3.Антинигилистический роман

Нигилизм – отрицание общепринятых ценностей, идеалов, моральных норм, культуры и т.д. Впервые это понятие появилось у Ф.Г. Якоби, но

всесторонний анализ нигилизма как общеевропейского явления дал Ф. Ницше. Нигилизм означает крушение высшего мира ценностей, состояние, в котором человек остается один на один с бессмысленностью мира и должен научиться жить в этой бессмысленности, без иллюзий, без надежды. В России термин «нигилизм», вошел в широкое употребление еще в 1860-х гг., т.е. задолго до того, как он стал популярен на Западе. В частности, М. Катков применил его для характеристики воззрений Писарева. После выхода романа И.С. Тургенева «Отцы и дети»(1862) его герой сразу превратился в обобщенный образ русского нигилиста, а автора записали в изобретателя самого термина «нигилизм» в России и на Западе.

Антинигилистический – общее название ряда русских общественно-политических романов, появившихся в 1860-80х гг.: «Взбаламученное море»

А. Ф. Писемского (1863), «Некуда» Н. С. Лескова (1864), «Две силы» В. В. Крестовского (1874) и др. Близки к антинигилистическим романам «Обрыв» И. А. Гончарова (1869), «Новь» И.С. Тургенева (1877), «Бесы» Ф.М. Достоевского (1871). Роман «Отцы и дети» Тургенева (1861), в котором впервые употребляется слово «нигилист», по мнению некоторых критиков,

антинигилистический роман, по мнению других – автор на стороне «нигилистов». Общие черты антинигилистического романа негативное изображение молодых людей «нового поколения», интеллигентов-разночинцев, одержимых идеей изменения государственного строя, быта и

нравственных устоев России.

Новые люди» в изображении Лескова («Некуда», «На ножах»). Антинигилистический пафос произведений. Название романа отражает отношение писателя к нигилизму: он показывает людей, которым некуда идти. Для него нигилизм – убогое порождение, не просто не национальное, а абсурдное. Лесков 60-х годов живет в предреформенную и пореформенную эпоху: с одной стороны, Крымское поражение, с другой – вдохновляющая эпоха реформ. Писатель не верил, что на место цепей придут другие цепи. «Куда идет Россия?» – этот вопрос не раз поднимался в литературе. Лесков понимает, что нигилисты ведут ее революционным путем. Но для него это не путь – это бездорожье. Народническое бездорожье. В романе показана Россия накануне катастрофы. Пророческие предсказания Лескова сбудутся.

Есть письмо Лескова и целое «Объяснение» по поводу романа, где он говорит о том, что изобразил разных нигилистов: во-первых, это люди увлечённые, чистые сердцем (Лиза Бахарева, Райнер, Помада), во-вторых, люди, примкнувшие к нигилистам, потому что это было модно, и в-третьих, люди низких моральных качеств, дискредитирующие идею свободы. В центре повествования герои, которых Лесков считает положительными, но заблудшими. Чистота идеи остается. Но чистых людей осталось очень немного, и они оказались не у дел. Примкнувшие поняли, что они не сила. Лесков создал тип благородного и чистого революционера Райнера, которого Горький сравнивал с Рахметовым, и драматический образ Лизы Бахаревой, являющей собой «истинный тип современной живой девушки»( Н.В. Шелгунов). Все эти «нетерпеливцы» (т.е. революционеры) симпатичны автору. Они по-своему самоотверженно стремятся утвердить демократический общественные отношения и готовы все отдать за становление в России добра и справедливости. Вместе с тем действиям этих людей не хватает уместности и целесообразности, их добрые помыслы и планы оборачиваются химерой, как только сталкиваются с реальной российской действительностью. Искренний и чистый душою Райнер становится как будто пробным камнем теоретических постулатов революционно-демократического лагеря. Его великие усилия, возвышенная преданность делу революции не приносят результата: на деле, в жизни идти ему оказывается некуда. Трагической безысходностью оборачиваются подобные порывы Лизы Бахаревой, в некотором смысле напоминающей читателям Веру Павловну. Так же рвется она из семью «на волю», стремится к полезному труду, так же не желает поступаться своими общественными убеждениями и чувствами и даже(вслед героине Чернышевского) мечтает открыть швейную мастерскую. Но вне семьи, вне прежних традиций и старых привязанностей она не может найти важного, полезного дела, сочувствия, которого ждала. Стремясь во всем отрицать связи со старым укладом, Лиза становится безразличной к страданиям и нуждам самых близких ей людей. Мысль о бесплодности революционных усилий оттолкнула писателя к обличению нигилистов, в романе возникли карикатурно-натуралистические зарисовки некоторых лиц, принадлежавших к демократическому движению: писательницы Евгении Тур, т.е. графини В.Е.Салиас де Турнемир, редактора газеты «Русская речь» ( в романе – маркиза де Бараль), а также писателей-демократов В.А. Слепцова и А.И. Левитова Белоярцев и Завулонов).Писатель воссоздал в «Некуда» пеструю картину общества и прежде всего тех, кого называли «новыми людьми». Это были очень разные люди, в той или иной степени привлеченные идеями обновления, в которых грезилось им освобождение от давления среды, утверждение своего человеческого достоинства там, где, им казалось, оно стеснено и уничтожено; это были недовольные настоящим и чающие лучшего будущего. Главная героиня романа – Лиза – неизменно движется к своему краху. По существу в «Доме Согласия» она оставалась «одна одинешенька»; «немного нужно иметь проницательности, чтобы, глядя на нее теперь, сразу видеть, что она во многом обидно разочарована и ведет свою странную жизнь только потому, что твердо решилась не отставать от своих намерений – до последней возможности содействовать попытке избавиться от семейного деспотизма». Вокруг нее были люди «пестрого состава: «жены, отлучившиеся от мужей», девицы, бежавшие из семейств, девицы, полюбившие всем сердцем людей, не имевших никакого сердца и оставивших им живые залоги своих увлечений. Всех этих людей объединял дух противоречия обществу. Сталкивая две судьбы – Женни и Лизы, – Лесков подходит к тому убедительному противопоставлению, которое, в сущности, и определяет смысл роман: уйти от семейно-родового, естественного, родного начала некуда.

