6. Политика

6.30. Доступ к информации становится политическим правом и конституируется законодательно²³⁴.

6.31. Коллегиальная выработка решений любого уровня при участии всех заинтересованных лиц²³⁵ или принятие решений на основе новых интеллектуальных технологий²³⁶.

6.32. Информационный потенциал определяет могущество государства²³⁷, в силу чего особое значение приобретают проблемы информационной безопасности²³⁸.

6.33. Расширяется процесс международной конвергенции²³⁹.

Увы, ни один из приведенных критериев нельзя считать атрибутом ни современного общества, ни гипотетического PIS, вне зависимости от их отношения друг к другу.

Более того, чем дальше мы отходим от технико-экономиче- ских и связанных с ними критериев постиндустриально-информа- ционного общества, тем более проявляется интересная закономерность: от наблюдения авторы переходят к благим пожеланиям (правда, подаваемым чаще всего как проекты). Теоретически атрибутом PIS могла бы стать коллегиальная выработка решений любого уровня при участии всех заинтересованных лиц. Это проще всего реализовать посредством так называемой интернет- или электронной демократии, но на этом пути нас ожидает огромное разочарование – вместо электронной демократии мы поспешно создали электронную бюрократию. Этот вопрос, опять же, будет более подробно рассмотрен в третьей главе исследования.

7. Социальные отношения и повседневная жизнь

7.34. Самоорганизующиеся сетевые структуры приходят на смену иерархическим моделям организации²⁴⁰.

7.35. Человечество впервые превращается в информационно-единую (глобальную) цивилизацию на основе гуманистических принципов управления обществом²⁴¹.

7.36. Виртуальные и реальные взаимодействия становятся равнозначными, возникают новые виды социальных взаимодействий²⁴².

7.37. Продолжающаяся фрагментация и усложнение социальной структуры, повышение степени автономии отдельных социальных групп²⁴³, классовое становление «производителей знания» (техно/нетократии*)²⁴⁴. Контроверза: социальная структура упрощается до оппозиции «информационная элита – средний класс»²⁴⁵.

7.38. Глобализация социальных отношений и общественных процессов²⁴⁶.

7.39. Всеобщее использование ИКТ в практиках повседневности²⁴⁷, повышение за счет этого качества и безопасности жизни²⁴⁸.

Во-первых, необходимо отметить, что такие обороты как самоорганизующиеся социальные, сетевые и неиерархические структуры стали практически магическими заклинаниями в постиндустриально-информационной «парадигме»²⁴⁹. Первый из них проник в гуманитарные науки из профанного переноса лексики синергетического подхода в естественных науках на наш профиль. Другие были некритически и очень часто буквально вульгарно восприняты современной наукой из работ классиков теории PIS. Я не буду давать обширную критику, упомяну лишь о том, что горизонтальный («сетевой») и вертикальный («иерархический») принцип является лишь способом визуализации социальных отношений. Мы легко можем спроектировать иерархическую пирамиду на плоскость… и у нас получится сетевая структура с ярко выраженным центром. Сетевые сообщества отнюдь не обязательно являются неиерархическими, более того наличие центров социальных связей является практически обязательным условием их существования. Мы оказались в плену собственных метафор, не замечая, что за ними скрывается знакомый облик отношений подчинения и руководства. Большая динамика «сетевых» структур и меньшая степень подчинения элементов – это действительные отличия их от «иерархических», но эти отличия носят количественный, а не качественный характер в очень многих случаях. Даже интернет-сообщества не являются чисто сетевыми в понимании теоретиков PIS, т. е. основанными на одноранговом* отношении своих членов. Это касалось и самой «демократичной» из всех Глобальных сетей – FidoNET, это касается и комьюнити* wiki-проектов* и многих других.

Во-вторых, я должен обратить внимание читателей на то, что именно этот пункт особенно страдает тем, что многие «признаки» являются либо оптимистичным заблуждением-преувеличением (например, «всеобщее использование ИКТ в практиках повседневности»), либо «благими пожеланиями». Подобный характер критериев отнесения общества к PIS свидетельствует об утопической природе самой концепции в современной интерпретации.

Так, по данным 2011 г. число пользователей Интернета составило всего около 2 405 510 175 человек или 34,5 % от населения земного шара. Казалось бы, колоссальная цифра! Но статистика – дело тонкое. Так, по статистике в середине 2012 г. на 20 стран с наибольшим количеством пользователей Интернета приходится 1 776 355 028 пользователей или 26,7 % мирового населения. Но этот список замыкает Египет, всего 35,6 % населения которого пользуется Интернетом²⁵⁰.

При этом статистика не отражает глубину вовлечения пользователей в процессы развития Глобальной Сети, частоту подключений и время пользования в течение, например, дня и иные нюансы, которые позволили бы нам подтвердить или уверенно опровергнуть приведенный выше атрибут PIS. При этом парадоксом будет то, что всеобщее использование ИКТ в практиках повседневности приводит и к негативным последствиям – интернет- или гейм-аддикции, необходимости цифровой детоксикации*²⁵¹ и т. д.

Впрочем, если такого косвенного доказательства как скромное по мировым меркам число пользователей, недостаточно, то можно обратить внимание еще на один факт. Уточним количество пользователей так называемого широкополосного Интернета, т. е. подключения, позволяющего с комфортом решать большинство исследовательских и досуговых задач. И мы с удивлением обнаружим, что число пользователей значительно ниже. Оно составляет всего около 349 980 000 человек.

По данным Международного Союза Телекоммуникаций (International Telecommunications Union) число пользователей широкополосного интернета настольных систем в 2013 г. составляло всего 27,6 % от населения развитых стран и только 6,1 % населения развивающихся стран²⁵².