дороге на Куолисмаа, километрах в трёх от Совдозерки, кто-то обстрелял машину с красноармейцами. Двое убиты. Возможно, это одних и тех же «работа».

Грибов поправил фуражку, примерил ладонь к звёздочке, и вышел, плотно прикрыв дверь – комары доставали и в доме.

Вошёл «папаша», неумело козырнув командирам, и принялся за приборку. Ходырев скинул сапоги и откинулся на топчан. Миронов понял состояние раненного товарища, державшегося на ногах из последних сил.

• Вась, ты отдохни. Я сам устрою ребят и подожду ротного. В любом случае, раньше утра в лес нечего соваться. Да я и сам мечтаю поспать по-человечески.

И Миронов ушёл к бойцам, разместившихся в соседнем доме, где, к своему удивлению, обнаружил, вместо «сонного царства», дискуссионный клуб. Увидев вошедшего командира взвода, красноармейцы, только что ожесточённо спорившие о чём-то, сразу замолчали, и, встав, поприветствовали старшего.

• Вам спать положено, а не вскакивать при виде начальства, - заворчал Миронов. – Что, некому команду «отбой!» дать? Завтра, ведь, как варёные будете! Если поужинали, то всем – спать!

Люди неохотно расходились. Миронов почувствовал в поведении подчинённых неясную удручённость, вызванную, вероятнее всего, неразрешённым спором, закончить который он помешал своим приходом.

• Товарищ старший сержант?! – услышал Миронов чей-то тихий голос.

Не оборачиваясь, - узнал сразу: Григорьев.

• Ну, что тебе не спится? Мало набегался, или по башке осколком недостаточно попало?

• Не, товарищ старший сержант. Дело не во мне. Мы, тут, с ребятами, поговорили кое о чём. И решили, что тем финнам, что охранение расстреляли да изрезали, прощения быть не может. И те солдаты, которых хоронили, мы же чувствуем: они, вроде, поручили нам отомстить за них. Ведь их сержант, зарезанный, до сих пор у меня перед глазами стоит, и, как будто, просит о чём-то!

• Не одного тебя, Григорьев, - Миронов посмотрел в тёмный угол, откуда говорил Мишка, и присел на скрипучую трёхногую табуретку. – Я, думаю, что командир полка сам озаботится этим делом. Сам бы, с удовольствием, поймал и удавил эту сволочь. Если прикажут. Наше дело такое: приказы выполнять.

Миронов вздохнул и встал с табуретки, придержав её рукой.

• Закончим эти разговоры. А тех гадов мы достанем. Уж, поверьте моему слову. Не последний день воюем. Отдыхайте.

С этими словами Николай вышел из душной комнаты, полной уставших людей и специфических запахов тесного солдатского общежития.

Когда Миронов вернулся в «апартаменты» Грибова, хозяин уже вернулся, и, с помощью Шульги, стаскивал с ног щегольские хромовые сапоги. Ходырев крепко спал, и слюна из уголка его рта, стекая, оставила светлую дорожку на его щеке. Грибов и Шульга, стараясь не разбудить Ходырева, вдвоём мучили один сапог, кряхтя и багровея лицами.

• Старшина расстарался, - пояснил Грибов. - Хромки, вот, вырвал в полку. А, толку? Одно, понимаешь, мучение, - зло прошипел ротный. Мои-то кирзачи – разношенные. К ноге притёрлись. Любо-дорого было ходить. Утром сменяю в обратную сторону. А то, если придётся ноги уносить от финнов, то снять эту шикарную пару, как пить дать, не удастся. Чтобы пятки салом погуще смазать и налегке чесать, - уточнил Грибов, и с удовольствием расхохотался своей шутке.

Миронов присел на широкую скамью, наблюдая за страданиями ротного, и натужно пыхтящим ординарцем. Расстегнул ремень и снял с себя надоевшую за эти дни портупею, продравшую до дыр простую солдатскую гимнастёрку. Придвинулся к столу, отложил в сторону разбросанные казённые бумаги, и стал неторопливо разбирать и чистить свой «ТТ», поглядывая на Грибова в ожидании новостей.

Первым не выдержал ротный.

