Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Об укреплениях, расположенных по берегу от Анапы до Гагры, и о сопредельных с ними племенах горских (Записки лейтенанта лин...doc
Скачиваний:
1
Добавлен:
01.07.2025
Размер:
255.49 Кб
Скачать

Геленджик

К югу от Новороссийска, в расстоянии 15-ти миль от него, у подошвы хребта Варада, образуется небольшая бухта, внутри которой лежит весьма чистенькое и приятное укрепление. Место это, называемое черкесами Кутлези, занято нашими войсками под командою г-м. Берамана в 1831-м году в намерении иметь постоянное сообщение с Екатеринодаром (чему способствует местность и небольшое расстояние), и вместе с тем, чтобы отрезать от гор значительную часть непокорённых горцев. Черкесы, населявшие бухту Кутлези и её окрестности, вели немаловажную торговлю с Анапою до её покорения и с Суджук-кале, куда в продолжение года приходили до 50 судов с порохом, свинцом и солью; а вывозили оттуда кукурузу, масло, сало, меха, воск, мёд и ещё слаще мёду черкешенок.

При входе на рейд представляются на север песчаные лощины и обнажённые возвышенности. Прямо тянется дикий хребет, кое-где отмеченный кустарниками. У подошвы его вьётся дорога в Екатеринодар. В южной стороне бухты глаз отдыхает на ландшафте, более живописном и привлекательном. На широкой долине, обставленной с одной стороны высокими горами, красуется свеженький, весёлый городок. Новая. Каменная церковь в середине укрепления, как бы укрывает или приосеняет его своим большим куполом. Группы высоких дубов и акаций между домами оживляют тёплый уголок Геленджикской бухты. До занятия Суджук-кале Геленджик был единым приютом для крейсеров по Черкесской линии и потому до сих пор кавказские моряки предпочитают его Новороссийску, но и оба эти порта в зимние месяцы, после мокрых и холодных недель, проведённых на море, представляются крейсирующим морякам как новые Тир и Сидон.

Действительно, в последние годы Геленджик много вырос и похорошел. Он окружён глубоким рвом, широким валом, деревянным палисадом и блокгаузами. Двадцать крепостных орудий его защищают. Гарнизон состоит из двух линейных батальонов, роты артиллеристов с несколькими полевыми орудиями из инженерной команды и полусотни казаков Азовского казачьего войска.

Выбор места внутри залива на долине, которая ограничивается высокими горами с обрубами и ущельями, едва проходимыми для самих горцев, очень выгоден для укрепления. Ни арбы, ни конные черкесы не переезжают чрез эти горы. Однакож соседние горцы, если не делают покушений на гарнизон, зато нередко нападают на скот и без конвоя никто не выходит из Геленджика за пушечный выстрел, случается даже, что вооружают казацкие лодки и баркасы с судов на рейде стоящих, на подкрепление конвою, высылаемому вдоль берега со скотом или на рубку леса. Между тем горцы приходят несколько раз в неделю на сатовку, к месту, отведённому вне укрепления перед блокгаузом. Здесь также есть соляной магазин для меновой торговли. На как горное местоположение неудобно для подвозов, то черкесы и приносят всё на себе, или на вьюках в хорошее время года. По этой причине все съестные припасы от них получаемые, чрезвычайно дороги, и большую часть провизии и запасов для гарнизона и жителей, доставляют сюда кавказские транспорты из Керчи и Феодосии. Геленджик служит постоянным местопребыванием начальнику 2-го отделения по береговой линии графу Оперману (ныне г-м Альбрандту). Но замечательное лицо этого города и достойно прославленное своими удачными ночными вылазками на черкес – есть начальник Азовских казаков подполковник Борохович (так у автора, а в других источниках – Яков Барахович). С необыкновенным счастьем и ловкостью он выходил несколько раз в море на казацких баркасах за контрабандными судами и всегда возвращался с призами. Последний приз его в моё время, зимой 1845-го года, был самый значительный и потому скажу о нём несколько слов.

Подполковнику дали знать через лазутчиков, что большая чикчерма приготовляется в ущельях около Пшады к отплытию в Турцию. Он тотчас снарядил и вооружил три баркаса с казаками и отправил их ночью к берегам Пшады. С рассветом они возвратились без успеха. Вторую ночь они также напрасно продержались в море. На третий вечер, Борохович пошёл сам с баркасами. Ночь была пасмурная. В совершенной тишине, с оплетёнными вёслами, они притаились у Пшадского берега. Около полуночи услышали скрип вёсел и голоса, и, выждав, когда чикчермы прошли мимо их и отдалились от берега, они с той же осторожностью пустились за ними. Ночь была тихая, но так пасмурна, что черкесы позволили им подойти на весьма близкой расстояние, не замечая их; тогда Борохович грянул по ним картечью. Застигнутые врасплох, черкесы немедленно выпалили из орудия, но ещё два удачных залпа с казацких баркасов привели их в совершенное расстройство. Они начали бросаться в воду и сдались тотчас без сопротивления. Казаки всех перевязали и в ту же ночь с богатой добычей возвратились в Геленджикскую бухту. Около десяти горцев кинулись вплавь к берегу, столько же убитых бросили в море. Всех осталось на двух чикчермах мужчин, женщин с детьми 150 человек. Их поместили в Геленджике в особенно отведённую казарму, а огромную чикчерму, из которой Борахович делает себе яхту, вытащили на берег.

