От автора.

Мы, родившиеся во второй половине сороковых, вобрали в себя то, что пришлось, вопреки желаниям наших матерей и отцов, пережить им в годы Великой войны. Вся кровь, страдания и ужас, который достался им и их погибшим товарищам за неполные четыре года, передался нам уже на генетическом уровне. И вот мы, мальчишки и девчонки этого послевоенного поколения, сердцем своим живём в тех сводных батальонах победивших фронтов, торжественно и гордо пронесших овеянные славой знамёна перед стенами древнего Кремля в незабываемом сорок пятом. И в жилах наших течёт кипучая кровь железных солдат Сталинграда и Ленинграда, Курской дуги и защитников Советского Заполярья. И через всю свою несознательную и сознательную жизнь мы пронесли эстафету их генов, считая себя полноценными участниками той страшной и кровопролитной войны. И эта связь с ними, как связь времён, вечна и закономерна. Как закономерно то, что именно Советский народ избавил не только свою Родину, но и весь мир от господства нацистских варваров, вскормленных цивилизованной Европой и кичливой Америкой, и, как всегда, явил всем народам образцы истинного рыцарства, бескорыстного мужества, самопожертвования, стойкости и героизма. Да, мы потеряли свою Советскую Родину, вскормившую, воспитавшую и защитившую нас, за честь, жить и трудиться в которой полегли миллионы. И мы не можем снять с себя вины за происшедшее перед всеми, кто жил до нас и берёг Державу. Но я бесконечно уверен, что наш обманутый народ восстановит Высшую Справедливость и вернёт Великую Родину своим потомкам! Вернёт обязательно!

Памяти бойцов и командиров 126 стрелкового полка 71 особой стрелковой дивизии Карельского фронта, погибшим и живым, посвящается.

1 Сентября 2004 года. Карелия. Глава первая гимолы.

Педантично размеренные очереди то ли «МГ», то ли "Лахти", страхом и болью отдавались в Мишкиной голове, пока он, сломя голову, летел через картофельные огороды небольшого лесного посёлка Гимолы. Чертыхаясь и кляня себя за чрезмерную самоуверенность, когда, поверив в искренне добрую тишину деревенского утра, неосторожно вышел из избы, где некоторое время наблюдал за обстановкой. А когда убедился, что в посёлке нет ни оставшихся жителей, ни (за чем, собственно, Мишка и был направлен) финских егерей, вышел, и внезапно столкнулся с финским солдатом. Рослый белобрысый чухонец как из земли вырос перед ним, вывернувшись из-за угла с охапкой грубо порубленных огородных жердей в одной руке и тяжёлым ранцем – в другой. На его поясном ремне висел длиннющий тесак, и другого оружия Мишка не заметил. Удивились нежданной встрече, естественно, оба. У финна отнялись ноги и, видимо, язык, так как он, побелев, стал как-то странно шевелить губами, не издавая при этом никаких звуков. Сообразив, что дальнейшее созерцание друг друга бесперспективно ввиду отсутствия у того и другого серьёзного оружия (Мишка-то свой «ненаглядный», девятикилограммовый «дегтярёв» передал второму номеру), оба поступили так, как подсказывал им инстинкт. Финн выронил всё, что было в руках, и, оба, не думая о чести и достоинстве противоборствующих армий, помчались в разные стороны, будто ошпаренные. Мишке до ельника, где залёг родной взвод, было метров двести, но всё через огороды с высокой картофельной ботвой, разделёнными один от другого добротными карельскими изгородями. Но чрезмерного страха у него не было. Всё казалось какой-то удивительной игрой в войну, какой он совсем недавно забавлялся со сверстниками. Первые два-три огорода Мишка пролетел как на стометровке в Медвежьегорске год назад, где очень прилично выступил с командой из родных Падан, но затем ему не повезло - в междурядье валялся старый чугунок. Внезапное падение, и столь неожиданное, повлияло на настроение спринтера больше, чем встреча с финским солдатом. Пришло осознание потери драгоценных секунд, и возможности, в связи с чугунным инцидентом, продолжить, только что начатую, правда, не слишком удачно, боевую карьеру. До Мишки основательно дошло, что он влип в пренеприятнейшую историю. Особенно теперь, когда слух донёс до незадачливого разведчика уверенно-басовитый перестук второго пулемёта, и, как дополнение, в размеренную мелодию двух "швейных машинок" стали вкрапляться самостоятельно-гулкие выстрелы винтовок егерей.

