2. Критерий художественного совершенства

И. Ильин отмечает: вопрос о том, что есть истинная художественность, является основным и решающим. Его решение сразу указывает путь «творящему артисту, воспринимающему зрителю и оценивающему критику. Законы эстетической материи должны соблюдаться, но при соблюдении подчиняться требованиям образа и требованиям предмета. Ибо эстетическая материя есть лишь средство и орудие; она не самостоятельна и не смеет становиться самодовлеющей; она призвана быть верным воплощением эстетического образа и художественного предмета, а не расти буйно и беззаконно по произволу или капризу автора¹⁸.

По отношению к предмету, - поясняет Ильин, - образ есть лишь его «знак», как бы его «облачение» или его «жилище»; он не самостоятелен и не смеет претендовать на независимость. Образный состав искусства имеет свою обязательную «грамотность», свои, специфические для каждого искусства, основы и законы. Но эти законы и основы должны покорно гнуться перед требованиями предмета, слагаясь по его воле и следуя его малейшим желаниям¹⁹.

Исходя из всего выше сказанного, можно дать такое определение: «художественным совершенством обладает тот объект искусства, в котором присутствуют три слоя – эстетическая материя, образ и художественный предмет. Законы каждого из слоев должны соблюдаться и не противоречить законам двух других. Художественный предмет, как проявление Божественной сущности в тварном мире, которые созерцающий гений художника может воплотить дарованными ему и преумноженными им талантами в произведения искусства является главным и определяющим весь состав объекта искусства».

При этом важно отметить, что в таком понимании критерия художественного совершенства, важна трехсоставность произведения искусства. При отсутствии истинного художественного предмета объект искусства не может считаться художественно совершенным.

3. Художник как субъект. Талант и творческое созерцание

Мы выяснили, что объектом в искусстве является художественный предмет. Художник, воплощающий этот предмет в жизнь является субъектом.

И. Ильин выделяет в художественном творчестве человека две функции: творческое созерцание и способность легкого и быстрого проявления или талант.

В принципе, в богословском изначальном значении, талант – то, что дается человеку Богом, независимо от его воли или воли родителей и не является наследственностью, или же особым образом приобретается в течение жизни (см. притчу о талантах в Евангелии). Талант сам по себе не обеспечивает успех какого-либо делания, создания картины, написания музыки и т.д. Талант не дается в равной мере каждому, но можно утверждать, что бесталанных людей нет. Талант не обозначает «полноту художественного дара, не освобождает человека от иных больших и важнейших требований», а наоборот обязывает к повышенной ответственности – кому больше дано, с того больше и спросится. Не достаточно одного таланта, чтобы «творчество цвело прекрасными и неувядающими созданиями»²⁰.

Дадим подтверждения этим суждениям из Священного Писания и из толкований отцов Церкви. А именно из Евангелия от Матфея «притча о талантах» (25:14-30). «Человек в этой притче означает Бога Творца и Промыслителя, — говорит святитель Филарет, - Который рабам Своим, т.е. всем человекам, дает различные дары, естественные и благодатные, как то: дары Святого Духа, Евангелие, Таинства, и вообще ...от Божественной силы Его даровано нам все потребное для жизни и благочестия» (2 Пет. 1: 3). Эти различные таланты даются нам каждому по силе его, т.е. вполне удовлетворительно для потребностей нашей жизни. Апостолы, в день сошествия на них Святого Духа, получили особые благодатные дары, потребные для их великого служения; их преемники, пастыри Церкви, в Таинстве рукоположения получают также дары Божественной благодати, немощных врачующей и оскудевающих восполняющей; каждый христианин в Таинствах Церкви приемлет благопотребные дары благодати Господней, укрепляющей его в жизни духовной, врачующей его душевные и телесные недуги, освящающей его семейную жизнь, благословляющей все его добрые начинания. Кроме этих даров благодатных каждый человек получает от Бога дары естественные: разные средства и способы служить Богу и ближнему, кто - способностями и природными дарованиями, умом, наукой, искусством, житейской и духовной опытностью, кто - средствами денежными и др. Все эти дары Божии и подразумеваются в притче под именем талантов. Бог знает, сколько кому нужно, сколько кто может употребить в пользу, и сообразно с этим разделяет Свои дары: кому пять талантов, кому два, а кому только один. Благодать Божия не стесняет свободы человека, не насилует природы его, не подводит всех под один уровень. Бог, любящий всех как Отец, раздает Свои дары, смотря по человеку: кто не способен стоять на высоте общественного служения, тот может быть полезным для ближних на низшей степени.²¹

