- •От редактора
- •Социальное пространство и генезис «классов»*
- •Физическое и социальное пространства:
- •Социальное пространство и символическая власть*
- •О символической власти*
- •Стратегии воспроизводства и способы господства*
- •Мертвый хватает живого
- •Делегирование
- •Дух государства:
- •От «королевского дома» к государственному интересу:
Pierre BOURDIEU
Sociologie
de 1'espace social
Пьер БУРДЬЕ
Социология социального пространства
Перевод с французского
Общая редакция перевода Н. А. Шматко
Институт экспериментальной социологии, Москва
Издательство «АЛЕТЕЙЯ», Санкт-Петербург
2005
УДК 316.3
ББК 60.5
Б91
Бурдье, Пьер
Б91 Социология социального пространства / Пер. с франц.; Отв. ред. перевода Н. А. Шматко. — М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 2005. — 288 с. — (Серия «Gallicinium»).
ISBN 5-89329-762-8
В книге представлены избранные труды Пьера Бурдье, наиболее близкие и актуальные для российского читателя. Автор 35 книг и нескольких сотен статей, переведенных на десятки языков, Пьер Бурдье изучал систему образования, государство, власть и политику, литературу и живопись, экономику и масс-медиа, науку и религию. Отобранные для книги тексты в большей мере, чем какое-либо из существующих французских изданий, показывают все разнообразие его исследовательской проблематики, представленное в работах разных лет Данное издание включает в себя работы, объединенные центральной темой генезиса и структурирования социального пространства, его связи с физическим пространством, особое внимание уделяется становлению государства как пространства особого рода. Помимо чисто научных, интеллектуальных достоинств, книга обращается к острым полемическим вопросам, касающимся жизни современного общества.
В оформлении использованы фрагменты работ В. Кандинского
Главный редактор издательства И. А. Савкин
Разработка серийного оформления А. Бондаренко
Корректор Н. М. Баталова • Оригинал-макет Е. Н. Ванчурина
ИД № 04372 от 26 03 2001 г. Издательство «Алетейя», 193019, СПб, пр. Обуховской Обороны, 13 Тел (812) 567-22-39, факс (812)567-22-53 E-mail: aletheia@rol.ru, www.orthodoxia.org//aletheia Подписано в печать 21 032005 Формат 84х1081/32. Печать офсетная. Тираж 1000экз. Усл. –печ. л. 15,1. Заказ №4063. Отпечатано с готовых диапозитивов в ГУП «Типография "Наука"», 199034, Санкт-Петербург, 9 линия, д. 12
ISBN 5-89329-762-8
© П. Бурдье, 2005
© Actes de la recherche en sciences sociales
© Revue fransaise de la sociologie
© Институт экспериментальной социологии,
составление, перевод, 2005
© Издательство «Алетейя» (СПб ), 2005
© «Алетейя Историческая книга», 2005
Бурдье, Пьер
Б91 Социология социального пространства / Пер. с франц.; Отв. ред. перевода Н. А. Шматко. — М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 2005. — 288 с. — (Серия «Gallicinium»).
ISBN 5-89329-762-8
СОДЕРЖАНИЕ
От редактора................................................................................................................................................4
Социальное пространство и генезис «классов».
Перевод Н. А. Шматко..................................................................................................................7
Физическое и социальное пространства.
Перевод Н. А. Шматко................................................................................................................22
Социальное пространство и символическая власть.
Перевод Н. А. Шматко................................................................................................................29
О
символической власти. Перевод
Н. А.
Шматко....................................................................................
Стратегии воспроизводства и способы господства.
Перевод Ю. В. Марковой.............................................................................................................44
Мертвый хватает живого. Перевод Ю. М. Ледовских...........................................................................54
Делегирование и политический фетишизм.
Переводи. А. Шматко.................................................................................................................70
Политическое представление.
