1.Какие ещё стихотворения русских поэтов, посвящённые городу, вам известны и как они соотносятся со стихотворениями Маяковского?

«Адище города»   Адище города окна разбили на крохотные, сосущие светами адки. Рыжие дьяволы, вздымались автомобили, над самым ухом взрывая гудки. А там, под вывеской, где сельди из Керчи – сбитый старикашка шарил очки и заплакал, когда в вечереющем смерче трамвай с разбега взметнул зрачки. В дырах небоскрёбов, где горела руда и железо поездов громоздило лаз – крикнул аэроплан и упал туда, где у раненого солнца вытекал глаз. И тогда уже – скомкав фонарей одеяла – ночь излюбилась, похабна и пьяна, а за солнцами улиц где-то ковыляла никому не нужная, дряблая луна.

А. Блок Город в красные пределы Мёртвый лик свой обратил, Серо-каменное тело Кровью солнца окатил. Стены фабрик, стёкла окон, Грязно-рыжее пальто, Развевающийся локон - Всё закатом залито. Блещут искристые гривы Золотых, как жар, коней, Мчатся бешеные дива Жадных облачных грудей, Красный дворник плещет вёдра С пьяно-алою водой, Пляшут огненные бёдра Проститутки площадной, И на башне колокольной В гулкий пляс и медный зык Кажет колокол раздольный Окровавленный язык.

О. Мандельштам «Ленинград» Я вернулся в мой город, знакомый до слёз, До прожилок, до детских припухлых желёз. Ты вернулся сюда, так глотай же скорей Рыбий жир ленинградских речных фонарей, Узнавай же скорее декабрьский денёк, Где к зловещему дёгтю подмешан желток. Петербург! Я ещё не хочу умирать! У тебя телефонов моих номера. Петербург! У меня ещё есть адреса, По которым найду мертвецов голоса́. Я на лестнице чёрной живу, и в висок Ударяет мне вырванный с мясом звонок, И всю ночь напролёт жду гостей дорогих, Шевеля кандалами цепочек дверных.

ХХ век, ознаменовавшийся урбанизацией, то есть процессом повышения роли городов в развитии общества, внес свои коррективы в тематическое разнообразие. В поэзии не могла не появиться тема города. Александр Блок создал множество стихотворений о своем родном Петербурге, позже объединенных в цикл «Страшный мир». В стихотворении Блока город одушевлён, но при этом обездушен. У него есть лик, обращённый к солнцу, и тело, которое он окатил кровью солнца. Но лик оказывается мёртвым, тело безжизненным, серо-каменным. Мотив смерти задаётся уже в первой строфе: эпитет мёртвый и метафора кровь солнца заставляют читателя ужаснуться. Однако сама картина городского заката вызывает не только ужас, но и восхищение: обилие красного цвета завораживает и напоминает жертвоприношение. Город превращается в идола, которому и приносится жертва — солнце. Омывшись жертвенной кровью, идол оживает — Петербург приходит в движение, и всё в нём окрашивается в красно-золотые, огненные цвета, будто город, напившийся крови, теперь охватывается огнём. Город втягивается в сумасшедшую (возможно, ритуальную, как при жертвоприношении) пляску: движется всё, опьянённые кровью природа (пьяно-алая вода) и люди, скульптуры и здания. В эту вакханалию, оргиастический танец, втягивается даже церковный колокол. Не божественный колокольный перезвон наполняет Петербург, а гулкий пляс и медный зык.  Красота и ужас так слиты в этом произведении Блока, что их невозможно отделить друг от друга: ужас красоты или красота ужаса открываются читателю в этом образе Петербурга.

Не менее ужаснее выглядит город Маяковского. В этом городе все находится в постоянном движении, создавая неразбериху, пугая людей движениями и резкими звуками.

Многоэтажные дома со светящимися окнами вызывают у Маяковского чувство страха и брезгливости. Такие дома он именуют не иначе, как «сосущие светами адки». Редкие автомобили, только начавшие появляться на городских улицах, ассоциируются у поэта с «рыжими дьяволами», которые взрывают гудки «над самым ухом». Качествами живого существа, словно бы вырвавшегося из преисподней, автор наделяет и обыкновенный трамвай, который «с разбега взметнул зрачки», напугав до слез пожилого мужчину, обронившего возле магазина свои очки. Автор убежден, что в этом мире небоскребов, автомобилей и трамваев даже солнце напоминает раненое существо, у которого «вытекал глаз». И поэта охватывает непреодолимое чувство безысходности, когда он понимает, что не в состоянии ничего изменить. Город с его техническим прогрессом становится опасен для человека.

Композиция стихотворения Мандельштама строится на противопоставлении образов Петербурга и Ленинграда. Петербург детства противопоставлен Ленинграду взрослого человека. Оглядываясь по сторонам, Мандельштам пытается узнать прекрасный Петербург, но ничего дорогого из воспоминаний он не может разглядеть в новом городе, грязном, неуютном, проникнутом неуверенностью перед завтрашним днем и страхом перед днем настоящим. Петербург для поэта — это детство, друзья, культура, счастье. Ленинград — это кошмар, страх, насилие. Ленинград убивает Петербург, а вместе с ним и мир лирического героя. «Петербург, я еще не хочу умирать...".  Беспросветность и мрак говорят о гибели в городе живого начала, и город  угрожает жизни поэту. Мандельштамовское  «ещё не хочу умирать»  придаёт стихотворению смысл безысходности: телефон молчит, и это говорит о том, что не только город стал неузнаваемым — изменились сами люди: кто-то испугался и затих, кто-то приспособился, кто-то уехал, а кто-то и ушел из жизни. Но велика ли разница теперь между живыми и погибшими? Люди разобщены, живые как мертвецы.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что все три стихотворения близки общей мыслью: большой город давит на человека, в нем теряется человеческое начало.