Я пришёл в Геленджик в то самое время, когда ни о чём более не говорили, как о взятых черкешенках, и потому с любопытством пошёл взглянуть на это пленное общество. В первую минуту грязные, полунагие группы, раскинутые в ветхой казарме, напомнили мне базар невольников в Константинополе, потому более, что городские чиновницы, пользуясь позволением брать к себе в услужение пленных черкешенок, приходили сюда осматривать их со всеми подробностями, и выбирали, и браковали их, как будто дело шло о домашней скотине. Но это продолжалось недолго, и было строго запрещено комендантом. Что обратило моё особенное внимание при посещении их, это общее равнодушие к своему положению. На их лицах не заметно было ни тоски, ни уныния, напротив, выражение спокойствия и довольства постоянно выказывалось в приветливых поклонах их и улыбках. Черкесы небрежно развалившись на бурках по лавкам, очень свободно и весело толковали между собою; встречали поклоном каждого из посетителей, снимая шапку по нашему обычаю, но ни гордости, ни унижения не заметно было в этих приветствиях. По их диким, блуждающим взглядам, по жестам, обнаруживающими их нетерпеливое сложение, и по безделью, в каком они обретались целые дни, видно было однакож, что им неловко и тесно в четырёх стенах, и что казарма им не по сердцу. Черкешенки напротив, казались совершенно как дома. Все были за работой, одна вышивала золотом по сукну, другие шили рубашки, чадры; молодые женщины кормили или убаюкивали своих детей, девушки со смехом и шутками помогали одна другой плести тесьму и т.п. Все, кроме детей, были заняты.

Глядя с одной стороны на поголовное безделье мужчин, с другой на эту привычку к труду женщин, убеждаешься, что черкешенки составляют единственный рабочий и самый полезный класс людей у горцев.

Любуясь обеими группами, я всё-таки не мог разрешить вопрос: к какой причине отнести это общее спокойствие и не только спокойствие, но весёлое, беззаботное состояние, в каком они находились. К привычке ли частого плена или заточения, которые нередко доводится им испытать во время беспрерывных междоусобных распрей или к убеждению, что под покровительством русских они могут только выиграть, а проиграть ничего. Последнее предположение казалось мне вероятным по непринуждённому и откровенному обращению, какое пленные постоянно сохраняли с русскими. Судя по многим ответам их на наши вопросы и по разговорам с переводчиком, я вывел одно заключение, что им тяжела уже вечно кочевая и боевая жизнь, что они завидуют покойным обиталищам русских, их богатству и порядку, хотели бы жить с нами в дружбе и жить, как мы живём, но боятся князей своих и мщения соседних горцев. Вот суждения пленных в казарме, не знаю, до какой степени они изменятся на чистом воздухе, но полагаю – немного. Чрез переводчика я узнал, что все они отправлялись к Анатолийским берегам, одни к родным в Трапезанд, другие – боясь русского оружия, совсем оставляли родину, чтоб поселиться в Анатолию. Между ими находились и княжеские фамилии: князь Деферд с женою и сыном навсегда прощался с Кавказом. Несколько девиц (взятых в плен из другого племени) назначались для константинопольских гаремов. Странно, что между ними весьма много белокурых головок, есть и прекрасные. Глаза их вообще такой большой формы, что невольно вспоминаешь название «волоокие», какое даёт Гомер в Илиаде своим древним образцовым красавицам. Между пленницами Геленджика в короткое время приобрела известность, и даже знаменитость по всей линии дочь узденя нутахайского князя. Её звали Берзека-хан. Огромные тёмно-голубые глаза, для которых только она приспускала белую чадру, точно были достойны кисти Бруни или Брюллова.

Для пленных, взятых на контрабандных турецких судах или на черкесских чикчермах, сделали особенное постановление. Все турки поступают в Севастопольские арестантские роты. Черкесы в арестанты инженерного округа на испытание и потом в солдаты. Все семейные женщины, коих семейства остались в горах, отпускаются в свои аулы. Девушки без родителей могут быть разбираемы в семейные дома на воспитание или в услужение, и выдаваемы замуж за нижних чинов гарнизона. Остальные девицы помещаются в воспитательные дома. Берзека-хан возвратилась в аулы.

Геленджикское общество состоит из 10 или 15 дам. Зимой они собираются всякую неделю в благородном сарае и превесело прыгают целую ночь под звуки шарманки и половиц, которые поднимаются под ногами как фортепианные клавиши. Мичмана играют самую деятельную и счастливую роль на этих пирах.

