§1. Взаимоотношения церковной и светской ветвей власти

Описание судьбы Новгородской церкви принадлежит к числу самых разработанных отделов русской церковной истории. Обратимся, однако, в первую очередь к одному из спорных моментов внутренней политики русского государства – взаимоотношению церковной и светской ветвей власти. Известно, что на Руси христианская церковь, в отличие от церкви на Западе, традиционно выступала за усиление центральной государственной власти. Даже во времена феодальной раздробленности митрополит Киевский, как некая проекция киевского сюзерена, занимал особое положение по отношению к другим церковным иерархам.

Русское государство, принявшее христианство от Византии, должно было следовать ее же образцу в нормах организации церковной жизни, в том числе в правилах управления епархиями, в построении взаимоотношений церковной и светской властей. Однако русская церковь находилась в ином положении и состоянии: если в Византии уже сформировалась организованная гражданская власть, зорко следившая за всем, что касалось ее интересов, четко контролировавшая границы вторжения церкви в гражданскую область, то на Руси этого еще не произошло. Здесь княжеская власть отличалась достаточной слабостью и не вполне сформулировала и осознала все свои обязанности.

Следствием этого стало нередкое и весомое нарушение церковью границ гражданского права. По наблюдению А. В. Карташева, на Руси «светская власть не сознавала ясно границ своей компетенции и поступалась в пользу церкви некоторыми своими правами, руководствуясь лишь экономическими соображениями»²⁶, «юное русское государство во многих случаях охотно допускало к участию в своих делах представителей церковной власти, не злоупотреблявших его доверием, и до некоторой степени даже прямо вовлекало церковную власть в эти дела»²⁷.

В церковном ведении были дела не только церковные, но и касавшиеся семейного и наследственного права, о чем явственно сказано в уставе Новгородского князя Всеволода²⁸. Также русская церковь не без канонического основания претендовала на подчинение себе духовных лиц, богоугодных заведений. К подобным лицам относились «паломник, сторонникъ, свьщегасъ, вдовица, пущенникъ, задушный человекъ, сльпец, хромецъ». Эти категории в Византии относились не к церковной власти, а к мирской.²⁹

Показательным в этом плане становится одно из посмертных чудес, совершенных блаженным Николаем Кочановым³⁰. Николай наказывает одного злостного должника, отказавшегося платить по счетам, тем, что насылает на него дурную молву по всему городу. Не выдержав распространения хулы, сребролюбец публично кается и просит прощения у обиженных им. При этом посредником между заимодавцем и кредитуемым оказывается именно церковный служитель — клирик Иоанн, который и обращается с просьбой о молитвенном заступлении к почившему угоднику.

Впрочем, существовала и обратно направленная тенденция – вмешательство светской власти в дела церкви. Так, князья нередко позволяли себе устранять по той или иной причине неугодного им епископа и поставлять на его место другого, тогда как по каноническому церковному праву епископ может быть устранен от занимаемой им должности или вследствие своего собственного ходайтайства, по состоянию здоровья, как правило с дальнейшим уходом на покой в один из епархиальных монастырей, либо после законного суда церковного, выносящего легетимное постановление собора действующих епископов.

Основной же социальной миссией епископата было, несомненно, миротворчество. «Княже, мы есмы поставлены въ Русской земле от Бога востягивати вас от кровопролитья», – замечает митрополит Никифор 2-ой киевскому князю Рюрику Ростиславичу. По наблюдению Е. Е. Голубинского, в домонгольский период встречается только два примера, «что епископы вели себя недостойным образом, не как истинные миротворцы, а как интриганы»³¹. В целом же церковные иерархи рассматриеваемого периода оставались на высоте своего духовного звания.