Настроения это новое открытие ему не добавило, но заставило пошевелить мозгами: не стоит мчаться очертя голову под пулемётные очереди, последняя из которых только что разнесла в щепки крепкую толстую жердь. И точно перед самым Мишкиным носом. Такой убедительный аргумент кого угодно заставит соображать быстрее, и даже бесконечно самоуверенного юнца, которому на момент встречи с противником было неполных восемнадцать.

Сообразив, что пулемётчик лупит по линии возможного движения упавшего, надеясь таким образом зацепить скачущего козлом противника, Мишка, используя высокую ботву, падая, и больно обдирая локти о засохшую землю, продрался на карачках ещё через пару огородов и пяток изгородей, значительно приняв в сторону.

Пулемёты поливали всё так же настойчиво, но очереди валили ботву и крошили жерди метров сорок правее, там, где должен бы «проявиться» исчезнувший Мишка, и точно в направлении затаившегося взвода. Но взвод упорно молчал. Категорический приказ сурового командира 126 стрелкового полка майора Валли не обнаруживать себя и не вступать в бой без веских причин исполнялся неукоснительно. Да и что бы смогли противопоставить два десятка мальчишек бывшего истребительного батальона из Медвежьегорского района недурно обученным финским егерям, превосходящих их многократно по численности и вооружению. Поэтому задача была чётко сформулирована: зафиксировать наличие противника в посёлке, примерную численность, вооружение и, по возможности, ближайшие намерения финнов. И исчезнуть.

Настойчивость же финских пулемётных расчётов, упрямо бивших всё в том же направлении, подарила Мишке надежду на благополучный исход незапланированного кросса. Улучив момент, когда один из пулемётов вдруг замолк (если судить по интенсивности стрельбы, то расчёт менял ленту), и стали отчетливо слышны голоса потревоженных финнов, Мишка вскочил и, оставив на заборе не самую важную часть казённых галифе, промчался последние полсотни метров до заросшей кучи камней. А за ней и спасительный ельник, и залёгший взвод. Товарищи без особого восторга встретили вернувшегося Мишку – их больше занимали финны, которые явно что-то затевали. И, видимо: если судить по суматохе в центре посёлка, придавали этому событию гораздо большее значение. А на такое внимание со стороны финнов комвзвода Миронов ну никак не рассчитывал. Угроза для его необстрелянной молодёжи определённо становилась всё более реальной. А посему взгляд, которым взводный молча одарил неудачливого разведчика, обещал ба-альшие неприятности для виновника «торжества» в самом ближайшем будущем.

- Забирай своего "дегтяря", - и в цепь, – нервно покусывая травинку, сухо бросил взводный и тут же отвернулся, продолжая наблюдать за противником.

А финские ребята всерьёз озаботились гостем - от дальних изб отделилась группа солдат человек шесть или семь, с ранцами за плечами и, кое-кто, и с автоматами «суоми». Один высоченный финн тащил ручной немецкий пулемёт с круглым дырчатым кожухом – «МГ-34».

- Дело дрянь! – пробурчал Миронов.

Уж ему-то сразу стало понятно, что в группу поиска противник включил не простых солдат, а специально подготовленных егерей. С такими «спецами» он сталкивался с первых дней войны на рубежах приграничной Куолисмаа, где его рота сдерживала первые, наиболее ожесточённыё наскоки врага. Опыт зимней войны 39-40 годов тоже подсказывал бывшему пограничнику об особо серьёзной опасности от этой, на первый взгляд, незначительной поисковой группы противника. Особенно учитывая то, что его взвод из двух десятков солдат не имел в своём составе прилично обстрелянных бойцов. Точнее, их не было совсем, если не считать его самого. Но ему- то нужно было спасать людей и полученное задание не собственными руками с пулемётом, а командовать, и принимать единственно правильное решение в сложившейся ситуации. Свой героизм и готовность принести в жертву самого себя требовалось оставить на крайний случай, а сейчас привычное для него боевое столкновение будет гарантированно последним для его взвода. И провал задания может привести к тяжелым последствиям для полка, с трудом сдерживающего настырного врага почти у самого Поросозеро. Да и естественная осторожность свежеиспечённого взводного, только недавно поставленного на взвод, не позволяло ему разрешить взять верх над собой страстному желанию забыть о том, что он командир, и ударить залпом по этой группе. Ну, пошлют других, более многочисленных, и тогда шансов добраться до полка не будет вовсе.

