- •18 Мая 1492 г. Москва
- •5 Ноября 1512 г. Падуя
- •6 Ноября Падуя
- •9 Ноября 1512 г. Падуя
- •17 Марта 1523 г. Краков
- •18 Сентября 1526 г. Варшава
- •23 Октября 1529 г. Познань
- •16 Мая 1530 г. Кенигсберг
- •18 Мая 1530 г. Кенигсберг
- •26 Мая 1530 г. Кенигсберг
- •5 Февраля 1532 г. Краков
- •12 Апреля 1532 г. Познань
- •26 Апреля 1532 г. Познань
- •29 Апреля 1532 г. Познань
- •29 Апреля 1532 г. Познань
- •2 Мая 1532 г. Краков
- •24 Мая 1532 Краков
- •4 Июня 1532 г. Познань
- •17 Июня 1532 г. Познань
- •21 Ноября 1532 г. Краков
- •25 Ноября 1532 г. Краков
- •18 Июня 1535 г. Полоцк [...]
- •4 Октября 1535 г. Полоцк
- •4 Июля 1538 г. Кремc
- •6 Февраля 1539 г. Прага
- •4 Апреля 1539 г. Прага
- •21 Июля 1539 г. Чехия
- •2 Июня 1541 г. Прага
- •1552 Г. Вильно
- •29 Января 1552 г. Прага
- •9 Марта 1552 г. Полоцк
- •17 Августа 1552 г. Гданьск
- •15 Декабря 1552 г. Вильно
- •19 Февраля 1553 г. Полоцк
- •25 Апреля 1558 г. Рим
- •1839 Г. Словакия
- •1929 Г. Чехия
17 Марта 1523 г. Краков
В [период] ректорства уважаемого господина магистра Мартина из Илькуша, профессора теологии, каноника церкви братства святого Флориана в Клепарши подаются акты, составленные в зимний семестр 1522 [-1523] гг. [...]
Во вторник 17 марта по требованию уважаемого Франциска из П[о]лоцка31 на законном основании был вызван на суд Августин из Вальборжа, учащийся нашего университета, по причине трёх книг, которые он тайно забрал и которые у него обнаружил [Франциск]. Хотя [Августин] признался, что книги у него и он их оставил у какой-то женщины, он тем не менее попросил вышеупомянутого Франциска подтвердить и поручиться, что он нанёс вред [его] собственности.
Вышеназванный Августин явился для разбора по первому требованию власти, и здесь же господин постановил, чтобы вышеназванный Августин принёс упомянутые книги и вернул их в присутствии господина.
Документ перепечатан из кн.: Acta rectoralia almae Universitatis studii Cracoviensis inde ab anno MCCCCLXIX. Editionem curavit dr. Wladislaus Wislocki. T. 1, f. 1. Cracoviae, 1893. P. 605, 622-623. Перевод с лат.
№ 10. ФРАГМЕНТ ФУНДУША НА ОСНОВАНИЕ КОСТЕЛА, ШКОЛЫ И ПРИХОДА В МЕСТЕЧКЕ ВЕСИЧИ, ПРИ УТВЕРЖДЕНИИ КОТОРОГО Ф. СКОРИНА ВЫСТУПАЕТ СВИДЕТЕЛЕМ
18 Сентября 1526 г. Варшава
[...] Во имя господа, аминь! На вечную память о деле. То, что совершается для почитания господнего, должно увековечиться в грамотах или в ... (henticis). Мы, Сигизмунд, божьей милостью король Польши, великий князь Литвы, княже Мазовии, Руси, Пруссии, Жемойтии и др. господарь и дедич32, предусмотрительно провозглашаем содержанием этой [грамоты] всем и каждому, настоящим и будущим [жителям], кому будет необходимо то знать:
Пресветлейший господин Георгий33, князь слуцкий, дедич наследственного владения, недавно отданного в аренду и называемого по-народному Весичи34, лично явившись перед Величеством нашим, предъявил надёжные пергаментные грамоты на фундуш35, наделение и закладку приходского костёла, осуществленные недавно там же в Весичах, и бил челом, чтобы мы утвердили и одобрили эти грамоты, чтобы на всё, в них содержащееся, и на содержание ректоров36 и служителей дарованное, мы согласились и чтобы постановили, что такого рода новое заложение не будет во вред другим старым костёлам нашего патронатного права.