Но скажу несколько слов о здешней бухте. Закрытая от всяких ветров, кроме западного, доступная для судов всякого ранга, не исключая и линейных кораблей, она гораздо менее Новороссийской, но имеет перед ней то преимущество, что бора здесь легче, нежели в Суджук-кале и притом зимою температура воздуха выше на 1 1/2 градуса и во время боры на 2 градуса по Реомюру. Западные ветры могут беспокоить суда, стоящие на рейде, но они не опасны, потому что, отражаясь от высоких гор, уменьшают свою силу, а волнение с моря, при входе в бухту, разрешается в узкости и действует слабее на рейде. Бухта замечательна с моря яркими белизнами обрубистого, низкого берега. Северный белый мыс, постепенно понижаясь, теряется в воде длинным рифом. Белизны южного, крутого мыса имеют небольшую отмель и мелкие суда проходят от него в кабельтове. Расстояние между отмелями свободное для лавировки более 4 кабельтовых. Два бакена стоят при входе у обоих мысов на глубине 15 футов. Высота бакенов над водой 5 футов и в ясное время они видны за четыре мили.

Глубина при входе 10 сажень, к берегу постепенно уменьшается, по средине бухты от пяти до шести сажен. Грунт - ил с мелким песком. Бухта имеет вид эллипса. Длина её по направлению от NNW к SSO простирается до 4-х миль, ширина до 2 миль. Лучшее якорное место - за южным мысом к укреплению на глубине 5 сажен. Рейд изобилует дичью и рыбой. На судах всегда имеются уток и лебедей и всякий вечер поднимают полный невод с кефалью, таранью, салтанкою, горбылями и камбалою. По чрезвычайной дороговизне съестных припасов в Геленджике, изобилие дичи и рыбы весьма способствует к хорошему продовольствию гарнизона и крейсеров. Водою суда наливаются из колодца у пристани, лучшая же вода, называемая «из фонтана», находится внутри крепости. Дрова можно рубить у берега под прикрытием конвоя, но их немного и рубка сопряжена с затруднениями. Бухта может удобно поместить от 10 до 15 небольших судов.

Капитан над портом заведывает около пристани голою площадкою, которая называется доком, потому что тут вытаскивают взятые чикчермы. Он принимает также запасный рангоут и такелаж от крейсеров, но сохраняют в своем доме, а небольшие вещи даже в собственном кабинете.

Для моряков Геленджикский рейд сохраняет если не гибельные, то все-таки неприятные воспоминания. В начале декабря 1843 года жестокий WSW с тяжёлой зыбью застал на рейде транспорт «Суджук-кале», он стоял на двух якорях, но у одного якоря лопнула цепь, у другого сломалась лапа и транспорт сильно ударился в берег и в продолжение нескольких часов получил неисправные повреждения. Тендер Буткевича (возможно – «Буткевич»- прим. КВН.) зимнею борою продрейфовал на двух якорях на мель к противулежащему берегу, совершенно покрыло льдом и завалило снегом. На другое утро бора стихла, небо прояснилось, тёплые лучи солнца упали на тендер. Он оттаял, справился и был вытащен на глубину без значительных последствий.

В январе 1845 года транспорт «Лаба» был также брошен на мель при крепком WSW. Но ветер скоро стих, и транспорт отделался потерей руля, фалшкиля и повреждением киля.

Кроме тяжёлых воспоминаний Геленджик сохраняет и счастливое событие в своих преданиях. В сентябре 1837 года этот скромный дикий уголок в кавказских горах, окружённый непокорными и возмущёнными горцами, был удостоен посещения августейшего монарха.

Государь вошёл в бухту на пароходе «Северная звезда» при самом начале боры. Едва пароход бросил якорь, бора усилилась и стала разряжаться по рейду шквалами. Несмотря на то, Государь Император сел в катер и поехал на берег. Бора свистала, обливала катер, и он долго и с трудом подвигался к пристани. Весь мокрый, Государь вышел на берег, поблагодарил гребцов, тотчас сел на коня и поехал смотреть собравшийся здесь 10-ти тысячный корпус генерала Вельяминова. Но бора ревела, в лагере сорвало все палатки. Солдаты не могли стоять под ружьём. Государь приказал составить ружья и всем собраться вокруг себя. Потом говорил с солдатами тем сильным языком, тем могучим словом, каким он один владеет и которое единожды слышанное, нарезывается навсегда в уме и на сердце. Государь был всем доволен и даже ночью, когда по неосторожности загорелись гирды с провиантом, Государь, благосклонно смотря на пожар, сказал: «Небу угодно, чтоб я обогрелся во время боры». На другое утро ветер стих, и Государь Император на том же пароходе изволил отправиться в Редут-кале.

С тех пор Геленджик постоянно растёт и укрепляется и в настоящее время составляет любимый приют и самый покойный и тёплый уголок для мореплавателей и гореплавателей Кавказского берега.

