Глава 6 оркестровка группы.

Вильям Дженнингс Брайент однажды сказал, что два беседующих человека в действительности составляют четырех разговаривающих людей. Нужно учитывать то, что человек говорит: то, что хочет сказать; то, что слышит, и то, как он это воспринимает. Умножьте четверых на 10 или больше, и умножьте также на результат всех перестановок и сочетаний людей, разговаривающих в парах и триадах, а также в еще больших группах. И получится столько комбинаций, что даже великий индийский математик Романьен, специалист по таким комбинациям, мог бы всю жизнь посвятить подсчету взаимодействий в одной единственной группе, реальных и воображаемых, и не смог бы выполнить эту задачу.

Поэтому совсем неудивительно, что любой групповой терапевт, даже опытный, может запутаться, изучая то, что происходит в своей группе. Как же мы должны хотя бы начать исследование такого сложного явления, как групповая динамика?

Нам следует начинать с наблюдения за группой, определяя, что она собой представляет, какой она должна быть. Не определив, чего мы ждем от группы, мы запутаемся.

Прежде всего, мы наблюдаем за двумя главными феноменами:

1. Как члены группы выражают впервые возникшие чувства друг к другу.

2. Как они строят свои эмоциональные отношения.

Это может показаться слишком простым, противоречащим традиционным целям групповой терапии? В каком-то смысле да, вначале. Но эти критерии охватывают цели групповых терапевтов самых разных школ и направлений. Они включают в себе требования групповой терапии в целом, независимо от того, является ли терапевт последователем Фрейда, Адлера, Роджерса, приверженцем транзактного или экзистенцианального анализа.

Вполне возможно считать, что мы находимся в ситуации триады — вместе с членом группы, у которого возникают затруднения при общении с другими членами группы (или он создает их для членов группы) и с ним же, имеющим личные проблемы.

Например, женщина на этой неделе собирается оставить мужа, так как она обнаружила, что у него до их свадьбы были увлечения. Однако в группе, вместо того, чтобы сказать об этом, она постоянно задает вопросы, касающиеся взаимоотношений с другими членами группы, как будто только они и существуют в ее жизни.

В такой ситуации необходимо немедленно принять решение. Нужно ли обратить особое внимание на ее семейный кризис? Или нужно просто позволить развиваться ее взаимоотношениям с другими членами группы так, как они и развиваются, считая, что если она справится с проблемами, возникающими в общении с членами группы, то сделает это и в своей личной жизни?

Выбрать первое, значит настаивать на том, чтобы она рассказывала о своей семейной жизни, остановив при этом поток взаимодействий в группе. Выбрать второе, позволить ей даже не упоминать о своем браке и повседневной жизни, значит лишить ее мнений других, которые могли бы помочь ей. Решение должен, конечно, принимать сам терапевт.

В других случаях люди пытаются препятствовать рассказам членов группы о проблемах своей повседневной жизни. Если они делают это, рассказывают о своих проблемах еженедельно, мотивируя это потребностью в нашем внимании, тогда наша задача яснее. Рано или поздно — лучше рано — мы должны вмешаться, чтобы они поняли, что они делают, и как мешает их развитию захват всеобщего внимания под предлогом необходимости разрешения личных проблем.

В целом, проблемы повседневной жизни пациентов всегда отражаются в группе, и мы должны уметь разобраться и этих проблемах, понять, как они отражаются в группе и справиться с ними.

Но давайте вернемся к нашим двум главным параметрам наблюдения, раз мы уже решили, что именно ими нужно заняться. Независимо от нашего понимания личностной структуры и личностных изменений, мы сталкиваемся с потребностью своих пациентов обрести внутреннюю свободу и развить

способности создания полных и обогащенных взаимоотношений.

По фактически любому определению, застоявшаяся группа считается таковой, если члены группы не могут делать этого; симптомами такой группы являются засасывание пациентов в трясину одних и тех же чувств и невозможность для членов группы идти новыми тропинками навстречу друг другу.

Когда общение происходит успешно, и люди раскрывают друг другу свои чувства, нам необходимо знать об этом главным образом для того, чтобы удостовериться в их успехе, но не для того, чтобы вмешиваться в их общение. Нас интересуют, прежде всего, те случаи, когда этого не происходит,— то есть, когда в группе начинаются застойные, по нашим критериям, явления.

Их признаки следующие. Члены группы не рассказывают о наиболее важных событиях своей жизни: они пренебрежительно или безразлично обращаются друг с другом; они могут пропускать занятия без всяких объяснений; они забывают имена друг друга, небрежно одеваются; они повторяются в таких мелочах, как в выборе одного и того же кресла. Одно занятие похоже на другое в том, что говорится и как говорится. Мы можем почти наверняка быть уверенными, что члены группы так же повторяются в своей повседневной жизни, как и в нашем присутствии.

Иначе говоря, мы можем задавать очень много вопросов. Но, в идеальном случае, если бы кто-нибудь мог узнать о наших намерениях, он бы обнаружил, что мы задаем каждый из вопросов для того, чтобы способствовать раскрепощению новых эмоций и дать пациентам возможность общаться по-иному.

Возможно, первое, что приходит в голову неопытному групповому терапевту, особенно из числа преуспевающих в индивидуальной терапии, это вопрос к члену группы, касающийся его чувств в настоящий момент.

