Хрестоматия 1.5

Унификаторы и диверсификаторы

Дайсон ф. Дж.

Публикуется по изданию: ф.Дж. Дайсон. Будущее воли и будущее судьбы. Природа, 1982. № 8. С. 60-70.

Случай и необходимость

В письме к О. Юлиусбургеру А. Эйн­штейн писал: «Свободы воли объективно не существует»¹. Это сильное утверждение. Обычно Эйнштейн не высказывался столь категорично. Но всю жизнь он явно предпочитал рассматривать объективную реальность как нечто независимое от случайных событий и желаний людей. Однажды он писал шестикласснику из Нью-Йорка: «Научное исследование опира­ется на идею, что все происходящее определяют законы природы и, следова­тельно, этим же законам подчинена и деятельность людей»². Может быть, нельзя возлагать на Эйнштейна ответствен­ность за мысли, изложенные в письме шестикласснику? К тому же сам он жаловал­ся однажды: «Прежде мне никогда не приходило в голову, что каждое мое случайное замечание подхватят и запишут. Иначе я бы давно заполз, как улитка, в раковину»³. Но все, что мы знаем о личности Эйнштейна, убеждает, что свое пись­мо шестикласснику он писал так же искренне и серьезно, как и статью в «Annalen der Physik». Несомненно, он искренне верил в жесткий детерминизм законов природы. Он верил, что будущее Вселенной предопределено судьбой, без­различной к нашим страстям и стремлени­ям.

Пересекая Атлантику, Эйнштейн писал в своем дневнике: «Никогда прежде я не переживал такого шторма, как в этот вечер. Море выглядело неописуемо вели­чественным, особенно на закате, когда солнце погружалось в него. В такой момент ощущаешь, будто сливаешься с приро­дой и растворяешься в ней. Еще сильнее, чем обычно, чувствуешь свое ничтожество, и это делает тебя счастливым»⁴. Эйнштейн был счастлив, как любой разумный человек, знающий, что непродуманные действия людей не могут потрясти основ мироздания.

Большинство современных физиков, в отличие от Эйнштейна, считают, что основные законы природы не являются жестко детерминистскими. Некоторые ве­рят в случай, некоторые — в свободу воли, как в важные факторы, влияющие на ход событий. Тридцать лет назад я услышал теорию свободной воли, сформулированную в экстремальном виде Дж. фон Нейманом. Тогда фон Нейман только что разработал конструкцию первых высокоэффективных вычислительных ма­шин и собирался продемонстрировать возможности их применения для прогноза погоды. Он был уверен, что его машины, с помощью группы специалистов-метеоро­логов, справятся с капризами атмосферы. «Предсказание погоды будет только нача­лом,— заявил он.— Когда мы до конца поймем динамику атмосферы, мы сможем разделить все климатические явления на два класса: феномены устойчивые и не­устойчивые. Если феномен устойчив, можно его вычислить и предсказать, зная началь­ные условия. Если феномен неустойчив, его эволюция зависит от распространения малых случайных возмущений, предсказать которые мы не можем. Но если мы понимаем динамику, мы сможем сами создавать малые возмущения, чтобы заста­вить неустойчивые явления развиваться в нужном нам направлении. Таким путем мы сможем воздействовать на неустойчи­вые явления. И в результате мы сможем управлять всем, чего не сможем предска­зать, и предсказывать все, чем не сможем управлять».