Содержание грамот об этом заложении приводится ниже и такое:
Во имя господа, аминь! На вечную память о деле. Следует всем правоверным епископам усердно стремиться к тому, чтобы всегда они были пламенными и умножали свой талант, божьим вдохновением им данный, и чтобы ежедневно усердствовали в винограднике божьем. И если кого-нибудь из их стана такая потребность только затрагивает, то нас она волнует и угнетает. Ибо нам достался виноградник, не так давно взятый для досмотра, который вплоть до этого дня остаётся непроходимым и заросшим лианами, терновником и такими же бесплодными и вредными кустарниками. Вот такая диоцезия наша, которая, как известно, ещё более заполнена далёкими и чуждыми святой католической вере ритуалами. И что ещё более опасно и не менее пагубно и отвратительно, так это то, что большая часть людей наших епархиальных оставляет ещё мир, подобно пресмыкающимся или иным бездушным живым существам, не будучи искренне и глубоко убеждёнными в своей вере. А это — ни от чего другого, как от непосещения храмов и редких встреч людей со своими плебанами, от которых зависит их очищение и наставление к закону божьему.
Таким образом, чтобы предупредить эти и другие вредные проявления нерадивости и более всего потому, чтобы, похвалив наилучший поступок наисветлейшего господина Георгия Семеновича, князя слуцкого, дедича в Весичах, одобрить также святую заботу и желание того, кто просил нас настойчиво решить дело с недавно полностью возведённым им костёлом, мы, Ян из князей литовских, божьей милостию избранный и утвержденный [епископ] виленский, сообщаем всем и каждому, как настоящим, так и будущим [жителям], кому нужда будет то знать:
Пришёл к нам упомянутый наисветлейший господин Георгий, князь слуцкий, дедич наследственного владения, недавно отданного в аренду и по-народному называемого Весичи и проч. в нашей диоцезии, изложил, что люди обоих полов из повета и территории той и другой, прилегающей к ней, как недавно, так и ранее отданной в аренду, которые по своей воле подчинялись приходским костёлам в Осше и Великой Меречи, как более близким, из-за большого расстояния [тех] мест — пять больших милей38, на котором они находятся и от того и от другого их этих, ближайших теперь костёлов, не могут посещать их без трудностей, усталости и потерь, и наиболее приходский костёл в Великой Меречи из-за большого, очень частого, широкого и глубокого половодья реки Неман. Поэтому здесь чаще не воспринимают церковных таинств и не заботятся о том, чтобы возвысить себя до почитания божьего и спасения души. Вот почему многие из жителей этого места и территории без исповеди и восприятия церковных таинств, а их дети без крещения уходят из этого мира, а те, которые отправлялись для исповеди или восприятия иных таинств, неоднократно тонули в вышеназванной реке Неман.
Таким образом, просил нас с соответствующей настойчивостью и учтивостью тот же господин, князь слуцкий, чтобы мы дали согласие определёнными мерами уменьшить вред, опасность и трудности для жителей этого места и поставить приходский костёл в ранее упомянутом местечке Весичи в соответствии с наделением и фундушем, предназначенным, данным и подаренным свободно и бесплатно самим наисветлейшим господином Георгием, князем слуцким, этому костёлу и его нынешним ректорам и в грамотах его навсегда и навечно вписанным и переписанным, с присоединением к этому особого согласия королевского Величества. [...]
Для веры и свидетельства всего предыдущего вместе и в отдельности [взятого] мы приказали подписать и обнародовать эти наши грамоты нижеотмеченному публичному нотарию и писцу деяний наших, а также приказали и обязали скрепить подвешиванием нашей большой печати.