• Ладно, уж, не буду мучить. С тебя причитается, Миронов. За ваш последний поиск с Евсеевым – тебя представили к «звёздочке». И скажи спасибо нашему комбату - командир полка отослал ходатайство командующему оперативной группой с просьбой о присвоении тебе звания «младший лейтенант». Я, думаю, ходатайство Валли командующий утвердит. Ну, дважды именинник, ты доволен? Что, молчишь?

Миронов пожал плечами, и щёлкнул затвором собранного пистолета.

• Я не этого ждал, Грибов.

• Ну, знаешь, тебе не угодишь, Миронов. Мало тебе «Красной Звезды» на грудь, мало кубика в петлицу, так, ещё и финнов разреши угробить, для полного твоего счастья!

Миронов промолчал, и ротный не сразу нашёлся.

• Ты остынь, Николай. Мне приказано завтра принять пополнение. Не знаю, сколько и кого получу, но есть сведения, что около половины имеют боевой опыт. Наверное, из госпиталей. А диверсантами займётся особый отдел. У них и кадры, и опыт. Всё, давай-ка спать. Вон, Ходырев, разулыбался во сне. Что-то очень хорошее человеку приснилось. Может, и мы чего прихватим от его сна, а, орденоносец?

Грибов с Мироновым расстелили шинели на большущей охапке сена, притащенной заботливым «папашей», и через минуту оба провалились в черноту глубокого и бесконечного, как сама смерть, сна. Впрочем, сна вполне обычного для чрезмерно уставших молодых людей.

…Учитывая состояние красноармейцев, вернувшихся с Мироновым и Ходыревым, Грибов отсрочил подъём для этой группы, и бойцы всласть выспались. Николай, оставив спящего ещё Ходырева, спозаранку ушёл к старшине роты, который вновь исполнял две должности: командир второго взвода получил лёгкое осколочное ранение в ногу при отходе с «Карниза», и уже сутки бездельничал на ПМП, доставая персонал своими просьбами о срочной выписке. Об этом Миронов узнал от Чернухи, проверявшего состояние ротного имущества после «прогулки» на девятнадцатый километр. Два красноармейца в поте лица десятый раз перекладывали тюки с обмундированием, вязанки гремящих касок и ящики с продуктами, пытаясь найти нечто, интересующее старшину.

• Здорово, Пётр Максимыч, - поприветствовал старшину Миронов. У тебя опять проблема: «найди то – не знаю, что? Принеси туда – не знаю, куда?»

• Привет, потеряшка, - добродушно ответствовал Чернуха, присаживаясь на повозку. И, пригласив приземлиться Миронова, достал объёмистый резиновый кисет с табаком.

• Если сказать по правде, то мы и не чаяли вас увидеть в добром здравии. Грибов-то, если честно, не сомневался, что ты вернёшься, и нам уверенность внушал. Видать, хорошо знает он тебя, раз такая непоколебимая вера в твоё везение. Финны напирали - страшно вспомнить. Вот, сомнения и появились. Но, слава Богу, вернулись почти все, и кое-чего приволокли. Оружие, конечно, вещь нужная в хозяйстве. Да только не удержатся трофеи в роте - прикажут сдать. И причину сыщут. Одно хорошо: на рюкзаки не позарилось начальство. Мне хлопот меньше, да и бойцам удобнее. А «трещотки» у нас свои скоро появятся, отечественные – не нужно будет у финнов «занимать».

Миронов затянулся поглубже, переваривая неприятное напоминание о сдаче захваченного у финнов оружия. У него был свой план по использованию трофеев: сформировать крепкую боевую единицу в роте. Сколько раз он убеждался в огромном превосходстве автоматического оружия перед нашей мосинской винтовкой. У неё определённо были и свои достоинства, но в условиях лесной войны, и на близких дистанциях, когда и противника всё ещё не видно, а он уже здесь, рядом, и засыпает пехоту градом пуль, её несомненные плюсы не могли проявить себя. Единственный её козырь в лесу, и то, сомнительный, - это штык. Но, до врага ещё нужно было дотянуться.