Перевод Е. Д. Вознесенской........................................................................................................80
Дух государства: генезис и структура
бюрократического поля. Перевод Н. А. Шматко....................................................................98
От «королевского дома» к государственному
интересу: модель происхождения
бюрократического поля.
Перевод Н. А. Шматко............................ ................................................... ..............................114
От редактора
С Пьером Бурдьё меня свело счастливое стечение обстоятельств. Это случилось в 1990 году, во время моей стажировки во Франции по только что организованной программе франко-советских обменов. Молодые кандидаты наук могли участвовать в конкурсе исследовательских проектов, а победившие ехали на длительную — от шести до девяти месяцев — стажировку в один из французских научных центров. Мой проект, посвященный личностным и надличностным структурам общественных отношений, оказался близок взглядам Пьера Бурдьё, о котором я знала лишь понаслышке от своих французских знакомых — Моник де Сен Мартен и Даниэля Берто. В СССР работы Пьера Бурдьё не переводились, он не входил в университетские программы. Мой интерес к западной социологии был сугубо инструментальным: в отличие от коллег, занимавшихся историей и критикой «буржуазной социологии», я обращалась лишь к тем трудам, которые можно было использовать непосредственно в изучении отечественной действительности.
Попав на стажировку в Центр Европейской социологии, я не сразу поняла, насколько мне повезло: прежде нужно было сориентироваться в том, кто, над чем и как работает. Все казалось занимательным и удивительным, а способы осмысления социальных реалий абсолютно отличались от тех, которыми привыкли оперировать мы в СССР. Познакомившись с базовыми трудами Бурдьё, а затем и с ним самим, регулярно посещая его семинары, я открыла для себя совершенно новые познавательные средства, именно те, которых мне так не хватало в собственных исследованиях. Мне в общем был понятен критический ход мысли Бурдье в том, что касалось критики экономизма и субстантивизма, но еще ближе моей собственной работе оказалась его концепция габитуса. Именно она вошла в «резонанс» с моими собственными рассуждениями о «социологическом индивиде» как носителе общественных отношений и о детерминирующих его индивидуальных и надындивидуальных структурах. Обращаясь к анализу диспозиций, я в середине 1980-х интерпретировала их как «социальную форму», как субъективированные общественные отношения, но при этом, конечно, не доходила до того уровня анализа, который отличает работы Бурдье.
В Советском Союзе социология, используя термин О. Конта, «отпочковалась» от философии. Все серьезные социологи, претендующие на теоретические обобщения, так или иначе приводили их к уровню, соответствующему философскому. В негласной научной иерархии философия была «благородной» наукой, тогда как социологии приходилось всякий раз доказывать свою научность и автономию по отношению к философии (в аспекте теории) и социальной психологии (в аспекте эксперимента). Существовал огромный разрыв между эмпирическими и теоретическими исследованиями. Первые проводились по упрощенной позитивистской модели (они и сейчас так проводятся), редко выходя за рамки массовых опросов того, что считалось «общественным сознанием». Вторые выступали в роли истолкования неких — сверхопытных и не всегда эксплицитных — социально-философских моделей. Ученые, претендовавшие на статус теоретиков, крайне редко снисходили до социологического опыта, предпочитая критическую, а по сути — филологическую — работу по комментированию и переводу западных «источников».