Прекрасен представляется с моря Кавказский берег своею живою, бархатною зеленью, своею величественною природою; но много дум и воспоминаний рождаются при виде этих мест, освященных русскими жертвами.

Недавно воздвигнуты укрепления по линии, и каждое из них уже имеет свою повесть, своё дело, свою знаменитость, и много храбрых сынов России улеглось уже с честью под зелёными коврами, под роскошною парчою кавказского берега, а потому при обозрении береговых укреплений я вспоминаю с некоторою подробностью и о тех подвигах наших воинов, которыми дорожит и гордится сердца русское, как заветными сокровищами и преданиями.

Около круглого мыса Чуговкопас, при ущелье Коркозах, расстилается равнина, по которой течёт река Пшада в расстоянии 18-ти миль от Геленджика. На западном берегу этой реки расположено Новотроицкое укрепление. Удобство, какое представляет берег для высадки десанта, и приятное его местоположение, было причиною занятия этого пункта в 1837-м году генералом Вельяминовым.

Здесь турки производили немаловажную торговлю с натухайцами, самым мирным и покойным племенем из черкес, обитающих по восточному берегу.

До занятия Анапы они сохраняли дружелюбные и торговые сношения с некоторыми одесскими купцами, и один из князей натухайских - Индар-оку получил в подарок от покойного императора драгоценный кинжал за честное возвращение в Россию людей с купеческого судна, разбившегося у Пшады в 1823-м году.

Рейд Пшады совершенно открыт с моря и приходящие суда становятся на якорь против устья реки в расстоянии одной мили от берега, на глубине 10-ть сажен. Грунт ил с ракушкой. Водою запасаются в реке и в укреплении и провизия, получаемая от горцев, весьма дешева.

Гарнизон Новотроицкого укрепления состоит из 300 гренадёр 5-го черноморского батальона, 35-ти артиллеристов с 10 орудиями и 18-ти казаков. Сильный, бодрый и здоровый гарнизон этот содержится в особенном порядке и довольстве. Комендант его, служивший в гвардии Наполеона, подполковник Карове имеет страсть к своему местечку и гренадёрам, ловко поддерживает в них воинский дух, и любим солдатами. Он занимается и украшением своего поста. Песчаная и частию глинистая почва земли, оказалась способною для садоводства, и уже всё укрепление защищено от летних лучей солнца густыми аллеями.

Свежая зелень доставляет солдатам хорошую пищу, цветники разных ароматных растений очищают воздух и дают всему месту вид весёлый и живой среди немой и безлюдной окрестности.

Казармы, госпиталь, пороховой погреб и магазины – вот главные здания укрепления. Частные мазанки и клети немногочисленны. Здесь так же, как и в других укреплениях есть провиантский магазин и при нём смотритель. Продовольствие доставляется с раннею весной и в начале осени из Таганрога и Феодосии по штатному числу людей и гарнизон может довольствоваться два года после всякой последней доставки. С 15-го ноября до половины марта здешние гарнизоны получают морскую провизию, остальное время года по обыкновенному положению: фунт мяса и кружка водки в день на каждого человека. Все батальоны имеют постоянно в запасе 10-ти дневный провиант в сухарях. С горцами гарнизон находится в частых и близких сношениях для съестных припасов, как то: кур, цыплят, барашков и сыру, которые продаются здесь почти даром. Но комендант держит строго своих соседей и пользуется их доверенностью и уважением. Никогда натухайцы не покушались нападать на гренадёр Новотроицкого укрепления, и отделения их безопасно выходят за вал, на рубку леса, или покос сена. Давнее знакомство и торговля с турками уменьшили дикость этих прибрежных черкес, и в них замечают более, нежели в других, расположение к мирной и даже трудолюбивой жизни. Они занимаются земледелием и на полянах засевают кукурузу и рожь. Кроме того, большая часть домашних потребностей (которых, впрочем, у них немного) делается в их аулах. Женщины ткут светлое, толстое сукно и тонкое, в роде фланели, приготовляют бурки, подушки для сёдел и другие мелкие вещи. Княжны их отличаются вышиваньем золота по сукну и занимаются исключительно этою работою. Мужчины работают мало. Одно почётное ремесло, избираемое известными фамилиями – есть кузнечное. Черкесы сохраняют к кузнецам, к горящему горну, какое-то языческое благоговение.

Натухайцы исповедуют магометанскую веру. Между ними живут турецкие муллы и поддерживают свои правила, но горцы мало их понимают и не много уважают. Тень христианства, смешанная с языческими преданиями, кажется, сильнее сохраняется в их убеждениях. Они веруют в высшее существо и в тоже время благоговеют перед тремя гениями: покровительницей пчёл, покровителем стад и главою кузнецов.

В долине Пшады до её занятия у натухайцев была заветная роща, посвящённая религиозным обрядам. Никто не смел прикасаться к деревьям и вещам, которые в ней оставляли.