• Не больно-то рассчитываю, Максимыч, на быстрое перевооружение пехоты автоматами типа «ППД». Война, думается, долгой будет и кровавой. А посему, и снабжаться нам придётся за счёт «гостей» ещё не один месяц. Ну, а за подрыв оборонной мощи Финляндии нам никто выговоров не вкатит, - убеждённо подвёл итог Миронов. – Ты бы, Пётр Максимович, моим «потеряшкам» кое-что выделил из своих стратегических запасов – одежды не напастись. Если бы можно было за счёт финнов обмундировываться, то всю роту бы уже одели в их суконные мундирчики. Можем сдать в обменный фонд пяток трофейных рюкзаков, - зная прижимистый нрав старшинской прослойки, подсластил просьбу взводный.

Старшина ответить не успел. Подошёл Грибов, с утра вызванный в штаб полка.

• Вот, что, начальники: Валли собирается вернуть Костомуксу силами батальона. Эта заноза ему покоя не даёт. Наша рота поступает в оперативное подчинение комбата-два. Если вкратце, то выступаем вечером, к утру подтягиваемся к деревне и атакуем. Переход будет не из лёгких. В качестве огневой поддержки нам придаются две миномётные батареи. К шести вечера быть в полной боевой готовности. Задачу бойцам разъясним перед выходом. Ходырева я поставил в известность, но он вряд ли сможет пойти с нами – лежит с температурой. Я за пополнением к штабу – может, из них кого подберу на первый взвод. А то тебе, Миронов, придётся взять его людей под свою опеку. В крайнем случае, можешь поставить на взвод кого-нибудь из командиров отделений. Но, под твою ответственность, - заметил Грибов, и, повозив еловой веткой по разношенным кирзачам, удовлетворённо хмыкнул, и размашисто зашагал по обочине пыльной дороги.

Миронов досмолил свой окурок, и растёр остатки в ладонях, обдумывая приказ командира. Поблагодарил Чернуху за табачок и направился к дому. Вскоре всё «население» роты деловито засуетилось, забегало, устраняя неполадки под присмотром деятельных «комодов». Григорьев с Колей Грябиным, волей случая и приказа разминувшиеся на «Карнизе», вновь посиживали вместе, окончательно забыв прежнюю размолвку.

Мишка, высунув язык от старательности, надраивал снайперскую винтовку, и, ничуть не смущаясь, рассказывал другу небылицы о своих похождениях. Грябин слушал товарища, периодически прерывая его восклицаниями типа: “Да, ну? Не может быть!”

• Точно, я тебе говорю, - подтверждал Мишка сказанное, и продолжал «заливать» дружку про свои героические действия.

Окружающие их бойцы, занимаясь каждый своим делом, прислушивались к Мишкиному трёпу, но не вмешивались, так как знали, что даже то, что приукрасил их товарищ нельзя считать чистым враньём, потому что возможные будущие испытания будут, пожалуй, посерьёзнее небольшого Мишкиного преувеличения.

К полудню, когда основная масса работы была сделана, и красноармейцы стали всё больше поговаривать о кулинарных возможностях ротной кухни, к домам, где расположился личный состав, нестройно подошла плотная колонна пополнения. Привёл её Грибов. Это вызвало неподдельный интерес у старожилов, и небольшие группки любопытствующих потянулись поглазеть на вновь прибывших солдат. Грибов с Мироновым и старшиной, не откладывая дела в долгий ящик, уже опрашивали людей и распределяли по взводам. Как и предполагалось: рассчитывать на полное доукомплектование роты личным составом не пришлось. В штабе полка выделили сорок восемь человек. Но и это было весьма щедро. Не многие подразделения полка могли похвастать даже таким количеством людей – передовая перемалывала людей ежечасно и ежеминутно, что требовало постоянного пополнения людьми рот и батальонов, обескровленных непрерывными оборонительными боями. Вполне вероятно, что здесь сыграла свою роль предстоящая операция по возвращению Костомуксы.

Пополнение, в основном, являло из себя «компот» из добровольцев истребительных батальонов, выпросившихся на передовую, частично из людей среднего возраста, имевших ранее отсрочку от призыва на срочную службу. Меньшую же часть прибывших составляли солдаты, ранее получившие ранения и «подремонтированные» в госпиталях. Но, последних было около дюжины, и это радовало Грибова, так как эти люди представляли собой тот костяк, вокруг которого можно было наращивать мускулы роты. Это был бесценный резерв на замещение должностей сержантского состава. В колонне оказался и один старшина, прибывший из Кеми в Медвежьегорск, и направленный в 126 полк.

