Катулл – «изобретатель чувства» (м. Л. Гаспаров).

Прочитайте разделы учебников, посвященные становлению литературной поэзии в Древнем Риме, статьи М. Л. Гаспарова «Поэт и поэзия в римской культуре» и «Катулл, изобретатель чувства». Уточните свои представления об истории Рима I века до н.э. Ответьте на вопросы: почему Рим ощущал необходимость освоения греческой традиции? Кто такие неотерики? Как изменилась, по сравнению с греческой классикой, роль мифологии в поэзии Катулла? Прокомментируйте стихотворение Катулла, обратите внимание на то, что у римлян воробей считался птицей Венеры. Объясните, что имел в виду М. Л. Гаспаров, называя Катулла «изобретателем чувства».

Плачь­те, о Купидо­ны и Вене­ры, Все на све­те изыс­кан­ные люди! Птен­чик умер моей подру­ги милой, Птен­чик, радость моей подру­ги милой,

Тот, что соб­ст­вен­ных глаз ей был доро­же. Был он меда неж­ней, свою хозяй­ку Знал, как девуш­ка мать род­ную зна­ет. Нико­гда не сле­тал с ее он лона, Но, туда и сюда по ней пор­хая,

Лишь одной гос­по­же сво­ей чири­кал. А теперь он идет доро­гой тем­ной, По кото­рой никто не воз­вра­щал­ся. Будь же про­клят, о мрак про­кля­тый Орка, Погло­щаю­щий все, что серд­цу мило, —

Ты воро­буш­ка мило­го похи­тил!… О сле­пая судь­ба! О бед­ный птен­чик! Ты вино­вен, что у моей подру­ги Покрас­не­ли от слез и вспух­ли глаз­ки!

Перевод Сергея Шервинского

Античная сатира как жанр. Сатиры и послания Горация: особенности стиля и композиции.

Слово «сатира» имеет разные значения. Сформулируйте, какие произведения обычно называют сейчас «сатирическими». В какой мере можно применить определение «сатирический» к стихотворению Горация (Сатиры, II, VI; перевод Михаила Дмитриева):