Также и у святого праведного Иоанна Кронштадтского находим: «Не должно ни у кого и спрашивать, нужно ли распространять Славу Божию пишущею рукою, или словесно, или добрыми делами. Это мы обязаны делать по мере сил своих и возможности. Таланты надо употреблять в дело. Коли будешь задумываться об этом простом деле, то диавол, пожалуй, внушит тебе нелепость, что тебе надо иметь только внутреннее делание»²². Творчество подобного рода он понимает как общественное служение наряду с другими формами такого служения. «Каждый из нас, братия мои, - пишет он, - должен служить друг другу своими талантами, способностями, силами, своим служебным положением, имуществом, образованием, и не себе только угождать»²³.

«Правда, — продолжает святитель Филарет, - все зависит от дарованных талантов, без которых рабы как были, так и остались бы ни с чем. Но не одно получение, а делание и приращение вводит в радость Господа. И удивительно, что те, которые более имеют, более стараются и приобретать, а получившие менее совсем не стараются. Не указывает ли это на нас, ибо мы часто говорим, что мы не апостолы, не святые, не праведные, не имеем их благодати, и тем думаем извинить у себя недостаток подвигов и добродетелей? Видите, как уже принятый дар Божий может оказаться принятым к осуждению, ибо Раздаятель прозорлив и после крайнего милосердия совершенно правосуден: не попустит, чтобы дар Его был расточен бесплодно и чтобы под личиной немощи укрылись лукавство и леность. Он отнимет пренебреженный дар и неключимому рабу оставит только тьму кромешную»²⁴.

Ильин же пишет, что, сколько бы человек ни старался, он не прибавит себе таланта; он может только заполнить недочеты своего таланта упражнением, уменьем, выучкой, техникой²⁵. Здесь нельзя согласиться с автором. В притче рабы получившие пять и два таланта возвращают удвоенное количество все тех же талантов, а не другие какие-либо блага. Можно сделать вывод, что способности, которые даются человеку Богом могут развиться (прибавиться) при наличии усердия и доброй воли. Упражнение, выучку и технику можно отнести к проявлению свободы и воли человека.

Таким образом, мы выяснили, что талант это дар Божий, и только его наличие не обеспечивает положительного результата, необходимо еще осознать ценность своего таланта и суметь применить его должным образом. Важно отметить и то, что И.А.Ильин стал в некоторой степени заложником своего времени, заложником так называемого эстетизма, что выразилось в двух его мнениях о талантах. Во-первых, он считает, что таланты преумножать не возможно, что явно противоречит с основой понятия, с исходного понимания таланта как дарованного Богом человеку, но преумножаемого человеком богатства (см. вышеупомянутую Евангельскую притчу о талантах(Мф. 25:14-30)). Во-вторых, распространенный и доминирующий в Новейшее время эстетизм заставляет автора считать талантом только возможность и умение создавать прекрасное, искусство, в то время как талантом является вообще все, что имеет человек, в том числе и умение созерцать.

Рассмотрим вторую функцию - творческое созерцание.

И.А.Ильин называет творческим созерцанием «духовное прозрение, настоящее художественное ясновидение, а вместе с тем проистекающее духовное богатство». Человек, обладающий даром творческого созерцания – «ясновидец творческого предмета, узревающий сверхтелесные и зателесные обстояния». Такой художник отвечает на вопросы: зачем на его полотне те или иные предметы, что через них светится, что из них сияет?²⁶

Дар созерцания предполагает в человеке некую повышенную впечатлительность духа: способность восторгаться всяческим совершенством и страдать от всяческого несовершенства. Это есть некая обостренная отзывчивость на все подлинно значительное и священное, как в вещах, так и в людях. Душа, предрасположенная к созерцанию, как бы непроизвольно пленена тайнами мира и таинством Божиим; и жизнь ее проходит в интуитивном переживании их. Созерцающий не задерживается взором на поверхности явлений, хотя видит и эту поверхность с тем большей зоркостью, остротою и точностью, чем глубже он проникает в их сокровенную сущность; а это означает, что он не просто «наблюдает обстоятельства» (быт), но созерцает скрытые за ними «существенные обстояния» (бытие!)²⁷

Рассмотрим, что говорят о созерцании отцы Церкви.

Согласно преп. Иоанну Кассиану Римскому (ок. 360–435 гг.)²⁸, духовное созерцание (contemplatio, intuitus, spiritalis theoria) имеет много разновидностей. Мы остановимся только на двух. Подобно Евагрию Понтийскому²⁹, он перечисляет их в нисходящей последовательности.