По контрасту с этим, тексты Бурдье поразили меня прежде всего органическим соединением теории и эксперимента, социальной критики и социальной науки. Вначале мне очень не хватало простых «вещей»: дефиниций понятий, схем анализа и т. п. Требовались большие усилия, чтобы через анализ всего текста, всего представленного исследования добраться до понимания того или иного концепта: элементарных формул здесь не было, но весь корпус текстов играл роль развернутого в своем исследовательском применении определения. Это постоянное приглашение Бурдье думать вместе с ним, вместе с ним конструировать предмет исследования, посредством изучения эмпирического материала приходить к теоретическим обобщениям и сейчас представляется мне выдающимся достижением. То, что вначале мешает или раздражает, позднее оказывается органическим подходом, позволяющим уйти как от поверхностных схоластических спекуляций, так и от натужного «погружения» в статистические таблицы, которыми так изобилует наша социология. Именно синтез, растворение теории в практике оказывает самое сильное впечатление. Синтез Бурдье заставляет думать иначе. Вся социальная действительность оказывается предметом социологической рефлексии. И я, и мои русские коллеги, приехавшие на стажировку во Францию, начали иначе смотреть на все, что нас окружало. Социология Бурдье изменила наше повседневное восприятие. Мы начали всерьез задумываться о применимости принципов социологии Бурдье к российской действительности. Так, в начале 1990-х мое исследование становления позиции «предпринимателей» в России обнаружило, что многое здесь может быть объяснено с помощью концепта «капитал», хотя в данном случае мы имеем дело с его особой разновидностью — «бюрократическим» капиталом, — которая не была описана Бурдье.
Мои личные встречи с Бурдье показывали, что для него самого стоял вопрос о том, насколько широко его концепция может быть генерализована. Ведь разница в истории и положении Франции и России очевидна. Ему, привыкшему оперировать тонкими различиями, было интересно знать, как могут функционировать его концепты в ином контексте. Он всегда, вплоть до самых мельчайших деталей, интересовался не только результатами исследования, но и самой российской социологической средой. Он призывал с большой осторожностью применять его подход к постсоветским реалиям, а главное — не цепляться за термины, а изучать сами феномены. В свою очередь, его заботило поверхностное, «лингвистическое» усвоение концепции генетического структурализма в России, сводящееся к необоснованному и безответственному употреблению терминов «капитал», «поле», «социальное пространство», «габитус».
Первыми серьезными читателями Бурдье в России стали философы. Для них, традиционно занимающих доминирующую позицию в поле гуманитарных наук, характерен повышенный интерес к трудам, подписанным известными именами. Для поддержания престижа в своей дисциплине они должны «быть в курсе» всего самого модного. Философы в России, как правило, более активны, больше читают, больше переводят и издают, чем социологи. В советское время социологи читали и зачастую даже писали с оглядкой на философов. Однако в 1990-х годах положение изменилось: социология во многом «технократизировалась» и/или «коммерциализировалась», и социологи либо вовсе перестали читать, либо обратились исключительно к методической, экономической или политической литературе, к тому, что можно непосредственно применить в опросах общественного мнения, маркетинге или менеджменте. Экономическая логика поставила социологов перед необходимостью краткосрочных проектов, вообще не требующих собственно научной компетенции.
Российские социологи оказались во многом не готовы воспринять сложную и критически направленную рефлексию Бурдье, оспаривающую господство в самых разнообразных его формах и требующую от читателя серьезного гуманитарного образования. Обслуживая напрямую сильных мира сего, они мыслили скорее с позиций предпринимателей и политиков, стремились давать советы по совершенствованию политического, экономического и иного управления, хотели непосредственно руководить «обустройством России». Помимо этого, неожиданное обилие новых идей и подходов, открывшееся с началом новой эпохи, не оставляло социологам времени разобраться в «деталях». Происходило сравнительно широкое, но очень поверхностное знакомство с концепциями разного уровня значимости, от классиков до второстепенных компиляторов. Результатом этого стала «знаковая» для своего времени идея «мультипарадигмальности» социологии, в действительности скрывавшая растерянность постсоветского социолога перед западным разнообразием и «изобилием», его неизбывную вторичность и непрекращающееся дурное ученичество. Наконец, «отцы-основатели» советской социологии, выросшие на Т. Парсонсе и Р. Мертоне, отторгали все новое и непривычное, что предлагал генетический структурализм. Впрочем, это не помешало им воспользоваться разрозненными, вырванными из контекста идеями Бурдье. Так, концепция капитала была подхвачена Т. И. Заславской, но при этом утратила даже ссылки на первоисточник и трансформировалась в различные «потенциалы»... Здесь необходимо отметить роль, которую сыграл в восприятии Бурдье другой видный французский социолог — Ален Турэн. Он приезжал в Россию в начале 1990-х годов для совместного исследования, посвященного интервенции в общественные движения, в частности экологические и шахтерские. (Тогда было модно «стучать касками» в поддержку радикального курса Б. Н. Ельцина.) Встречаясь с руководителями социологических центров, Турэн высказал авторитетное мнение о современной французской социологии как о «социологии мандаринов», к каковым и был причислен Бурдье. Это однобокое суждение, которое неоднократно и по разным поводам повторялось в различных аудиториях В. А. Ядовым, способствовало отчужденному восприятию и самого Бурдье, и его работ как чего-то факультативного, избыточного для «нормальной» науки. Добавим к сказанному, что концепция Бурдье противоречила тому неолиберальному консенсусу, который начал было складываться в отечественной социальной науке. Его работам свойственны обостренное чувство социального, критика, направленная против любых способов и механизмов господства: политического, экономического, культурного. Он стремился не просто познать и объяснить социальную действительность, но воздействовать на нее, изменить ее с помощью «интеллектуальных орудий», которые, как он считал, дает структурно-генетический социоанализ.