Вот в чем желания были мои: необширное поле, Садик, от дома вблизи непрерывно текущий источник, К этому лес небольшой! И лучше и больше послали Боги бессмертные мне; не тревожу их просьбою боле, Кроме того, чтобы эти дары мне оставил Меркурий. Если достаток мой я не умножил постыдной корыстью; Если его не умалил небрежностью иль беспорядком; Если я дерзкой мольбы не взношу к небесам, как другие: «О, хоть бы этот еще уголок мне прибавить к владенью! Хоть бы мне урну найти с серебром, как наемник, который, Взыскан Алкидом, купил и себе обрабатывать начал Поле, которое прежде он сам пахал на другого»; Если доволен я тем, что имею, — прошу, о Меркурий: Будь покровителем мне, пусть толще становится скот мой, Как и иное добро, а тонким лишь ум остается! Скрывшись от шумного города в горы мои, как в твердыню, Чуждый забот честолюбья, от ветров осенних укрытый, Страшную жатву всегда приносящих тебе, Либитина, Что мне воспеть в сатирах моих, с моей скромною Музой? Раннего утра отец! Или (если приятней другое Имя тебе), о бог Янус, которым все человеки Жизни труды начинают, как боги им повелели! Будь ты началом и этих стихов! Не ты ль меня в Риме Гонишь с постели: «Вставай! Торопись поручиться за друга!» Северный ветер ли землю грызет, зима ль выгоняет Солнце сквозь снег на низкое небо, — нет нужды, иду я Голосом ясным ручательство дать, — себе в разоренье! —  Чтобы потом, продираясь назад чрез толпу, вдруг услышать Голос обидный: «Куда ты несешься? Чего тебе надо? Или затем лишь толкаешься ты как шальной с кем попало Чтобы скорее опять прибежать к твоему Меценату?» Этот упрек, признаюся, мне сладок, как мед! Но лишь только До Эсквилинской дойдешь высоты, как вспомнишь, что сотня Дел на плечах. Там Росций просил побывать у Колодца Завтра поутру; а тут есть общее новое дело —  Скрибы велели напомнить: «Квинт, не забудь, приходи же!» Тут кто-нибудь подойдет: «Постарайся, чтоб к этой бумаге Твой Меценат печать приложил». Говорю: «Постараюсь?» Слышу в ответ: «Тебе не откажет! Захочешь — так сможешь!» Да! Скоро будет осьмой уже год, как я к Меценату. Стал приближен, как я стал в его доме своим человеком. Близость же эта вся в том, что однажды с собою в коляске Брал он в дорогу меня, а доверенность — в самых безделках! Спросит: «Который час дня?», иль: «Какой гладиатор искусней?» Или заметит, что холодно утро и надо беречься; Или другое, что можно доверить и всякому уху! Но невзирая на это, завистников больше и больше С часу на час у меня. Покажусь с Меценатом в театре Или на Марсовом поле, — все в голос: «Любимец Фортуны!» Чуть разнесутся в народе какие тревожные слухи, Всякий, кого я ни встречу, ко мне приступает с вопросом: «Ну, расскажи нам (тебе, без сомнения, все уж известно, Ты ведь близок к богам!) — не слыхал ли чего ты о даках?» «Я? Ничего!» — «Да полно шутить!» — «Клянусь, что ни слова!» «Ну, а те земли, которые воинам дать обещали, Где их, в Сицилии или в Италии Цезарь назначил?»» Ежели я поклянусь, что не знаю, — дивятся, и всякий Скрытным меня человеком с этой минуты считает! Так я теряю мой день и нередко потом восклицаю:  — О когда ж я увижу поля! И когда же смогу я То над писаньями древних, то в сладкой дремоте и в лени Вновь наслаждаться блаженным забвением жизни тревожной! О, когда ж на столе у меня появятся снова Боб, Пифагору родной, и с приправою жирною зелень! О пир, достойный богов, когда вечеряю с друзьями Я под кровом домашним моим и трапезы остатки Весело сносят рабы и потом меж собою пируют. Каждому гостю закон — лишь собственный вкус и охота, Каждый по-своему пьет: иной выбирает покрепче, Ну, а иному милей разбавленным тешиться Вакхом. Нашей беседы предмет — не дома и не земли чужие; Наш разговор не о том, хорошо ли и ловко ли пляшет Лепос, но то, что нужнее, что вредно не знать человеку, Судим: богатство ли делает иль добродетель счастливым; Выгоды или достоинства к дружбе вернее приводят; В чем существо добра и в чем высочайшее благо? Цервий, меж тем, наш сосед, побасенку расскажет нам кстати Если богатство Ареллия кто, например, превозносит, Не слыхав о заботах его, он так начинает; «Мышь деревенская раз городскую к себе пригласила В бедную нору — они старинными были друзьями. Скудно хозяйка жила, но для гостьи всю душу открыла: Чем богата, тем рада; что было — ей все предложила: Кучку сухого гороха, овса; притащила в зубах ей Даже изюму и сала обглоданный прежде кусочек, Думая в гостье хоть разностью яств победить отвращенье. Гостья брезгливо глядит, чуть касается кушаний зубом, Между тем как хозяйка, все лучшее ей уступивши, Лежа сама на соломе, лишь куколь с мякиной жевала. Вот наконец горожанка так речь начала: «Что за радость Жить, как живешь ты, подруга, в лесу, на горе, средь лишений! Разве не лучше дремучих лесов многолюдный наш город? Хочешь — пойдем со мною туда! Все, что жизнию дышит, Смерти подвластно на нашей земле; и великий и малый —  Смерти никто не уйдет: для того-то, моя дорогая, Если ты можешь, живи, наслаждаясь, и пользуйся жизнью, Помня, что краток наш век». Деревенская мышь, убежденья Дружбы послушавшись, прыг — и тотчас из норы побежала. Обе направили к городу путь, чтобы затемно тайно В стену пролезть. И уж ночь, совершая свой путь поднебесный, За половину прошла, когда наконец две подруги Прибыли к пышным палатам; вошли: там пурпур блестящий Ложам роскошным из кости слоновой служил драгоценным Мягким покровом; а там в корзинах, наваленных грудой, Были на блюдах остатки вчерашнего пышного пира. Вот, уложив деревенскую гостью на пурпурном ложе, Стала хозяйка ее угощать, хлопоча деловито: Яства за яствами ей подает, как привычный служитель, Не забывая лизнуть и сама от каждого блюда. Та же, разлегшись спокойно, так рада судьбы перемене, Так весела на пиру! Но вдруг громыхнули запоры, С треском скрипнула тяжкая дверь — и хозяйка и гостья С ложа скорее долой и дрожа заметались по зале. Дальше — больше: совсем еле живы, услышали мышки Зычное лаянье псов. «Ну нет! — говорит поселянка. —  Эта жизнь не по мне. Наслаждайся одна, а я снова На гору, в лес мой уйду — преспокойно глодать чечевицу!»

Слово «сатира» обычно возводят к лат. «satura», «смесь». Обратите внимание на композицию приведенного стихотворения. Какую роль играют в нем вставные рассказы? Сам Гораций называл свои сатиры и послания sermones, «беседы». Почему? Попытайтесь определить, какие черты образности, композиции, сюжета сатиры и послания Горация отличают эти жанры от оды? Прочитайте стихотворение Пушкина 1830 года:

Румяный критик мой, насмешник толстопузый,

Готовый век трунить над нашей томной музой,

Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной,

Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой.

Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогой,

За ними чернозем, равнины скат отлогой,

Над ними серых туч густая полоса.

Где нивы светлые? где темные леса?

Где речка? На дворе у низкого забора

Два бедных деревца стоят в отраду взора,

Два только деревца. И то из них одно

Дождливой осенью совсем обнажено,

И листья на другом, размокнув и желтея,

Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея.

И только. На дворе живой собаки нет.

Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.

Без шапки он; несет подмышкой гроб ребенка

И кличет издали ленивого попенка,

Чтоб тот отца позвал да церковь отворил.

Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.

Что ж ты нахмурился?- Нельзя ли блажь оставить!

И песенкою нас веселой позабавить?-

______________ Куда же ты?-

В Москву - чтоб графских именин

Мне здесь не прогулять. – Постой - а карантин!

Ведь в нашей стороне индийская зараза.

Сиди, как у ворот угрюмого Кавказа

Бывало сиживал покорный твой слуга;

Что, брат? уж не трунишь, тоска берет - ага!

Какие признаки античного жанра сохраняются в сатирах и посланиях Нового времени?