Но особенно драматическую роль в творческой судьбе Н.С. Лескова сыграл роман «На ножах». А между тем роман «На ножах» – явление чрезвычайно важное по его роли в творческом становлении писателя и в истории русской классической литературы. До последнего времени этот роман Лескова числился среди самых крайних проявлений «антинигилистической» беллетристики. Герои романа – политические авантюристы Горданов, Бодростина, Ванскок. Лесков оценивает литературных предшественников своего главного героя Горданова. Раскольникова из «Преступления и наказания» Достоевского Горданов «сравнивает с курицей, которая не может не кудахтать о снесенном ею яйце, и глубоко презирает этого героя за его привычку беспрестанно чесать свои душевные мозоли». Герой романа «знал вживе» Марка Волохова (или «Маркушку») – героя романа Гончарова «Обрыв». Этот «был, по его мнению, и посильнее, и поумнее двух первых, но ему, этому алмазу, недоставало шлифовки, чтобы быть бриллиантом, а Горданов хотел быть бриллиантом и чувствовал, что к тому уже настало удобное время». Павел Горданов занимает своё место в литературной цепочке героев русских романов XIX века – властителей дум русского общества. Лесков словно размывает границы художественной реальности своего произведения и отпускает персонажа в безграничное художественное пространство русской литературы. Лесковский роман был написан на «злобу дня», и его общественный резонанс во многом определялся именно этим. В романе «На ножах» автор выступает против крайних, извращенных проявлений нигилизма, имеет резкую антибуржуазную направленность. В романе есть и «симпатичные нигилисты», таких, как Ванскок и майор Форов. В образе Висленева слышны отголоски нечаевского дела, вызвавшего в семидесятые годы в литературе оживление антинигилистической темы. Так называемая «фабула нечаевского дела», которое стало широко известно общественности в 1871-м, когда в Петербурге шел процесс над большой группой революционеров, разошлась тогда по сюжетам многих произведений массовой литературы, в том числе и самого низкого, бульварного пошиба. Этот факт литературной жизни был иронически осмыслен в статье Салтыкова-Щедрина «Так называемое нечаевское дело и русская журналистика». Салтыков со свойственной ему язвительностью писал: «Главный результат процесса, по нашему мнению, выразился в том, что он дал случай нашей литературе высказать чувства, которые одушевляют ее». Есть мнение, что и Лесков в силу своего публицистического темперамента и особенностей таланта, как в романе «Некуда» на создание Знаменской коммуны, откликается на эти события русской общественной жизни. Правда, «фабула нечаевского дела» оказывается в романе трансформированной «почти до неузнаваемости», так как обстоятельства убийства Бодростина мало чем напоминают расправу над студентом Ивановым. Тем не менее взаимоотношения Горданова и Висленева, который оказывается в психологической и экономической зависимости от первого, Лесков строит, вероятно, по подобию отношений, существовавших в нечаевской группе. До некоторой степени как намеки на нечаевский процесс воспринимаются и злые отчаянные пророчества Висленева, в представлении Лескова, вероятно, связанные с революционными идеями нечаевцев, а, может быть, с тем, как они интерпретировались в прессе. Во всяком случае, герой Лескова на допросах по следствию об убийстве Бодростина выставляет себя «предтечей других сильнейших и грозных новаторов, которые, воспитываясь на ножах, скоро придут с ножами же водворять свою новую вселенскую правду». Странно, но приходится признать, что в известном смысле пророчества, вложенные Лесковым в уста полусумасшедшего героя, имели историческую перспективу. Несмотря на «программную» заданность отдельных сюжетных ходов, художественную незавершенность отдельных образов и подчас наивное стремление автора «освежить» антинигилистическую тему эпизодами с мистическими предсказаниями, роковыми встречами и другими беллетристическими приемами, с самого начала его публикации роман был популярен и даже соперничал в этом с безупречными образцами лесковской прозы».