В известные дни года окрестные жители собирались около неё для торжественных церемоний и празднества. Небольшие курганы, покрытые огромными каменьями встречаются до сих пор на том месте, где была роща. Под курганами отрывали вазы, кольца и другие мелкие вещи. И во многих местах около Пшады находили медные и серебряные монеты и сабли с различными надписями.

В четырёх верстах от укрепления замечается гора красноватого цвета конической формы, и такого свойства, что птицы на неё не садятся и стада близко к ней не подходят. Горцы почитают её ядовитой; другие говорят, что она содержит в себе руды дорогого металла.

Гренадёры Новотроицкого укрепления не имеют времени рытья в горах для древностей и металлов, но успешно исправляют своё прямое назначение. Уничтожив торговлю горцев с турками, они сами завели постоянные с ними сношения чрез мену и доставку как им, так и себе необходимых потребностей, и в тоже время содержат натухайское племя в постоянной тишине и покорности.

В 20-ти милях от Пшады, в ложбине, составляемую тремя каменными утёсами серого цвета, на левом берегу реки Шапсухо расположено Тенгинское укрепление. Оно было местом пребывания Кази-оглу Мехмета, владетеля шапсухов, одного из самых диких и неприязненных племён по берегу и занято в 1838 году десантом с флота под командою генерала Раевского. Рейд его имеет некоторую впадину, удобную для лодок и казацких баркасов, но нисколько не защищающую судов, стоящих на глубине 10 сажень. Напротив, при наступлении морского ветра, суда немедленно вступают под паруса, потому что из этой впадины труднее вылавировывать от мысов, нежели снимаясь с открытого берега.

Вся окрестность состоит из балок и ущелий, покрытых крупным лесом: бук, ель, клён и сосна находятся в большом количестве. Шапсухи заселяют эти балки и составляют здесь один из сильнейших пунктов по линии, ибо в несколько часов около ложбины Шапсухо могут собраться до пяти тысяч человек с оружием. Здесь изредка встречает глаз небольшие поляны, и за них-то эти племена находятся между собой в беспрерывной ссоре. Они теснятся около своих балок и смотрят на всё чужое с негодованием и враждою. Их нравы, обычаи, верования особенны во всяком ущелье. Одно право шашки и винтовки есть общее понятное право всем шапсухам. Они имеют свинцовые руды в своих горах, и сами выделывают из него пули. Шапсухи также отличаются своими кузнецами и делают прекрасные кинжалы и шашки из турецких сабель, работают превосходно чернитью по серебру и тонкость узора, отделки и вкуса их замечательна.

Шапсухи с весьма давних времён сохраняют благоговение к звукам грома, и убитых громовым ударом считают получившими благодать из самих рук высшего существа. Они поклоняются деревьям, обожжёнными молнией, поднося ему дары, отправляясь в путь или на грабёж, собираются к нему на совместный суд и над ним совершают обеты. При раскатах грома они с умилением выбегают из жилищ своих, молятся о нём, когда долго его не слышать и благодарят его за дожди и освежение воздуха в летние жары.

Гарнизон Тенгинского укрепления имеет весьма редкие сношения с шапсухами. По гористому местоположению окрестностей подвоз съестными припасов из аулов неудобен и часто невозможен, потому что они и между собою перевозят тяжести на вьюках.

Шапсухи никогда не делали нападений на Тенгинское укрепление, но недалеко от него находятся развалины Михайловского форта, истреблённого горцами в 1840-м году. Это взятие ознаменовано блестящим подвигом одного из храбрейших защитников: рядового Тенгинского полка Архипа Осипова и потому нельзя не почтить его память, говоря об этих развалинах.

В начале 1840-го года Михайловское укрепление находилось в самом бедственном состоянии. Более двух месяцев, не имея никаких сношений с крейсерами и береговым начальством, по причине свирепствовавших бурь, оно нуждалось в провианте. Больных было так много, что под ружьё выходило не более 150-ти человек.

Черкесы узнали о жалком состоянии гарнизона, и в феврале месяце собрались в числе 5000 человек и напали на укрепление. Тенгинцы, несмотря на свою малочисленность, смело отразили их ядрами и картечью. В ночь сделали второе нападение, но опять были опрокинуты с уроком. Двое суток гарнизон, не смыкая глаз, сторожил все движения неприятеля. Слабые и больные вышли на вал к орудиям. Жёны солдат вызвались носить снаряды и действовать у брандспойтов. Всё бодрствовало, проникнутое единым духом геройского самоотверждения. Все готовы были лечь на месте, но не уступить его.

На третью ночь черкесы с дерзостью, свойственной силе и числу, бросились на вал со всех сторон. Все фасы не могли быть достаточно защищены, масса взяла своё, и они волнами хлынули на укрепление. Тогда рядовой Михайловского гарнизона Архип Осипов с фитилём в руках бросился в пороховой магазин, чтоб взорвать его, и на прощание сказал солдатам: «Скажите полковому, ребята, кому доведётся его увидеть, что Архипка живой в руки не дался, да поминайте как звали». С этими словами он бросился в пороховой магазин.

