Война, которая изменила страну:

к стопятидесятилетию Гражданской войны в США

(Илья Гирин) 

Автор выражает искреннюю благодарность

 Е.М. Майбурду,

 предложившему идею настоящей статьи, и

Б.М. Тененбауму

за ценные советы при ее написании

 

 

В этой войне США потеряли больше людей, чем во всех войнах, которая вела страна, включая две мировые. Эта война оставила неизгладимые шрамы в памяти миллионов американцев. Эта война изменила историю не только США, но и всего мира. Это была Гражданская война в США.

Как и подобает такому эпохальному событию, война эта не могла не стать как объектом внимания приверженцев «классового подхода к истории», так и полем деятельности т.н. «альтернативных историков», особенно по части причин и предыстории войны. Первые все свели к освобождению рабов, вторые (здесь особо отличился Александр Бушков [1]) рассматривают войну как колониальную агрессию «жадного и коррумпированного» Севера против «белого и пушистого» Юга. В действительности же все было куда сложнее и трагичнее, причин этой войны было много, и все вместе, переплетясь в клубок, они сделали ее самой жестокой и кровопролитной в истории США.

***

Войну за независимость американских колоний часто называют и считают буржуазной революцией, что верно лишь отчасти. Буржуазной революцией она была только для Севера, для Юга же она мало, чем отличалась от войн за независимость латиноамериканских колоний Испании и Португалии, где она свелась к борьбе за власть местных («креольских») латифундистов. В результате появилось государство, состоящее из двух частей: буржуазного, быстро развивающегося Севера и по сути феодального, отсталого Юга. Обе эти части были объединены одним языком, одной религией, одним общим врагом – британской метрополией, но разделены различными экономическими, социальными, психологическими и культурными интересами. Эти различия, на наш взгляд, и стали главными причинами Гражданской войны. 

Экономика

В результате победившей буржуазной революции Север переживал мощный экономический подъем: там развивались промышленность и фермерское сельское хозяйство, строились железные дороги и каналы. Естественно, что развивающаяся промышленность Севера нуждалась в защите от более дешевых импортных товаров, защите, которую могли дать только протекционистские тарифы. Экономика Юга, в свою очередь, базировалась на монокультуре хлопка, экспорт которого давал практически все поступления. Власть «Его Величества Хлопка» привела к стагнации всех других отраслей, сколь-нибудь значительной промышленности на Юге, по сути, не было, все товары приходилось или завозить с Севера, или импортировать, поэтому южане выступали за «свободную торговлю», против любых тарифов. «Тарифный конфликт» длился достаточно долго. Уже в 1828 году возник т.н. «нуллификационный кризис», когда Южная Каролина решила аннулировать протекционистские тарифы на своей территории и угрожала сецессией, т.е. выходом из состава США. Тогдашний президент страны Эндрю Джексон заявил, что «Южная Каролина находится на грани мятежа и предательства», что «сказать, что любой штат может по собственной воле выйти из Союза, значит сказать, что Соединенные Штаты не являются государством», и что он не остановится перед применением военной силы для «приведения Южной Каролины в чувство». Конфликт был тогда улажен, но затем к проблеме тарифов добавился вопрос о том, быть ли рабству на новых территориях, которые США приобретали на Западе. Север не хотел этого по целому ряду причин. Фермеры боялись, что плантаторские хозяйства, основанные на рабовладении, на этих территориях приведут к превращению их в «белых бедняков» - конкурировать с латифундистами, использующими, по сути дармовой рабский труд, фермеры не смогли бы. Промышленная и финансовая буржуазия Севера, в свою очередь, нуждалась в фермерском, а не в плантаторском ведении хозяйства, т.к. именно оно в большой мере способствовало усилению их деловой активности и расширению экономической деятельности. В пятидесятые годы ХIХ века эти усиливающиеся день ото дня экономические противоречия не могли не привести к очередной, более серьезной, конфронтации, которая усугубилась другими причинами. 

Социальные и психологические причины войны

Север и Юг не просто отличались сложившимся укладом жизни - у этого явления были глубокие корни, и связаны они были с методом колонизации. На Севере начало положили колонии пуритан в Новой Англии - фермерские хозяйства, которые понемногу перешли к другим промыслам, потому что земля не могла прокормить их в достаточной мере. На Юге же фермерские хозяйства создавались английскими дворянами на основе плантационного опыта. Дворяне, как и их латиноамериканские «коллеги», имитировали жизнь метрополии и, как они же, боролись за независимость только ради того, чтобы получить власть, которая должна был принадлежать им «по праву». Именно поэтому на Юге бал правила плантаторская аристократия, подражавшая своим европейским коллегам в стремлении прожигать жизнь и не заниматься никакой «неджентльменской работой», и именно ей, северянами презрительно называемой «бурбонами», подобно латиноамериканским латифундистам и принадлежала власть на Юге.