Деялось и дано в Вильно, в лето господне тысяча пятьсот двадцать шестое, в тринадцатый индикт, при понтификате наисвятейшего отца во Христе и властителя нашего господина Клемента, волею божьей папы седьмого39, в год его [папства] третий, во вторник, в двадцатый день месяца марта, в присутствии почтенных, преосвященного и сиятельных господ: Якоба Сташковского40, схоластика41виленского, каноника краковского и сандомирского костёлов, канцлера42 нашего; Яна Сильвия Амата, доктора обоих прав, каноника нашего виленского и официала генерального; Георгия Хвальковского43, в Озеросдах и Лынтупе плебана, подскарбия44 нашего, а также Петра Гозниского, маршалка нашей курии, и выдающегося мужа господина Франциска, доктора медицины,— позванных и затребованных свидетелями к предыдущему. Подпись нотария и моя, Андрея Николая из Надборов, клирика Гнезненской диоцезии, святой апостольской волей публичного нотария и писца деяний и дела этого, в присутствии упомянутого наисветлейшего князя и наидостойнейшего отца во Христе, господина Яна из князей литовских, божьей милостью избранного и утвержденного [епископа] виленского. И поскольку я при всём сказанном присутствовал с вышеназванными свидетелями в то время, когда всё это свершалось, и всё, как оно деялось, видел и слышал, то и подписал эти грамоты, писанные рукой другого45, ибо я тогда был занят другими делами. Я также, призваный для утверждения и засвидетельствования всех и каждого из дел ранее названных, заверил их [грамоты] знаком и именем своим обычными и употребляемыми и скрепил большой печатью самого господина епископа виленского.
Таким образом, мы, Сигизмунд, король и великий князь, ранее упомянутый, взволнованные не только просьбами самого князя слуцкого Георгия, законными и набожными, но и учитывая то, что такая закладка костёла в ранее названном местечке Весичи крайне необходима и не будет во вред ни одному костёлу нашего патронатного права, просмотрев ранее грамоты и зная их содержание, постановили, милостью нашей особы утвердить, одобрить и ратифицировать их и сейчас утверждаем, одобряем и ратифицируем этой [грамотой], соглашаясь, что они правомочны во всех своих пунктах, статьях и клаузулах и в общем их содержании и имеют силу законности. Для свидетельства об этом деле к ней [грамоте] подвешена печать наша. Выдана в Варшаве, во вторник46 перед праздником святого Матвея апостола и евангелиста, в лето господне тысяча пятьсот двадцать шестое, королевства же нашего — двадцатое. [...]
Документ хранится в ЦГАДА, ф. 389, кн. 12, л. 607 об.— 612. Копия. Перевод с лат.
№ 11. СУДЕБНЫЙ ДЕКРЕТ КОРОЛЯ ПОЛЬШИ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ЛИТОВСКОГО СИГИЗМУНДА I И ПАНОВ-РАДЫ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО О ЗАКРЕПЛЕНИИ ЗА ЖЕНОЙ Ф. СКОРИНЫ ВСЕГО ЕЁ НАСЛЕДСТВЕННОГО ИМУЩЕСТВА
Январь 1529 г. Вильно
Вырок47 мещанину виленскому Мартину Субочовичу и жоне его и Миколаю Чуприну з жоною доктора Францышка Скорины о дом в месте Виленском и о иные речи.
Жикгимонт.