В восприятии современников роман распадался на две части: нигилистический Петербург и провинцию, конкретно выписанный быт которой затмевал собой мрачные петербургские сцены. Однако и петербургские страницы романа не были одинаково бездарны. На них был создан маленький лесковский шедевр – Ванскок, характер, отмеченный необыкновенной правдивостью. Достоевский, в целом резко критически оценивая «На ножах», именно за искажение образов нигилистов, был вынужден признать: «Какова Ванскок! Ничего и никогда у Гоголя не было типичнее и вернее. Ведь я эту Ванскок видел, слышал сам, ведь я точно осязал ее. Удивительнейшее лицо! Если вымрет нигилизм начала шестидесятых годов – то эта фигура останется на вековечную память. Это гениально»! Десятилетия спустя, уже в двадцатые годы нашего столетия, когда Россия пережила разрушительную революционную бурю и тысячи Ванскок погибли сначала на царской каторге, а затем в неразберихе гражданской войны, Горький вновь вспомнил героиню Лескова – «Анну Скокову, девицу-революционерку, смешную внешне». «Суматошная, она говорит скороговоркой и, знакомясь, называет себя Ванскок», – пишет Горький. По его мнению, Ванскок – «тип, мастерски выхваченный из жизни рукою художника, изображенный удивительно искусно, жизненный до обмана, – таких Ванскок русское революционное движение создавало десятками. Существо недалекое, точнее глуповатое. Ванскок неутомима, исполнена самозабвения, готова сделать все, что ее заставят люди, которым она – сама святая – свято верит. Если ее пошлют убить – она убьет, но она же, сидя в тюрьме, будет любовно чинить рубаху злейшего партийного врага; она может, не насилуя себя, перевязать рану человеку, который накануне избил ее, может месяцами задыхаться в подвале, работая в тайной типографии, прятать на груди у себя заряженные бомбы и капсюли гремучей ртути, может улыбаться, когда ее мучают, даже способна пожалеть мучителей за бесполезность их труда над телом ее и в любую минуту готова умереть «за други своя». Мысленно продолжая жизнь Ванскок за рамками романа и наделяя ее образ жизненным опытом, приобретенным ее последователями, русскими революционерками, Горький высоко оценивает обрисованный Лесковым тип личности: «Этот человек – орудие, но это и святой человек, – утверждает он, – смешной, – но прекрасный, точно добрая фея сказки, человек, воспламененный неугасимой, трепетной любовью к людям – священной любовью, хотя она и напоминает слепую привязанность собаки».

Как прямое следствие нового типа отношений между мужчиной и женщиной, произошел распад семьи, вместе с семьею были утрачены естественные условия для воспитания подрастающих поколений, снижена роль женщины, превращенной в «орудие» для выполнения различных функций, навязанных ей обществом, почти всегда не отвечающих ее природному назначению.

Одним из наиболее значительных, пророческих романов о перспективах нигилизма стал роман Ф.М. Достоевского «Бесы». «Бесы»(1871-1872) традиционно воспринимался отечественным литературоведением как роман – предупреждение, роман – памфлет, роман – хроника. В романе нашли отражение исторические события России 70 - х годов девятнадцатого века. Само заглавие романа и эпиграфы к нему отражают проблематику произведения. Главная фигура романа – Петр Верховенский. Политические планы Верховенского страшны, даже ужасающи, для него люди – марионетки, покорно исполняющие его волю(далеко неслучайна «говорящая» фамилия героя, сочетающаяся с его именем). Умный кукловод подло осуществляет свои политические спектакли, умело манипулируя мутью и мерзостью, поднятыми им со дна общества и человеческой души. Атеизм Верховенского – суть и «оправдание» его зловещей фигуры. Другая важная фигура романа – Николай Ставрогин. образа Николая Ставрогина противоречив: он злодей и жертва в одном лице. Николай Ставрогин представляет собой тип русского дворянина-интеллигента, расплачивающегося собою за все поколения русских «байронистов», «лишних людей». Красота, свобода духа, ненасытность желаний которых достигают в нем предела и обращаются в отталкивающую противоположность. Ставрогин – Иван-царевич, Стенька Разин. Образ Шатова имел огромное значение для Достоевского. Шатов (сама его фамилия говорит о духовной неустойчивости) сначала «исповедует» нигилизм, затем впадает в другую крайность – без особого успеха пытается уверовать в Бога. Теоретическим служением человечеству, которое оборачивается на деле его духовным и физическим уничтожением, в основе которого лежит презрительное разделение людей на «имеющих право» и бесправную толпу, «занят» Шигалев, не имеющий никакой продуманной и логичной программы преобразования общества. Женские образы в романе: юродивая Хромоножка, Лиза Тушина символизируют «одержимость» бесами. Самоубийство Ставрогина имеет символический смысл. «Изменник перед Христом, он неверен и Сатане. Он изменяет революции, изменяет и России( символы: переход в чужеземное подданство и в особенности отречение от своей жены, Хромоножки). Всем и всему изменяет он и вешается как Иуда, не добравшись до своей демонической берлоги в угрюмом горном ущелье». (Вяч. Иванов).