1. «Джон, почему ты так молчалив?»

2. «Эдвард, что ты думаешь об этом, что сейчас происходит в твоей жизни?»

3. «Эми, но твоим словам, ты слишком критикуешь себя, когда это происходит?»

Эти вопросы, полезные, или, может быть, даже необходимые в процессе индивидуальной терапии, приносят вред, если их задают в группе. Даже если повезет, и благодаря им мы сможем получить нужную информацию о ком-либо, то мы сделаем всего полдела. Хотя они позволяют получше узнать одного человека, они препятствуют развитию группы, как единого целого. Как правило, они не способствуют созданию новых эмоциональных отношений между членами группы, и, направляя лучи прожектора на одного из них, этими вопросами мы отвергаем группу.

Например, в то время как Джон отвечает па наш вопрос о своей чрезмерной молчаливости, остальные чувствуют себя ущемленными или реализуют свои интеллектуальные способности в решении проблем Джона или в угадывании того, что Джон собирается сказать.

В результате, спрашивая Джона о себе, мы или исключаем других, или, в лучшем случае, апеллируем к их потребности разгадывать кроссворды. Только если нам повезет, и среди членов группы появится кто-нибудь, кто идентифицирует себя с Джоном и отнесет этот вопрос и к себе, ценность этого вопроса увеличивается. Однако чаще такие вопросы изолируют членов группы, которым в этой ситуации лучше встретиться с терапевтом наедине, чтобы получить необходимое им внимание терапевта. В связи с этим вспоминается дискуссия о ролевой игре, которая, даже помогая одному или нескольким, делает это за счет других, которые становятся всего лишь наблюдателями,

Вопросы к любому пациенту о нем или ней самой очень мало помогают другим членам группы понять свои собственные особенности. Если у шести человек есть общие проблемы — например, это женщины, разочаровавшиеся в мужчинах, которых они избрали, или это мужчины, стремящиеся к интимности. То, помогая одному из них понять свои особенности правильно поставленным вопросом, мы можем полагаться только на их идентификацию с человеком, которому мы задаем вопрос, а они могут и не сделать этого.

Одна из причин — это то, что им может быть неприятно, видеть себя похожими на людей, к которым мы обращаемся. Другая причина — это то, что они просто могут не понимать сходства своих проблем с проблемами этого пациента. Когда мы спрашиваем Элис, почему она так беспощадно критична к себе, Джереми, который тоже не прощает себе свои недостатки, может не извлечь никакой пользы из ее ответа. Если спросить его, что он в связи с этим думает о себе, он, возможно, скажет: «Я не слишком критикую себя. Я только беспокоюсь, что со мной что-то не так, вот и все!»

Осложняет ситуацию и препятствует идентификации то, что, хотя эта проблема имеется и у других, они переживают ее по-разному. Они сопротивляются против того, чтобы отнестись к этой проблеме, как к собственной.

Например, две женщины испытывают неуверенность в себе и боятся осуждения. Одна из этих женщин не решается высказать свое мнение. Остальные говорят очень много, чтобы отдалить предполагаемые нападки. Если мы спросим молчаливую женщину, почему она редко говорит что-нибудь, остальные женщины не станут идентифицировать себя с ней. Если мы спросим слишком разговорчивую женщину, почему она болтает непрерывно, даже если она дает исчерпывающий ответ, робкая женщина, со своей стороны, почувствует, что совсем не похожа на нее.

Две женщины, действительно считающие себя слишком молчаливыми, останутся в стороне и не смогут помочь друг другу.

Опять-таки, если мы намеревались ограничить круг наших вопросов, спрашивая пациентов о них самих, лишая этим группу ее коллективной силы, мы поступили бы гораздо лучше, если бы встретились с пациентами наедине и уделили бы им пристальное внимание. Неудивительно, что терапевт, ограничивающий себя такими вопросами, вскоре почувствует растущую обеспокоенность членов группы. Появятся неожиданные вопросы: «Не кажется ли Вам, что лучше мне повидаться с Вамп с глазу на глаз?». Или, даже еще хуже, заявление «Кому это нужно?».

Вспомним Регги, который обращался с членами своей группы, как если бы он считал их отдельными индивидуальностями, которые случайно встретились в одной комнате. Этим он утрачивал свою силу, и вскоре обнаружил, что члены группы неохотно открываются ему. Те, кто хотел этого, предпочитали встретиться с ним наедине — тогда они смогли бы получить от него больше времени и внимания, и они были правы. Они действительно не получали пользу от групповой терапии.

Вместо того, чтобы спрашивать людей о них самих, нам следует, в идеальном случае, спрашивать их о других, понимая, что они говорят о себе, характеризуя других.

Задавая людям правильно поставленные вопросы о других, мы даем им возможность раскрыть себя. Более того, мы способствуем формированию новых взаимоотношений. Мы создаем «разговаривающее сообщество». Если даже мнение одного человека о другом неверно, или верно лишь частично, все же всегда возникает искра, которая пробегает между людьми, когда они общаются друг с другом.

И мы можем пойти дальше, задавая членам группы вопросы о нескольких людях и иногда о группе, как о целом.

Идеальные вопросы — те, которые, вовлекают в общение, как можно больше людей, как для поисков открытий, так и для уточнения того, что уже удалось выявить.