Смотрели есмо тог[о] дела с п[а]ны радами нашими. Стояли перед нами очивисто, жаловал нам мещанин виленски[й] Мартин Субочович от жоны своее Ганны, дочки Станиславовое Дороты, и сын Одверного нашог[о] Богданов Чуприн Микола[й] на Малкгорету, жону доктора Францышъка Скоринину, которая перед тым была за рядцою виленьским Юрем Одверником, о том, што ж жона держыть дом в месте Виленьском, который лежыт на рынку подле дому Иванова Плешывцова и Василева Воропанева, и иншое имене и статьки, которые бы пришли по близкости на того то Мартина и на его жону Анну по смеръти тещы его Дороты, матки жоны его, и по Зофеи Зеновъевое сестры рожоное Доротиное и Богдановое Чуприное, а им того поступитися не хочять, яко ж деи и первее сего жаловали они о том на них перед правом гаиным48 виленьским и отозвалися в том до нас менячы, иж бы им в том праве кривъда ся деяла. И покладал перед нами тот Мартин лист без печати, менячи его тастаментом тещы своее Станиславовое Дороты, который был зламал судом своим княз[ь] Ян, бискуп виленьский, в котором жо тая Дорота тот вышеи писаный дом и инъшое именье и статки по смеръти своее отдала дочце своее, жене его Анне, и ему, зятю своему. И доктор Францышко от жоны своее мовил и покладал перед нами выпис с книг права гайного под печатю места нашого Виленского и тех другии лист судовыи, сказане князя Яна, бискупа виленьског[о], в котором жо выписе местском и в листе судовом князя бискупа его м[и]лости сказано: тот дом и иншое именье и въси рухомые речы держати и въжывати тое Маркгорете, жоне доктора Франъцышка Скорининое, и детем ее, а тот Мартин з жоною своею Анною и сын Богданов Чуприн Миколаи к тому ничого не мают мети. А так мы с п[а]ны радами нашими о том досмотревъшы и выслухавъшы того выпису с права гайного виленьского и листу судового князя бискупа его милости и зърозумели есмо, кгды ж войт49с буръмистры и радъцы водле права своего майтборского50 тую Маръкгорету и ее дети при том дому и въсих статках водле права майтборского зоставили и княз[ь] бискуп его милости виленьскии так жо то знашол. Мы теж тот дом вышеи писаныи и иные речы и въси статъки вышей писаные присудили жоне доктора Францышъка Скорины Маркгорете держати и въжывати супокойне на вечные часы подле суда и сказа[н]я первого места нашого Виленьского и подле теж суда и листу судового князя Яна, бискупа виленьского, а тому Марътину и его жоне Анне и тому Миколаю Чуприну и их потомъком казали есмо в том вечное молчане мети, и на то есмо доктору Францышъку и его жоне Малкгорете дали сес[ь] наш лист з нашою печатю. При том были панове рада княз[ь] Ян, бискуп виленъский, княз[ь] Микола[и]51, бискуп киевские, воевода троцкии, гетман наш, староста53 бряс[лавский] и весниц[кий], княз[ь] Констянтин Ивановиц Острозский, пан виленьский, стар[оста] гор[оденский], мар[шалок] двор[ный]55, пан Юри[й] Миколаевич Радзивилловича и иные панове рады Великого князства Литовъского. Копоть писар57.
Документ хранится в ЦГАДА, Лит. метрика, ф. 389, № 224, л. 297 об.— 298. Адаптация со старобел.
№ 12. ПЕРВАЯ АКТОВАЯ ЗАПИСЬ КРЕДИТОРОВ ИВАНА СКОРИНЫ
Июль 1529 г. Познань
Клаус Габерланд через своего поверенного Варф[оломея] Г[линфицкого] определил первый срок суда на выездном заседании по делу [...] товаров или имущества [в таре] под домом Якоба Корба, [которые принадлежали] Ивану Скорине, виленскому гражданину, [на принадлежащих] ему [Габерланду] приблизительно 500 флоренов58 долга. Деялось в субботу, в день святого Алексея59 1529 [года].
Второй срок по делу о том же имуществе в пятницу после праздника святой Марии Магдалены60 1529 [года].
Документ хранится в Познанском архиве: Archiwum Państwowe w depozycie Archiwum Miasta Poznania. Advoc. 1516 — 33, f. 54 v. Перевод с лат.
№ 13. ВТОРАЯ АКТОВАЯ ЗАПИСЬ КРЕДИТОРОВ ИВАНА СКОРИНЫ
Июль 1529 г. Познань
Яцко Фолькович определил первый срок суда по делу об имуществе, конфискованном в подвале под домом Якоба Корба, которое ранее принадлежало Ивану Скорине, на сумму двести флоренов. Деялось в понедельник после Petri ad uincula61.
Хранится там же, где документ № 12, Перевод с лат.