Между тем хищные скопища горцев уже теснились в укреплении, шашки их не находили более жертв и минута полного торжества их наступала, когда вдруг, неожиданно разразился роковой выстрел Осипова! Груды живых и мёртвых взлетели на воздух, и трупы победителей смешались с телами поражённых. Таково было падение Михайловского укрепления.

Несколько тенгинцев из храбрых сподвижников Архипа Осипова уцелели среди общего разрушения и погибели, сохранили последние, заветные слова его и верно передали их по возвращении из плена (в мае 1840-го года они выменяны были в Адлере).

Все семейства, остававшиеся у защитников Михайловского укрепления, были достойно награждены. Для увековечения же памяти о беспримерном подвиге рядового Архипа Осипова, который семейства не имел, Государь Император повелел сохранить навсегда имя его в списках 1-й Гренадерской роты Тенгинского полка, считать его первым рядовым и на всех перекличках, при спросе этого имени фланговому этой роты отвечать: «Погиб во славу русского оружия в Михайловском укреплении». (Приказ военного министра). Вот памятник, живыми звуками воздвигнутый над местом славы и великого самоотвержения. Эхо от этих сильных звуков будет вечно носиться по ущельям, окружающим немые развалины, и останавливать всякого русского над холмом незабвенного Архипа Осипова.

Михайловское укрепление не возобновляли после его падения, но гарнизон Тенгинского увеличен и состоит теперь из двух рот около 500 человек линейных батальонов, 35 человек артиллеристов и 18 казаков. Он совершенно обеспечен со стороны нападений, но более, нежели горцы, тревожат его весною лихорадки и горячки, которые ежегодно являются с сыростью и туманами. Начальник Тенгинского укрепления капитан Павлов успешно защищается картечью от шапсухов, но ни каких действенных мер не может принять против болезней, тяготящихся над его гарнизоном.

По восточную сторону мыса Кодош, перед равниной, по которой течёт речка Туабсе (так в рукописи), открывается далеко с моря, на высоком холме, каменные башни и блокгаузы Вельяминовского укрепления. До занятия это место было покрыто густым лесом и заселено черкесами. Теперь укрепление командует окрестностью, очищенной от лесов на два пушечных выстрела, но берег его совершенно открыт для морских ветров и занятие этого пункта вспоминает событие печальное и страшное, последствием которого было разбитие 13 судов в одну ночь и гибель более 50 человек.

В мае 1838-го года, по занятии местечка Туабзе, начальник Черноморской береговой линии генерал Раевский расположен был с действующим отрядом на правом берегу реки Туабсе. Перед лагерем на рейде стояла часть судов крейсирующей эскадры, вместе с зафрахтованными и другими купеческими судами (рассказ очевидца И.И. Зелёного)

30-го мая 13-ть судов покойно стояли на якорях: бриг «Фемистокл» - ходок Черноморского флота; новые тендера «Луч» и «Скорый», пароход «Ясон», купленный для образца в Англии, заслуженный транспорт «Ланжерон» и ещё восемь купеческих судов.

В 2 часа по полудни 30-го мая показалась зыбь от юго-запада и вслед за нею задул SW. Зная опасность стоянки у Туабсе при этом ветре, некоторые суда стали приготовляться к выходу в море, другие готовились выдержать его на якорях, но при самом начале принятия мер осторожности, можно сказать, они уже сделались бесполезными, ибо ветер свежел с такой быстротой, что в 4 часа пополудни уже ревел шторм, и купеческие суда начали дрейфовать одно за другим.

Видя опасное положение наших судов, г-м. Раевский растянул по берегу цепь для скорой помощи в случае несчастья и особенно беспокоился о том, чтобы не бросило какое-либо судно на черкесский берег по другую сторону реки Туабсе. Почему он приказал двум батальонам переправиться на тот берег реки и занять командующую устьем гору. Но невозможно было исполнить этого благородного распоряжения, река разлилась и быстро стремилась вверх против течения. Попытки переправиться выше устья стоили жизни отважнейшим, почему они и оставлены были до первой возможности.

Вечером выкинуло на берег купеческие суда, команды их с большим трудом и опасностью спаслись в чём были, потери в людях имели они малую.

Долго держались военные суда, но, наконец, поздно вечером понесло на мель транспорт «Ланжерон». Он упал мачтами к берегу, что и послужило к счастливому спасению его экипажа. Каждый человек всходил на грот-марс и по грота-рее спускался на берег. Подобные переходы при жестоком ветре и волнении, бившим транспорт о каменья, всякому спасавшемуся стоили почти жизни, однакож все люди с «Ланжерона» спаслись, и командир его лейтенант Моцениго спустился последний с грота-реи.