- Командиры отделений ко мне! Уходим тихо, – коротко бросил Миронов. Развернуться в цепь и двигаться в пределах видимости соседей строго на юго-восток. Через километр-полтора собираемся и идём группой. Двигаться максимально быстро, чаще врассыпную и не оставлять следов. И ещё раз напоминаю для особо непонятливых: не ломать веток и не набивать «лаптями» тропу, - авось они нас и потеряют, хотя я и сомневаюсь в этом. Ясно, что нашу численность, если наткнутся на наш бивак, они определят точно по числу «лёжек», но я рассчитываю: егеря всё же посчитают ниже своего достоинства возвращаться за подкреплением ради каких- то двадцати «рюсся». Ну, а рации у них я не заметил. Это, пожалуй, единственный подарок для нас со стороны финнов. А там - посмотрим. Если кто отстанет, то сбор у северной оконечности озера Суръярви – это место всем знакомо по ночному привалу. Ждём четыре часа, в крайнем случае, пять. Да, ещё: переправа через реку Болу там же, где перебирались по пути сюда. Всё. Разбежались.

«Комоды», вдвое согнувшись, как под обстрелом, двинулись к своим подопечным. Взвод легко, как будто и не было бессонной ночи, и тяжёлого перехода, дружно поднялся и бегом скрылся среди молодых елей. Финны были ещё метрах в двухстах от ельника, но не торопились, и, собравшись, горячо обсуждали какую-то проблему. Но, вскоре, прекратили перепалку, и через пару минут вышли к месту, где только что скрывались красноармейцы. Установить численность русских, находившихся здесь, как и предположил Миронов, было для них делом нетрудным, и это открытие несколько удивило и смутило егерей, но не настолько, чтобы тотчас же отказаться от преследования. Старший группы, немолодой уже фельдфебель, не стал кривить душой перед своими соплеменниками и сразу предложил: вернуться и доложить начальству, что русских здесь гораздо больше, чем один, или, всё же, попытаться пройти по их следу. Тем более что все солдаты в его группе порох нюхали уже не первый день. Да и что скажут их товарищи, когда они вернутся за подкреплением? Поехидничают, как минимум. А ротный командир, как обычно, не преминет ввернуть любимую фразу о том, что сынам Суоми негоже страшиться «рюсся», которые и воевать-то толком не умеют.

- Умеют. И весьма, надо сказать, недурно, – отметил про себя фельдфебель.

С начала этой войны он потерял уже многих своих знакомых, друзей, с которыми начинал от самой границы. И всего-то прошло чуть более месяца, а два лучших друга-сослуживца уже отправились в родные места на вечный покой. Он тяжело вздохнул, оглядел своих бравых ребят, и решился:

- Не очень-то удобно возвращаться с охоты в свой дом без добычи. И ещё: женщины Суоми не любят трусов.

И, больше не оборачиваясь, молча углубился в лес. Егеря, как серые призраки, исчезли вслед за командиром.

…Через двадцать-двадцать пять минут интенсивного движения в выбранном направлении Миронов дал знак ближайшим красноармейцам остановиться и передать в цепь приказ собраться. Он прекрасно понимал, что предпринятая им уловка не является чем-то оригинальным, и хорошо известна преследующим их финнам, но, тем не менее, давала, как он убеждался и ранее, небольшой выигрыш во времени. А в его положении и минуты не были лишними. До расположения полка оставалось почти сорок километров нехоженой карельской тайги, и только отдельные участки можно было преодолевать по заброшенным тропам и просекам. Так что пренебрегать даже таким незначительным преимуществом комвзвода не стал.