Спустя тридцать лет мы видим, что наука о прогнозе погоды прогресси­рует совсем не так быстро, как предпола­гал фон Нейман. Ветер дует, куда хочет, и ни детерминистские законы физики, ни использование человеком искусствен­ной конденсации облаков, по-видимому, не могут приказать ветру дуть, куда нам надо. Фон Нейман переоценил силу своих уравнений и недооценил трудности человеческого вмешательства. Детерминистская физика и сила воли человека в равной степени бессильны ре­шить, будет в следующий четверг идти дождь в Принстоне или нет. С практиче­ской точки зрения мы должны смириться с тем, что погода одновременно и непред­сказуема и неконтролируема. Мы можем заявить, если нам это угодно, что погода в значительной степени определяется чистой случайностью. Но мы не должны забывать, что, вводя понятие случайности, мы лишь прикрываем наше незнание. Может случиться так, что в будущем, после того как наука в течение еще не­скольких веков продолжит свое непред­сказуемое развитие, анализ фон Неймана окажется более близким к истине, чем это кажется в настоящее время. В конце кон­цов, Леонардо да Винчи создал проекты летательных аппаратов очень давно, и в те­чение четырех столетий все попытки построить такие аппараты кончались пла­чевно, но в итоге братья Райты добились успеха. Может быть, еще через четыре века мы будем понимать погоду настолько хо­рошо, что мечта фон Неймана станет реальностью.

С философской точки зрения не­важно, прав или неправ фон Нейман. Если он прав, погода на Земле в основ­ном будет управляемой. Если он неправ — тогда погода в значительной степени случайна и непредсказуема. Но прав или неправ фон Нейман — в обоих случаях законы метеорологии не являются жестко детерминистскими. Человеческая воля или случай, или то и другое вместе могут внести заранее не определимый вклад в уравнения метеорологии.

Между детерминизмом Эйнштейна и неопределенностью предсказаний эмпи­рической науки, такой как метеорология, нет принципиальной несовместимости. Можно верить, как это делал Эйнштейн, что в основном все определяется стро­гой причинностью, а для практических целей — ввиду ограниченности человече­ских знаний — использовать концепции случайности и свободной воли, чтобы описывать мир таким, каким мы его знаем по опыту. Неперсонифицированный бог Спинозы видит мир как жестко детерминистский, не различая прошлого и будущего, в то время как мы, люди, в силу нашего незнания, сидим, подобно гребцам в лодке, спиной к будущему и вынуждены жить догадками и вычисле­ниями вероятностей. Такова точка зрения Эйнштейна. Альтернативная точка зрения, более популярная среди современных ученых,— что бог Спинозы или не существу­ет, или его существование ничего не значит и что природа так же, как мы сами, управ­ляется вероятностями.

Лучшая попытка выразить суть все еще не разрешенного спора была сделана пятьдесят лет назад Дж. Берналом, тогда молодым кристаллографом, ставшим впо­следствии одним из пионеров молекуляр­ной биологии. В 1929 г. Бернал написал небольшую книгу, озаглавленную «Мир, плоть и дьявол: исследование будущего трех врагов рационального духа»⁵. Первая фраза книги Бернала содержит все, что мы знаем о свободе и необходимости: «Есть два будущих — будущее воли и будущее судьбы, и человеческому разуму никогда не удавалось отделить одно от другого».

Будущее воли и будущее судьбы. Бернал не знал, как их разделить, не знаю этого и я. Единственное, что я попытаюсь сделать — это пояснить, что означают эти два типа будущего, исследуя их роль в истории науки. История науки полна таких дихотомий. Существует дихотомия между единством и многообразием, между общими законами и частными примерами, между Вселенной космолога и Вселен­ной биолога. В разные периоды истории развития науки роль той или другой стороны дихотомии преувеличивалась. Иногда на передний план выступают единство и общность науки. Тогда Вселен­ная представлялась решением уравнений математической космологии, а наше бу­дущее — будущим судьбы. Иногда прева­лируют многообразие и неповторимость научного знания. Тогда Вселенная пред­ставлялась зоосадом, населенным живыми существами, а наше будущее — будущим воли. Я собираюсь убедить в том, что науке для ее нормального развития необходимы обе точки зрения. Наше буду­щее не есть просто будущее воли или будущее судьбы: оно и то и другое вместе, и разуму человека не следует отделять одно от другого.