Всего этого не было на Севере, где в результате буржуазной революции существовала колоссальная социальная мобильность. Выходцы из низов и нищие иммигранты, фермеры и клерки могли стать и становились мультимиллионерами и политическими деятелями, если имели способности, волю и талант. В этих условиях распространение рабовладения на новые территории вызывало серьезнейшие подозрения у северян, которые справедливо боялись, что «бурбоны» получат власть в федеральном масштабе, и тогда о социальной мобильности на федеральном уровне придется забыть. Это привело к жесточайшим конфликтам в 1850-х годах по поводу приема в Союз новых штатов, конфликтам, в которых уже начала литься кровь. Но и это было не все. Для того, чтобы превратиться в жестокий братоубийственный конфликт, нужно было еще что-то, и этим «чем-то» стали психологические факторы.

Одним из главных факторов, который замалчивался в силу асексуальности и русской и, тем более, советской, культуры и в силу ханжески-пуританской американской – был фактор сексуальный. Северяне считали, что рабство дает возможность рабовладельцам иметь неограниченный секс с рабынями, что нарушает Божью Заповедь: «Не прелюбодействуй!». Коли так, то рабство ведет к «моральному разложению» и, следовательно, противоречит Божьей Воле. Был и еще один нюанс в психологии северян – расизм, причем расизм, в корне отличающийся, увы, в худшую сторону, от расизма южан. Помните «Хижину дяди Тома»? «Путешествуя по Северу, я заметил, насколько сильны там все эти предрассудки [расовые - ИГ] ... Вы, относитесь к неграм так, будто перед вами жаба или змея. Ну скажите, прав я или нет?», - обращается Сен-Клер к своей кузине северянке Офелии, после того, как он пришла в ужас, увидев, как маленькая Ева «вспорхнула Тому на колени» [2]. Вот этот расизм, столь характерный для «простых людей»: приятно осознавать, что есть кто-то, кто ниже и хуже тебя, - заставлял северян бороться против рабства, ибо оно де-факто ставило «этих обезьян» на уровень «людей»! В самом деле, негритянки кормили грудью белых хозяйских детей: «леди грудью не кормят», - варили, играли с детьми, чего греха таить - спали с белыми мужчинами, дяди Томы были наперсниками белых мальчишек, - словом, как это ни парадоксально звучит, рабство по-своему нивелировало расизм, точнее, придавало ему «человеческое лицо». Возможно, поэтому Жоржи Амаду в своей автобиографической книге «Каботажное плавание» писал о том, что «бразильский расизм не такой отвратительный, как североамериканский» [3] (рабство в Бразилии существовало на всей территории этой огромной страны и было отменено в лишь 1888 году).

В свою очередь, южане пытались оправдать существование «специфического института» (peculiarinstitution), как они называли рабство, оно куда человечнее, чем наёмное рабство (wage slavery) Севера, тем, что рабы на Юге живут не хуже, а лучше, чем наёмные рабочие Севера, что разглагольствования о нарушении Заповеди: «Не прелюбодействуй!» - вызваны обычной мужской завистью и т.п. И, хотя доля истины в этом была, принимать это за чистую монету, как это сделал Бушков, никаких оснований нет. При всем том, что негры-рабы как имущество представляли основную ценность, т.е. к ним надо было относиться так, как хороший хозяин относится к скотине, они, в отличие от рабочих Севера, ни в малейшей степени не зависели от себя. Сегодня дядя Том был как бы членом семьи гуманного Сен-Клера, а завтра его насмерть забил садист Легри. Более того, за исключением небольшой прослойки рабовладельцев, которая не жила за счет плантационного хозяйства: врачей, юристов, брокеров, арматоров и им подобных, - и потому использовала рабов только и исключительно как прислугу, все остальные рабовладельцы жили за счет доходов от продукции своих латифундий: хлопка, табака, риса, сахарного тростника. Иными словами, самый гуманный рабовладелец, если он, конечно, в здравом уме, не мог не использовать любые средства, чтобы заставить своих рабов трудиться так, чтобы его хозяйство как минимум не было убыточным. И, не взирая на то, что написали и напишут бушковы со товарищи, рабы в основной своей массе не хотели быть рабами, что подтверждает имманентная боязнь восстания, довлевшая над умами южан. Помните, как в самом начале весьма про-южной книги «Унесенные ветром» негр Джимс говорит своим хозяевам: «Пущай меня заберет патруль»?! [4] Вот эти самые патрули были созданы для того, чтобы контролировать действия негров, для которых, по сути, был введен комендантский час, и предотвратить малейшие проявления недовольства. Спрашивается, если рабам было так хорошо, то почему им надо было восставать, даже при условии, что «эти проклятые янки подстрекают наших черномазых»? Ответа на это бушковы не дали, не дают и дать не смогут... Как бы там ни было, но к концу 1850-х социально-психологические факторы привели ситуацию к такому состоянию, когда любое, пусть самое незначительное событие, могло вызвать конфликт, и за событиями дело не стало.