№ 14. ТРЕТЬЯ АКТОВАЯ ЗАПИСЬ КРЕДИТОРОВ ИВАНА СКОРИНЫ
2 августа 1529 г. Познань
Доктор Франциск [Скорина] из Вильни определил первый срок суда по делу об имуществе, конфискованном в подвале под домом Якоба Корба, на сумму в 400 флоренов [...]. В день, как выше.
Документ хранится в Познанском архиве: Archiwum Państwowe w depozycie Archiwum Miasta Poznania. Advoc. 1516 — 33, f. 55. Перевод с лат.
№ 15. ЧЕТВЕРТАЯ АКТОВАЯ ЗАПИСЬ КРЕДИТОРОВ ИВАНА СКОРИНЫ
2 августа 1529 г. Познань
Корбова [жена Корба] определила первый срок суда по делу об имуществе или [товарах], которые некогда принадлежали Ивану Скорине, на [принадлежащих ей] 30 флоренов долга. В день, как выше.
Хранится там же, где документ № 14. Перевод с лат.
№ 16. ПЯТАЯ АКТОВАЯ ЗАПИСЬ КРЕДИТОРОВ ИВАНА СКОРИНЫ
1529 г. Познань
Яцко Фолькович, а также доктор Франциск [Скорина] из Вильни, каждый из них определил другой срок суда по делу о конфискованном в подвале под домом Якоба Корба имуществе, которое некогда принадлежало Ивану Скорине. Также Корбова [определила] другой срок по делу о том же имуществе.
Документ хранится в Познанском архиве: Archiwum Państwowe w depozycie Archiwum Miasta Poznania. Advoc. 1516 — 33, f. 58. Перевод с лат.
№ 17. АКТОВАЯ ЗАПИСЬ О РАЗДЕЛЕ ИМУЩЕСТВА ИВАНА СКОРИНЫ
23 октября 1529 г. Познань
Деялось во вторник перед праздником святых апостолов Симона и Иуды62 в год 1529.
Явившись лично перед необходимым гайным судом, славный Роман Иванович Скоринин63, гражданин из Вильно, заявил: что поскольку по требованию уважаемых Клауса Габерланда, гражданина, купца и радцы познанского, Маргариты, совладетельницы выдающегося мужа Франциска, называемого доктор Скоринин, и Ешки Стефановича из того же Вильно — претендентов на имущество и товары покойного Ивана Скоринина, своего законного отца, оставленные после его смерти здесь, в Познани, в подвале под домом или каменицею Якоба Корба, он был и есть вызван в суд как наследник имущества своего отца по письменному вызову, выданному под надписью и печатью рады города Познани, с третьего срока суда, утвержденного в судебном порядке, на четвёртый срок для своего поручительства за конфискованные имущество и товары своего отца или иначе для того, чтобы видеть и слышать по [своему] гражданскому долгу, как распределяются имущество и товары и как от суда назначаются оценщики и проч.
И опасаясь, что из-за самой конфискации и проведения в будущем суда, то ли от расходов и затрат тяжбы, то ли от её окончания, а также из-за повреждения от времени такого рода товаров, которые не прочные, ему может быть причинён вред и убыток и чтобы что-нибудь в упомянутых товарах из-за его неявки в суд ко времени проведения суда не понесло урона, он потребовал с надлежащей для поручительства за такого рода имущество своего отца настойчивостью, чтобы в присутствии упомянутых претендентов для точной и согласно их договорённости оценки названных товаров такого рода ему и самим претендентам были назначены и даны оценщики — люди добросовестные и опытные в торговом деле, а именно: уважаемые Себастьян Шлюссельфельдер и Николай Селенский, граждане и купцы познанские, а также от суда — два лавника с писарем.
Господа же, заседающие в судебном порядке, внимательно выслушав, что это справедливое дело зависит от хода суда, по согласию упомянутых сторон, по суду и праву назначили и дали для оценки упомянутого имущества названных Себастьяна и Николая, купцов, и вместе с ними двух лавников: Альберта Йозефа и Леонарда Будника с писарем.
