§3. Венский кружок

«Венский кружок» явился колыбелью логического позити­визма. Именно в нем были выдвинуты те идеи, принципы и предрассудки, которые характерны для этого течения.

Сейчас, бросая ретроспективный взгляд на историю «Венско­го кружка», можно сказать, что его деятели поставили две серьезные проблемы: 1. Вопрос о строении научного знания, о структуре науки, об отношении между научными высказывани­ями на эмпирическом и теоретическом уровнях; 2. Вопрос о специфике науки, то есть научных высказываний, и о критерии их научности. В данном случае речь шла о том, как определить, какие понятия и утверждения являются действительно научны­ми, а какие только кажутся таковыми.

Очевидно, что ни тот, ни другой вопросы не являются праз­дными. К тому же вопрос о структуре научного знания, о соотношении его эмпирического и рационального уровней — это отнюдь не новая проблема. Это вопрос, который в той или иной форме обсуждался с самого возникновения науки нового времени.

Первоначально он принял форму столкновения эмпиризма и рационализма, которые отдавали предпочтение либо чувствен­ному, либо рациональному познанию. Правда, уже Бэкон поста­вил вопрос о сочетании того и другого, об использовании в процессе познания как показаний органов чувств, так и сужде­ний разума. Но он высказал свои соображения лишь в самой общей форме, не анализируя детально особенности этих двух уровней, их специфики и их взаимосвязи. В дальнейшем же в связи с возникновением проблемы достоверного знания про­изошло формальное разделение философов на эмпириков и рационалистов.

Кант попытался осуществить синтез идей эмпиризма и раци­онализма, показав, как могут сочетаться в познавательной дея-

369

тельности человека чувственное и рациональное познание. Но Канту удалось решить этот вопрос лишь путем введения трудно подтверждаемого учения о непознаваемой «вещи-в-себе», с од­ной стороны, и об априорных формах чувственности и рассудка, с другой. К тому же в своей «Критике» Кант обсуждал вопрос в слишком общей форме, он совершенно не касался конкретных проблем, затрагивающих собственно структуры конкретных на­ук.

Но в XIX и тем более в XX в. наука развилась настолько сильно, что проблемы логического анализа, ее структуры стали на повестку дня как самые животрепещущие проблемы.

Дело в том, что в век огромных успехов науки и роста ее влияния на умы, очень соблазнительно выдавать любые, самые произвольные взгляды и утверждения, за строго научные, не отдавая себе отчета в том, что это, собственно говоря, значит. Гуссерль претендовал на создание философии как строгой науки. Дьюи ратовал за науку и научный метод. Да мало ли кто выступал от имени науки...

К тому же нередко и некоторые ученые естествоиспытатели, используя свой авторитет в специальных областях, предавались самым фантастическим спекуляциям и выдавали их за строго научные рассуждения. Вспомним хотя бы спиритические фан­тазии Крукса, которые критикуются в статье Энгельса «Естест­вознание в мире духов».

В наше время злоупотребление словами «наука» и «научный» встречаются тоже нередко. Поэтому постановка вопроса об отличии научных предложений от ненаучных, о методе, который позволил бы распознавать, с чем мы имеем дело — с научными или псевдонаучными предложениями, не кажется вздорной. Весь вопрос в том, с каких позиций подходить к этой проблеме и как ее решать.

Для деятелей «Венского кружка», как представителей пози­тивистского течения, проблема состояла в том, чтобы отделить науку от метафизики, научные высказывания от метафизиче­ских. Учитывая, что в метафизику они включали в первую очередь материалистические взгляды и соответственно матери­алистические высказывания, мы легко поймем идеологическую установку этого течения.