Не так счастливо отделался тендер «Скорый». Прибитый к берегу, он повалился палубой к морю, так что каждая волна всею своею силою обрушивалась на тендер и грозила гибелью целому экипажу, но, благодаря провидению, при спасении команды, сопряжённым с чрезвычайными усилиями, утонул только один человек.

Тендер «Луч» и бриг «Фемистокл» имели несчастье попасть в устье реки Туабсе, где их бросило к черкесскому берегу. Тут-то экипажи этих судов, подверженные всей свирепости стихий должны были вытерпеть ещё и свирепость дикарей. Черкесы сделали засаду за выкинутым к ним баркасом и под защитой его нанесли матросам сильный вред. Несколько человек с брига и тендера пали от пуль и шашек черкесских. На противуположном берегу реки устроили батарею, которая защитила несколько бедствующих моряков, но и тут ещё черкесы отчаянно бросались на матрос наших и увлечённые хищничеством кидались даже на бриг за добычею. Около полдня 31-го мая, после многих неуспешных попыток удалось нашим войскам переправиться на противный берег реки. Тогда черкесы были прогнаны, гора, командующая устьем реки – занята, и экипажам тендера «Луч» и брига «Фемистокл» подана немедленная помощь.

До сих пор я не сказал ни слова о пароходе «Ясон». Он тоже погиб, но не так, как погибли прочие суда. Крушение его было страшнее и потери его тяжёлые.

С наступлением бури, пароход не поднимал якорей, но развёл пары и надеялся таким образом устоять против шторма. Надежда на пособие паров была утешительна, но не верна. Соединённое действие якорей и паров увеличило сопротивление парохода напору ветра и волн, и вместе с тем увеличило силу напора штормовых валов, и всякий вал, который не мог поднять нос судна от тяжести цепей, вливался всею массою на пароход. Несмотря на пары и якоря, ветер сделал своё – пароход залило и бросило на мель. Он остановился на двух футах глубины в двадцати саженях от берега. Команда спасалась у мачт и целую ночь, тёмную и бурную, лепилась на вантах над бездною в ожидании лучших обстоятельств. И как ни худо было их положение, они все надеялись на спасение, и покойно, сколько можно быть покойным в подобном случае, теснились у мачт, ожидая утра, как вдруг ужаснее шторма налетает на пароход большое купеческое судно. Жёсткий удар делает сильное потрясение и люди с мачт обрываются и погибают в бурунах. Один из них счастливо был выкинут на берег и от него-то узнали в лагере об участи ясонцев. «Всё было благополучно, - сказал спасённый матрос,- вдруг нашло судно, и все потонули».

С рассветом однакож с радостью убедились в противном. На грот-мачте парохода висело ещё много людей. Положение их было ужасно. Они теряли терпение и силы, и надежду, а товарищи их на берегу в 20-ти саженях от них не могли подать им никакой помощи. Ракеты, пускаемые с верёвкой, возвращались назад. Решились, с опаской для ясонцев бросить ручную гранату, но и та упала в воду, не долетев до парохода – такова была жестокость ветра. Однакож и тут находились смельчаки, и многие спускали шлюпки – их выбрасывало как щепки; бросались в воду, чтоб передать конец на пароход, матросы делали чудеса смелости и самоотвержения, но напрасно. Море отвергло всё – и людей, и все их меры; оно хотело побушевать на раздолье и точно набушевалось!

С берега могли только смотреть на погибающих и скорбеть вместе с ними. Несколько человек на пароходе были смыты с вант одним валом, прочие держались. Один из ясонцев, пароходный кондуктор, человек сильный и здоровый, потерял терпение, а может быть и надежду и решился ускорить конец свой или спасение. Он взглянул на небо, перекрестился, опустил руки и ноги и погрузился в волны. Более его не видали.

Не спуская глаз с Ясона» на нём видели такой замечательный случай: один из офицеров парохода имел на вантах место у самой воды, где его беспрестанно окачивало волнами; наскучив этою бесконечною ванною, он взглянул наверх и, увидев там покойно сидящего матроса, закричал, чтоб он подал руку и помог ему подняться повыше. Матрос в туже минуту исполнил приказание и не только поднял его, но и уступил своё место. Вот пример дисциплины на море. В минуту общей опасности, которая более или менее всех уравнивает, он свято чтил слова начальника и слепо им повиновался. Провидение наградило его в виду всех за столь великодушный подвиг. Скоро смыло его волнами и выбросило на берег, где он тотчас встал на ноги и перекрестился, чего не мог сделать ни один из всех выброшенных. Офицеры осыпали его похвалами и деньгами (39-го экипажа марсовой матрос Жадыхан Ягупов – георгиевский кавалер). Рассказывают и другие подобные примеры во время общего крушения, но они не имели так много очевидцев, как этот.