Оценщики, которые наконец пришли через некоторое, время, упомянутые Себастьян Шлюссельфельдер и Николай Селенский, назначенные и данные по согласию самих сторон, в присутствии этих сторон и перед судом заявили: что точно, в соответствии с их договорённостью и при согласии сторон, в присутствии лавников и писаря после предварительного внимательного обдумывания и [последующего] обсуждения они оценили товары в самом [хранилище] или подвале под [домом] Якоба Корба, оставленные [там] на сохранение и конфискованные ранее отмеченным образом, а именно: кожи большие,[так] называемые юфтевые, которые были в количестве двести пятьдесят восемь, по одному флорену каждая в отдельности или по тридцать грошей польских. Также другие кожи, меньшие, [так] называемые чимшeвые, которые были в количестве пятьсот, каждая сотня по десять флоренов [посчитанных] по тридцать грошей польских. Также десять кож, [так] называемых рысьих, по три с половиною флорена [или] по тридцать грошей польских. Также кожи обычные, которых было сорок шесть тысяч семьсот, каждая тысяча по двадцать флоренов [или] по тридцать грошей польских. Там же прежде всего упомянутый Клаус Габерланд как первый претендент получил от упомянутого Романа в соответствии со своей претензией и распиской, написанной на простом русском языке68, которую тот же Роман признал действительной по содержанию, на [сумму] пятьсот минус четыре флорена, посчитанных по тридцать грошей польских; все кожи большие, [так] называемые юфтевые,— двести пятьдесят восемь и все кожи меньшие, (так] называемые чимшевые,—пятьсот; также десять кож, [так] называемых рысьих; также обычных кож — семь с половиною тысяч и сто пятьдесят.
Также выдающийся муж Франциск Скоринин, доктор из Вильно, как главный опекун уважаемой Маргариты, своей совладетельницы, и в силу действительного указа и полномочия, представленного в [этих бумагах] под надписью и печатью города Вильно и действительно полученного от этого же [города] по форме гражданского права на двести четыре копы долга, [невыплаченного] упомянутой Маргарите, своей законной совладетельнице; согласно [обязательству], написанному на русском языке, которое Роман получил от Ивана, покойного отца своего, который был должен, и в соответствии с конфискацией и распределением хода суда — в литовской монете, что после [пересчёта] на польские с добавлением девяти грошей к каждой копе составляет двести тридцать четыре копы тридцать четыре гроша; взыскал и получил сполна от того же Романа на всю эту сумму грошей двадцать три с половиною тысячи кож обычных, каждая тысяча по двадцать флоренов в польской монете, посчитанных по тридцать грошей.
Также тот же выдающийся муж Франциск Скорина, доктор из Вильно, от того же Романа на двадцать венгерских флоренов, посчитанных по сорок четыре гроша на основании сделанных в тяжбе расходов, и на одиннадцать коп за какой-то отрез ливонской ткани, не отданный покойным Иваном, его отцом, [за] который Роман также согласился [уплатить] в польской монете, получил две тысячи пятьсот кож обычных, каждая тысяча по двадцать ранее упомянутых флоренов.
Также уважаемый Ешка Стефанович из Вильно в соответствии со своей претензией на сто коп грошей в литовской монете за жалованье по службе, задержанное ему покойным Иваном Скорининым за десять лет, за каждый год по десять коп, которые упомянутый Роман как законный наследник признал, получил от того же Романа, законного наследника, после [пересчёта], сделанного на польскую монету с добавлением девяти грошей к каждой копе, одиннадцать тысяч пятьсот кож обычных, ранее упомянутых, каждая тысяча по двадцать флоренов польских, посчитанных, как раньше.
Также уважаемая Барбара Корбова на основании оценки неотданного [долга] — пятнадцати флоренов и прочих пятнадцати, на основании заёма, как она заявила, и посчитанных по тридцать грошей, получила от того же Романа остаток кож, а именно тысячу пятьсот.