Можно сказать, что перелом в восприятии Бурдье со стороны российских социологов наметился лишь к 2001 году, когда количество его переводов на русский язык перешло в качество и его концепция стала по-настоящему оказывать влияние, в том числе и на социологическое образование. В 2001 году началась подготовка визита Пьера Бурдье в Москву, который бы не ограничивался формальными лекциями и абстрактными «вопросами-ответами». Он очень хотел приехать в Россию, ориентируясь на серьезную дискуссию со всеми заинтересованными исследователями. К сожалению, его кончина не дала сбыться этим планам. К 2001 году относится и начало работы над настоящей книгой, озаглавленной «Социальное пространство».
* * *
«Социальное пространство» — центральный термин Пьра Бурдье, с самого начала задающий определенную — топологическую — перспективу структурно-генетического исследования. Под данным названием мы хотели объединить принципиально важные для понимания генетического структурализма работы. Формирование «истинного научного интернационализма», считал П. Бурдье, не может происходить без специальных усилий: «Будь то область культуры или какая-то другая область, я не верю в laisser-faire <...> В международных обменах логика laisser-faire часто приводит к тому, что начинает циркулировать самое плохое, а самое хорошее не может войти в оборот». В этой связи было важно отобрать для русского издания именно те сочинения, которые могут восприниматься более или менее адекватно в отрыве от своего контекста и в иной социальной и научной среде. Состав этой книги обсуждался как с самим Пьером Бурдье, так и с его коллегами из Центра Европейской социологии.
Отобранные тексты, как нам кажется, раскрывают идеи Бурдье в большей мере, чем какое-либо из существующих французских изданий. Они отражают большинство проблемных областей, интересовавших его в разные годы, хотя и не в хронологическом порядке. Содержание книги выстраивается в исследовательской логике: от самых общих принципов — к конкретному анализу отдельных проблем. Книга содержит как общие работы, посвященные генезису государства и структуре социального пространства, так и исследования различных регионов социальной действительности: политики, экономики, культуры, науки, религии. Помимо чисто научных достоинств она обращается к острым полемическим вопросам.
Книга состоит из двух томов. Том 1 — «Социология социального пространства» — включает десять работ разных лет, объединенных центральной темой генезиса и структурирования социального пространства, его связи с физическим пространством, причем особое внимание уделяется становлению государства как пространства особого рода. Том 2 — «Социальное пространство: поля и практики» — содержит работы, посвященные анализу таких разнообразных областей социального пространства как культура, наука, экономика, религия и право.
От имени редколлегии и коллектива переводчиков хочется выразить особую благодарность Жерому Бурдье, Патрику Шампаню, Луи Пэнто и другим сотрудникам Центра Европейской социологии за помощь в подготовке и переводе данного издания.
Н. А. Шматко
