Новобранец женского батальона

В начале 1915 года русская Ставка Верховного Главнокомандования заявила о ежемесячной потребности по действующей армии в 150 миллионов патронов. Это существенно превышало производственные возможности отечественной оружейной промышленности, производившей в этот период в совокупности не более 90 миллионов патронов в месяц. Столь существенное расхождение в потребностях фронта и наличных поставках вызвало эмоциональную телеграмму начальника штаба Ставки, генерала Янушкевича военному министру Сухомлинову: «Из всех армий вопль — дайте патронов!». На 1 сентября 1915 года среднемесячный расход патронов в целом по действующей армии возрос до 156 млн штук, а с учетом потребности тыловых и учебных частей — не менее 200 млн штук. В октябре 1915 года генерал штаба Ставки М.А. Беляев был вынужден с грустью констатировать: «Общая потребность в винтовочных патронах исчисляется в месяц в 200 миллионов, однако в значительной мере не покрывается в данный момент производительностью патронных заводов, изготавливающих в месяц 100-115 млн патронов». Помимо этого хронический недостаток винтовочных патронов в войсках во многом стимулировался и крайне низким уровнем общеобразовательной и военной подготовки солдат новых воинских частей. Кадровая русская армия уже к концу 1914 года практически перестала существовать. Большей частью она была выбита в масштабных операциях первого периода войны, а частью просто растворилась в людском море призванных в строй лапотных крестьян, из которых в спешном порядке пытались сделать солдат. Генерал А.А. Маниковский в своем труде «Боевое снабжение Русской армии в 1914-1918 гг.» приводит ужасающие зарисовки отношения к винтовочному боезапасу, которое демонстрировали вчерашние крестьяне, насильно призванные на войну и совершенно не понимающие ее смысл. Маниковский пишет о «картине позорного распутства», когда сотни тысяч патронов бесцельно сваливались в сырые, наполненные водой траншеи позади окопов, а «из ящиков с патронами сооружались траверсы (вид защитного сооружения — РП) и даже окопные бруствера». Генерал указывает, что миллионы патронов просто оставались в поле при отступлении, поскольку русские солдаты ничуть не пытались обременять себя их вывозом. «Повсюду [с приходом нового призывного контингента] началось безумное мотовство оружейных патронов, — пишет генерал Маниковский. — На них не смотрели как на драгоценную часть боевого оружия, а как на какой-то ненужный и часто обременительный хлам, который поэтому можно и не очень беречь, а при случае, например, при отступлении, и прямо бросить». Далее А.А. Маниковский приводит пример, когда только в одну из инспекторских поездок генерал-инспектора артиллерии на фронт в прифронтовой полосе «на небольшом участке недавно оставленной позиции было найдено около 8 миллионов вполне исправных патронов».

Боеприпасы и винтовки, оставленные русскими войсками при отступлении из Черновице (Западная Украина)

Любопытно, что в инонациональных частях русской армии, например, в казацких формированиях или в «Дикой дивизии», составленной из представителей народов Кавказа, ежедневный расход патронов на одну строевую винтовку не превышал, даже в периоды крупных войсковых операций, 7-9 штук. В этих же самых условиях русские пехотные части, составленные на 95% из крестьян, расходовали на одну винтовку до 90 патронов в день, что невозможно объяснить ничем иным, как просто бессмысленной пальбой в воздух для создания эффекта боевой активности. Хроническое недофинансирование строительства патронных заводов в предвоенный период вынудило русское военное ведомство, как и в случае с производством винтовок, масштабно финансировать зарубежные оружейные фирмы. Так, в 1914-1915 гг. в США было заказано 2 млрд 250 млн патронов русского калибра 7,62-мм R, в Японии — 74 млн патроновкалибра 6,5 мм (к закупаемым винтовкам Арисака), во Франции — 455 млн штук к винтовкам Гра-Кропачек и Лебель. «Вопрос поистине кровавый» С первых же дней Великой войны в русской армии возникла крайне острая проблема дефицита артиллерийских снарядов. Бросая вызов Германии и Австро-Венгрии, «стратеги» русского военного ведомства отталкивались в расчетах о грядущих потребностях в артиллерийском боезапасе опять-таки от условий военных действий в горной и бездорожной местности в Маньчжурии. В итоге посчитали, что заготовленных 76-мм снарядов к основной полевой пушке русской армии из расчета по 1000 выстрелов на орудие хватит, по крайней мере, на год. Фронтовая реальность первых месяцев войны сразу же опрокинула все кабинетные расчеты. Только две крупные операции начального периода боевых действий — Галицийская и Восточно-Прусская — поглотили половину имевшихся на складах снарядов, причем особенно неблагоприятным было положение на «австрийском» Юго-Западном фронте. С 10 по 26 августа 1914 года, то есть всего за 16 дней, на Юго-Западном фронте было израсходовано по 350 выстрелов на каждое полевое орудие. Начальник штаба Ставки Верховного Главнокомандования, генерал Н.Н. Янушкевич уже через месяц после начала войны, 29 августа 1914 года послал военному министру В.А. Сухомлинову паническую телеграмму: «…Во избежание снарядного и патронного голода со всеми его последствиями верховный главнокомандующий [великий князь Николай Николаевич] требует полного напряжения деятельности к разрешению этой задачи государственной важности. <…> Безотлагательная помощь фронту необходима: без патронов и снарядов не может быть победы». Снижение огневой мощи полевой армейской артиллерии немедленно вызвало повышенные потери в пехоте. «С уменьшением числа стреляющих орудий и патронов к винтовкам стало выбывать из строя в пехоте на 50-60% больше, — сообщал Янушкевич военному министру 22 ноября 1914 г., — вопрос о нехватке снарядов и ружей в армии поистине кровавый». Помимо этих главных составляющих боезапаса, самым пагубным образом сказывалась на боевой эффективности русских солдат чудовищная нехватка грузовых автомобилей, пулеметов, средств связи, инженерного имущества, индивидуальных средств защиты. Выяснилось, наконец, что русская армия испытывает де-факто самый пагубный дефицит буквально во всем.