Там же, явившись лично, выдающийся муж Валентин со Старогарды, доктор и гражданин познанский, с действительным указом и как уполномоченный уважаемого Клауса Габерланда, гражданина и радцы познанского, на прекращение и ликвидацию [иска] по поручению от его имени, которое [полномочие] он предъявил в присутствии [и] под надписью и печатью рады города Познани, признал и согласился, что Клаусу Габерланду действительно и сполна уплачено в упомянутых товарах, согласно обследованию двух оценщиков, назначенных и данных по праву и согласию сторон, пятьсот минус четыре флоренов польских, посчитанных по тридцать грошей, от уважаемого Романа, гражданина виленского, в соответствии с обязательством, сделанным ему, Клаусу, покойным Иваном, отцом самого [Романа], и конфискацией и постановлением суда. От этих пятисот флоренов сам доктор Валентин в силу того же указа и полномочия этого же Романа освободил, а сама обязательство и постановление суда в силу этих [документов] уничтожил и ликвидировал и этого же [Романа] отпустил свободным от этих долгов навсегда и навечно.
Там же, явившись лично, выдающийся муж доктор Франциск Скоринин из Вильно, представляя письменно в присутствии [рады] указ и полномочие уважаемой Маргариты, своей законной совладетельницы, на прекращение денежного [иска] и по [её] поручению на ликвидацию [его], с подписью и печатью города Вильно, и как её главный опекун признал и согласился, что Маргарите, в её руки полностью и сполна уплачено в упомянутых товарах в соответствии с обследованием двух упомянутых оценщиков на сумму двести четыре копы литовских грошей, посчитанных по шестьдесят грошей, от уважаемого Романа Скоринина из Вильно [согласно обязательству], написанному на русском языке и сделанному покойным Иваном Скорининым, отцом этого же Романа при жизни, и [согласно] с конфискацией и проведением суда. От этих двухсот четырёх коп упомянутых грошей сам доктор Франциск в силу указа и как уполномоченный и главный опекун своей совладетельницы этого Романа освободил, а само обязательство и [постановление] суда в силу этих [документов] уничтожил и ликвидировал и освободил этого же [Романа] от ранее названных [долгов] навсегда и навечно.
Там же, явившись лично, выдающийся муж Франциск Скоринин, доктор из Вильно, свободно и ясно признал, что ему уплачено уважаемым Романом Скорининым, виленским гражданином, согласно обследованию двух упомянутых оценщиков, двадцать венгерских флоренов на основании расходов, сделанных в тяжбе, и одиннадцать коп за [отрез ливонской ткани], который был должен ему и задержал покойный Иван Скоринин, отец самого Романа. От этих [долгов] этого же [Романа] он освободил и этими [документами] освобождает и отпускает свободным навсегда и навечно.
Там же, явившись лично, уважаемый Ешка Стефанович из Вильно, слуга умершего Ивана Скоринина из того же Вильно, по своей воле и свободно признал и согласился, что ему уплачено в соответствии с обследованием двух упомянутых оценщиков уважаемым Романом Скорининым, гражданином виленским, сто коп литовских грошей, согласно с конфискацией и постановлением суда, сделанным им на основании жалованья за службу по десять коп за каждый год, задержанного ему покойным Иваном Скорининым, отцом самого Романа. От этих ста коп этого же Романа как наследника после смерти его отца он освобождает и отпускает свободным навсегда и навечно.
Там же, явившись лично, уважаемая Барбара Корбова, совладетельница уважаемого Якоба Корба, гражданина познанского, свободно и ясно заявила и согласилась, что ей уплачено, в соответствии с обследованием двух упомянутых оценщиков, уважаемым Романом из Вильно пятнадцать флоренов на основании оценки [удержания имущества] из подвала и прочих пятнадцать флоренов, посчитанных по тридцать грошей на основании заёма на определённого возчика для перевозки, который был взят покойный Иваном Скорининым, отцом этого же Романа, [и не отдан] упомянутому Якобу, её мужу, при жизни. От этих [долгов] того же [Романа] она освобождает и отпускает свободным как наследника навсегда и навечно.
Документ хранится в Познанском архиве: Archiwum Państwowe w depozycie Archiwum Miasta Poznania. Advoc. 1521 — 33, 93-96. Перевод с лат.
№ 18. ПЕРВАЯ АКТОВАЯ ЗАПИСЬ О ВЫБОРЕ РОМАНОМ СКОРИНОЙ УПОЛНОМОЧЕННОГО