Во-первых, это созерцание Самого Бога, состоящее в удивлении Его непостижимой сущности; этот вид созерцания еще «сокрыт в надежде обетования» и принадлежит жизни будущего века. Следует заметить, что преп. Иоанн, подобно греческим богословам, не допускает возможности познания Бога по сущности; он подчеркивает ее непостижимость (incomprehensibilis) и говорит лишь об удивлении (admiratio) человека перед ее непостижимостью.

Второй вид созерцания ― это созерцание Божественных действий и свойств, проявленных в творении, промысле и суде. Этот вид созерцания, подобно евагриевскому φυσικὴ θεωρία («естественному созерцанию»), или γνῶσις σωμάτων («познанию телесного»), весьма разнообразен: это и созерцание величия Божиих творений; удивление Его силе, управляющей миром, Его беспредельной мудрости и всеведению; и размышление о справедливости и неизреченном милосердии Божием, о Его ежедневном попечении и помощи людям; и помышление о Домостроительстве Его Воплощения ради нашего спасения, об удивительных тайнах, об обещанном нам вечном блаженстве и нескончаемых наградах и др.

В полном согласии с понятием «естественного созерцания», как оно представлено уже у ап. Павла – Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны (Рим 1:20), Кассиан отмечает, что в мире существует множество различных благ, которые не только служат для пользы нашей телесной жизни, лечения болезней или еще чего-то подобного, но и для того, чтобы побуждать нас познавать «невидимое Божие» чрез «рассматривание творений» и созерцать Его «присносущную силу и Божество» из столь великого и стройного устройства мироздания и всех вещей, которые в нем содержатся.³⁰

Преподобный Симеон Новый Богослов в своих творениях пишет: «Одним умом и внешней премудростью не может человек проникнуть в тайны Божии. Невозможно богословие без чистоты сердца, без благодати Святого Духа. Не одним только изучением святых писаний посредством человеческого ума, но – опытом жизни по заповедям, подвигом покаяния возможно истинное Богопознание и созерцание тайн Божиих. «Как возможно увидеть свет заповедей тем, которые явно преступают сии божественные заповеди? Только чистым от страстей сердцем можно узреть «Бога бесстрастного»³¹.

Преподобный Симеон пишет, что люди, по своему невежеству, нередко дерзают истолковывать предметы Божественные, не познав их от Духа Святого, не будучи даже верующими. Человек должен вначале познать себя, свою ограниченность, достичь глубокого смирения и понимания своего недостоинства получать откровения от того, «что выше нас». На этом пути необходимо хранить себя от помыслов тщеславия, чтобы постепенно «мало-помалу, и некоторым образом примрачно постигать яже о Боге и божественных вещах»³².

И.Ильин, говоря о созерцании, также ссылается на отцов Церкви, говоря:

«Тот, кто хотел бы удостовериться в том, что религиозный опыт основан на духовно-чувственном созерцании, должен был бы обратиться к первоисточникам религиозной аскетики: ибо сущность религиозного аскеза состоит именно в очищении души для религиозного созерцания. Надо самому почувствовать и увидеть, хотя бы краем души, то, что переживали великие аскеты православия, когда они говорили и писали: «Всякий должен знать, что есть очи, которые внутреннее сих очей, и есть слух, который внутреннее сего слуха» (Макарий Великий). Эти «очи души» открывает Св.Дух, чем и «дает ей узреть красоту чистоты» (Антоний Великий). Поэтому человек должен молиться, «чтобы во всяком занятии своем иметь ему очи», чтобы открылась ему «законная дверь, вводящая в созерцание», т.е. «любовь» (Исаак Сириянин). И когда откроются в нем «умные очи» (Авва Исаия) и он начнет «в горнее всматриваться оком сердечным» (Ефрем Сириянин), тогда он поймет, почему «чистые и облагодатствованные души дивно зорки» (Евагрий Монах) и почему очистительному «хранению ума» «пристойно и достойно именоваться светородным, молниеродным, светоиспускающим и огненосным» (Исихия Иерусалимский)»³³.

По мнению И.Ильина «силу своего духовного созерцания художник может укрепить, углубить и очистить»³⁴ в отличие от таланта. Как уже говорилось выше, нельзя согласиться с автором, что талант остается постоянной величиной и его нельзя «прибавить». В пятой главе «Творческое созерцание» автор приводит примеры того, как сила творческого созерцания проявлялась в разные периоды жизни у разных поэтов, но не дает описаний, как именно осуществлялось это возрастание. В своей работе Ильин не указывает на то, что истинное творческое созерцание достигается через покаяние, т.е. очищение своего духовного созерцания, как учат Отцы Церкви.