Грибов сразу попросил его выйти из строя.

• Доложите о себе, старшина. Где получили ранение, и последняя ваша должность?

• Ершов Дмитрий Дементьевич 1916 года рождения, товарищ старший лейтенант. Зацепило на Лоухском направлении, но не сильно. Полковая разведка.

Грибов с Мироновым переглянулись.

• Отчего же, старшина, когда у штаба разведчиков выкликали, то вы не отозвались? Может, не расслышали? В полковой разведке большой некомплект.

• Нет, товарищ старший лейтенант, со слухом у меня всё в порядке. Честно скажу: не понравился мне тот капитан-разведчик. Какая-то в нём неустроенность. А я не люблю, когда мне что-то неясно. Не лежит душа – значит, не будет проку. Воевать надо с желанием, и, даже, грех, конечно: с некоторым нашим удовольствием. Особенно – в разведке. Иначе тебя надолго не хватит. Прошу оставить в роте, - очень серьёзно закончил старшина, вытянувшись перед Грибовым.

Грибов понял, чего стоило бывалому солдату продемонстрировать неподдельную любовь к Уставу.

• Значит, есть на то веские причины, - догадался ротный, и пригласил обеих старшин отойти с ним в сторонку.

• Вот что, Ершов: долгие размышления мне сейчас ни к чему. Вечером рота выходит на задание, а у меня командиров взводов – «кот наплакал!» Хочу предложить тебе временно второй взвод. А после выполнения задания, и с возвращением комвзвода младшего лейтенанта Тихонова, решим, куда тебя лучше пристроить. Возьмёшься? Вон, старший сержант Миронов, - ротный кивнул в сторону пополнения, где Николай расспрашивал людей, - на взводе чуть больше недели, а проявил себя – лучше быть не надо.

• Надеюсь, справлюсь, товарищ старший лейтенант. Разведывательным взводом командовал, но, правда, совсем недолго: до ранения.

• Считаю, что договорились. Познакомьтесь со старшиной роты и получите всё необходимоё. Пётр Максимович введёт вас в курс дела. Если возникнут вопросы, – обращайтесь ко мне или старшему сержанту Миронову. Он в курсе всего, и не откажет. Как разведчик – разведчику, - добавил Грибов и с иронией отметил, что у него формируется не обычная стрелковая рота, а разведывательное подразделение.

Пообедали на скорую руку. Дел было невпроворот: чистили оружие, приводили в порядок обмундирование, получали боеприпасы и сухой паёк на два дня. Много было возни с новым пополнением. Все структуры роты, по существу, создавались заново. Наспех формировались стрелковые отделения и пулемётные расчёты. И говорить о том, что за день можно было сбить людей в единый слаженный ротный организм, не приходилось. Грибов и взводные набегались, и накричались до хрипоты, пытаясь, за несколько оставшихся часов, создать из этой массы людей нечто, похожее на боевое подразделение. Теперь состояние командира роты было аналогичным тому, когда он впервые принял командование над необученными мальчишками. Правда, за эти дни они кое-чему научились, но это был только первый урок, который далеко не все, и не до конца усвоили. Вся надежда у него была на Миронова и Ершова, которого ещё толком не узнал, но, интуитивно, поверил в его способности выполнить задачу и сохранить людей.

В шесть вечера рота выстроилась на обочине дороги, готовая к движению. Командиры (в который раз!) придирчиво проверили людей и снаряжение. Чернуха не поленился осмотреть каждого, стараясь своевременно устранить все проблемы с обувью и одеждой – в бою и потёртости на ногах могут оказаться причиной гибели солдата. Подразделения батальона, которому рота Грибова придавалась для усиления, проходя мимо, поднимали тучи желтоватой пыли, гремели железом, обволакивая строй грибовской роты тошнотворными запахами свежей сапожной смазки, махры, конского и человеческого пота. И вся эта масса людей и повозок двигалась в одном направлении - на Костомуксу.