Сказывался его прежний, и совсем недавний, опыт разведывательного поиска при двухнедельной обороне полка у хуторов Лиусваары. Та разведка в тылу у финнов чуть не закончилась гибелью всей группы из четырёх человек. Измотанные двухсуточным бдением у дороги Куолисмаа - Мегри-Ярви, голодные, в кровь искусанные гнусом и мошкой, не дождавшись удобного языка (по дороге всё дневное время интенсивно передвигались довольно крупные пехотные подразделения), разведчики решили вернуться через линию фронта несолоно хлебавши. Но, частично, и по самой дороге, в прорехах между колоннами финнов. И это было грубейшей ошибкой смертельно уставших людей.

Убедившись, что ночью дорога практически не используется, группа решила «срубить» пару километров дорогой и только затем углубиться в лес. Но уже через триста-четыреста метров разведчики внезапно напоролись на палатки отдыхавшей маршевой роты финнов. Миронов и до сих пор не может понять, как, находясь в такой близости от расположения противника, они не слышали из своей засады никаких звуков, предполагающих такое близкое и опасное соседство. Возможно, здесь сыграл свою роль рельеф местности, когда охотник и дичь могут находиться в паре десятков метров друг от друга, и не знать об этом. Одним словом, окрик «Tunnussana?» мигом привёл всех из состояния благодушия и полудрёмы в полное сознание. Не сговариваясь, разведка врезала из всех «суоми» на голос (благо, что у группы были уже эти трофейные «игрушки», такие редкие и желанные по тому времени), и, не разбирая дороги, бросилась назад и вправо: в самую чащу. Слыша за спиной суматоху и стрельбу, бойцы старались держаться вместе. Отстать ночью – считай, пропал. На их счастье ночь пришла ясная, звёздная. Без труда сориентировались и максимально быстро (стычка с финнами добавила бойцам энергии) двинулись к переднему краю, до которого напрямую не менее десятка километров, но теперь уже не ровной дороги, по которой они только что мечтательно топали прямо к ротной кухне. Знали наверняка: будет погоня со всех сторон. У финнов рации, – жди встречи с ними и впереди, на пути к старшине – отцу-кормильцу своих незадачливых детей. И сейчас основная задача для четвёрки: оторваться как можно дальше от потревоженных финнов.

Остановились на пару минут отдышаться, принять решение: как, и куда. Благо местность знакомая, и раньше здесь бывали по «случаю». Поэтому, после быстрого минирования тропы, решили свернуть на север, пересечь дорогу, которую только что оставили. Но восточнее потревоженных финских палаток, и, передвигаясь вдоль обороны финнов, постараться отлежаться до следующей ночи. В данной ситуации переходить линию фронта после учинённой стрельбы было делом весьма и весьма неперспективным. Не сговариваясь, сунули пяток противопехотных мин в мох по своим следам, гранату-растяжку, и, торопливо рассыпавшись в стороны, пошли к дороге.

Но не успели пройти и сотни метров, как сзади раздался взрыв, крики боли, и ругань преследователей, напоровшихся на только что поставленные мины.

- Шустрые, чёрт их дери, - выругался обычно вежливый и немногословный старший группы старший сержант Евсеев.

- Сева, может, врежем из автоматов, пока чухна там бинты мотает на мягкие места? – вполголоса прошепелявил Савельев, самый молодой, но уже изрядно хлебнувший солдатской каши вместе с парой лёгких ранений в подобных прогулках. – Они явно добавки просят!

- Я те врежу, - твёрдо пресёк поползновения Савельева сержант. Их там полбатальона, небось, на подходе, а мы еле ноги носим от недокорма и недосыпа. Ишь, петушок! Твоё желание получить медальку по глупости молодых лет, которую могут и не дать, ввиду провала задания, может быть последним в твоей героической жизни. И нас за собой потянешь. Забудь! Всё, хватит идей. Пошли-ка.

Савельев виновато вздохнул, но как всякий самолюбивый молодой человек, не желающий сразу признавать своих ошибок, поворчал себе под нос, что он-де сомневается, что финнов там полдивизии. Да ещё скажи, мол, с танками и корпусной артиллерией. И что можно было бы окончательно отбить у них охоту преследовать разведчика Савельева, представленного на днях, что совсем немаловажно, к медали «За отвагу». На что Евсеев только хмыкнул, зная неуживчивый характер своего товарища.

Через десяток минут группа вновь подошла к знакомой дороге, осмотрелась, и, не обнаружив противника, рывком проскочила опасный участок, растворившись в придорожных кустах