У святых отцов мы находим не только описание созерцания (как и с помощью чего оно совершается), но и способы его совершенствования.

Согласно Кассиану, созерцание осуществляется с помощью человеческого сердца (cor), или духа (mens, animus, anima) ― тех способностей человеческой души, которые у Кассиана, так же как у Климента, Оригена и Евагрия, в целом, рассматриваются как синонимы. Как уж было упомянуто, преп. Иоанн, следуя древней философской традиции, заимствованной христианским богословием, различает три части души: разумную, страстную и вожделеющую. Из них первую высшую часть души (λογικόν) он отождествляет с духом, или умом (mens = νοῦς), точнее, с той его способностью, которая традиционно называлась «очами сердца», а также «очами души», «очами ума», «духовными очами», «очами внутреннего человека», «духовным взором», «внутренним взором души», «взором ума» и т.п. При этом свое учение о духовных чувствах, хотя и не в полном объеме, Кассиан также заимствует у Оригена и Евагрия³⁵.

Святитель Игнатий Брянчанинов пишет, что человек в падшем состоянии бывает обольщаем видением не Бога и Его ангелов, а общением с падшими духами. Порабощение им препятствует человеческому спасению. Святой различает чувственное и духовное видение. Мистически одаренные люди нередко подвергаются невежественному желанию и стремлению «к видениям чувственным, вне установленного Богом порядка». Любопытство в преждевременном познании духовного мира легкомысленно. Прежде всего, человек должен стремиться к истинному покаянию, исцеляющему от страстей. Молиться, чтобы Бог даровал ему чистоту и смиренномудрие, открыл цель его «земного странствования» и указал путь приуготовления к окружающей его вечности³⁶.

Таким образом, можно сделать вывод: творческое созерцание напрямую связано с художественным предметом. Художник «призван воспринять в Божиих созданиях ту «душу» их, которую он изобразит в своем произведении. Это правильное восприятие и следует назвать творческим созерцанием. Правильное восприятие возможно только через осознание человеком своей греховности и последующее покаяние. «А воспринимающий искусство созерцатель должен воспринять в произведении эту «душу» так, как художник усмотрел ее в Божиих созданиях». Художник, его зритель и критик являются субъектами, и их восприятие также может иметь определенную степень субъективности, в зависимости от нравственного состояния каждого. Объект искусства при этом остается неизменным.

В таком понимании искусство имеет значение и для самого творящего художника, и играет значительную роль в воспитательном процессе зрителя, слушателя, читателя.

Выводы по I главе

Итак, рассматривая в данной главе проблему объекта и субъекта в работе И.А.Ильина «Основы художества. О совершенном в искусстве» мы пришли к следующим выводам:

Истинный художественный предмет с точки зрения православного богословия можно определить как «проявление Божественной сущности в тварном мире, которые созерцающий гений художника может воплотить дарованными ему и преумноженными им талантами в произведения искусства» В этом определении мы попытались прояснить до конца мнения И.А.Ильина о художественном предмете, избегая при этом ошибки считать возможным познание сущности Бога через что-либо, в том числе и через искусство. Божественная сущность может быть видна также через действования Божественных энергий в мире, и в первый черед, в человеке, которые и являются проявлениями Его сущности.

Художественным совершенством обладает тот объект искусства, в котором присутствуют три слоя – эстетическая материя, образ и художественный предмет. Законы каждого из слоев должны соблюдаться и не противоречить законам двух других. Художественный предмет является главным и определяющим весь состав объекта искусства.

И.А.Ильин стал в некоторой степени заложником своего времени, что выразилось в двух его мнениях о талантах. Во-первых, он считает, что таланты преумножать не возможно, что явно противоречит с основой понятия, с исходным пониманием таланта, как дарованного Богом человеку, но преумножаемого человеком богатства. Во-вторых, распространенный и доминирующий в Новейшее время эстетизм заставляет автора считать талантом только возможность и умение создавать искусство, в то время как талантом является вообще все, что имеет человек, в том числе и умение созерцать.

Творческое созерцание – это желание человека приблизиться к Богу, чтобы правильно воспринять в Его созданиях их «душу» и изобразить ее в своем произведении, начало которого возможно через осознание человеком своей греховности и через последующее покаяние.