Около полдня ветер начал смягчаться, с берега усилили средства для передачи верёвки на пароход, но всё не удавались. Наконец, с парохода бросился в воду артиллерийский унтер-офицер Качапин с концом в губах, и выплыл на берег без чувств и без обеих челюстей – так крепко держал он спасительницу! Жертва этого отважного человека была велика, а услуга его сослуживцам – неоценима. Многие спаслись по этой верёвке, но большая часть уже потом просто бросилась в воду, а с берегу плавающие храбрецы помогали им выбираться на сушу.

Наконец, оставались на пароходе только три человека: командир его капитан-лейтенант Хомутов, старший офицер- лейтенант Данков и один матрос. Последние два хорошо плавали и не сомневались в своём спасении, предложили капитану сесть в шлюпку и пуститься на ней к берегу. С трудом спустился капитан в шлюпку и его вытащили без чувств из прибоев. Вслед за ним выплыл матрос. Оставалось спуститься с вант лейтенанту Данкову, которого капитан считал уже спасшимся, но не то назначила ему судьба. Он спустил руки, что броситься в воду, но запутался ногами в вантах и так повис вниз головой. Долго силился он подняться, но напрасно. Около получаса его било о мачту и ванты, и в этом ужасном положении он окончил жизнь. К вечеру его сняли и с военными почестями предали земле в лагере. Кроме Г. Данкова утонули с парохода: лейтенант Бефани, мичман Горбаненко и 43 человека матрос. И так в одну ночь погибло у Туабсе более 50-ти человек, пять военных и восемь купеческих судов. Некоторые из них за сутки готовы были отплыть в Севастополь, другие уже снимались в море. «Ясон» пришёл только перед штормом. Но здесь положен быт предел его существованию!

Генерал-майор Раевский так оканчивает рапорт свой об этом несчастии к военному министру: «Я не моряк, но следующие рассуждения принадлежат всякому: если бы из 13-ти судов здесь стоявших, спаслось хотя бы одно, то можно было бы думать, что другие ни приняли должных мер для спасения, - но они все погибли… и пр. …»

Потому то рейд Вельяминовского укрепления и производит неприятное впечатление на моряков, застигнутых морским ветром у этого берега. При нашествии юго-западного ветра отсюда удобно вступать под паруса на левый галс, ибо течением от 50-ти курс отводит от берега и судно относится в море. Лучшее якорное место находится от форта на NW 40º на глубине12 саженей и грунте ил в расстоянии одной мили от берега.

Весной в 1840-м году гарнизон Вельяминовского укрепления потерпел совершенное поражение от горцев.

Черкесы, воодушевлённые первым удачным взятием форта Лазарева в конце февраля месяца напали ночью врасплох на Вельяминовский гарнизон; без сопротивления ворвались в офицерские флигеля и казармы 1-й роты, отобрали ружья и пистолеты и под шашечными ударами перевязали полусонный гарнизон. Между тем, вторая рота успела выстроиться и долго стояла под ружьём, ожидая ротного командира и не зная, на что решиться; видя наконец, что неприятелей прибывает более и более, а офицеров нет, солдаты бросились за фельдфебелем в блокгауз и заперлись. Черкесы, расхитив всё в укреплении, окружили их и требовали сдачи. Вторая рота отвечала только выстрелами. Тогда горцы обложили блокгауз хворостом и вызывали гарнизон на свободу. Но он не тронулся. Пламя охватило здание. Долго солдаты сохраняли геройское молчание. Несколько голосов кричало: «Умрём, братцы, а не сдадимся. Но не всем доступно было это чувство. Стоявшие перед дверьми блокгауза, увидев его объятым пламенем, отворили их и сдались первые, и над ними то обрушилась дикая месть хищников. Остальных перевязали и отвели в горы. Такова была несчастная доля Вельяминовского гарнизона.

В мае месяце того же года пункт этот снова был занят генералом Раевским. Черкесы наблюдали с высот за всеми грозными движениями десанта, но не покушались препятствовать занятию Туабсе. Новое, прекрасное укрепление воздвигнуто на том же месте. Башни и блокгаузы обстреливают его и отстоят от вала на ружейный выстрел. 18 орудий защищают самое укрепление; кроме того, в каждой башне находится по два, а в блокгаузе – по одному орудию. Гарнизон состоит из 800 человек линейных батальонов, 90 артиллеристов и 18 казаков. Здесь сохраняются запасы артиллерийские для всех укреплений 2-го отделения лежащих ниже Туабсе.

Прочное и хорошее устройство укрепления, и сильный гарнизон его недоступны для горцев. Несколько раз в последнее время изнурённые голодом или подстрекаемые подосланными от Шамиля, черкесы собирались многочисленными толпами на высотах, окружающих Туабсе, но никогда не подходили за линию пушечного выстрела, потому что майор Крылов, комендант укрепления не жалеет картечь и ядер и держит строй хищных соседей. Гарнизон имеет свои скот, луга и безопасно отправляет отделения на работу и рубку леса.

Высокое местоположение Вельяминовского укрепления весьма способствует к сохранению здоровья гарнизона и в этом то отношении оно имеет большие преимущества перед другими поселениями на береговой линии.