Источники: структура и значение. Мемуары участников «антипартийной группы» и документы, относящиеся к июньскому пленуму цк кпсс (1957 г.)

Источниковая база моей работы, как и положено, представлена документами разных типов - как личного происхождения (мемуары), так и носящими официальный характер (стенограммы, постановление, заявления). Намеренно прибегаю я к рассмотрению воспоминаний сразу нескольких ключевых участников рассматриваемых событий (Хрущёв¹⁸, Молотов (в случае с ними мы имеем дело не с мемуарами как таковыми, написанными от руки, а с отпечатанными аудиозаписями и надиктованными Феликсу Чуеву «беседами»¹⁹), Каганович²⁰, Шепилов²¹), находившихся по разные стороны в сложившейся конфликтной ситуации (партийной борьбе) и, соответственно, представляющих разные точки зрения на то, что предшествовало так называемому заговору антипартийной группы, что его породило, чем он сопровождался и почему не увенчался успехом для тех, кто намеревался в 1957 году осуществить отстранение Хрущёва от власти. Из официальных документов я использовал постановление об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М., принятое на июньском пленуме Центрального Комитета КПСС²²²³, после утверждения которого состоявшие в группе, оппозиционной Хрущеву, политические деятели были выведены из состава ЦК. Данное постановление от 29.06.1957 г. отобрано Российским военно-историческим обществом в список "100 главных документов российской истории"²⁴. Также обратился я и к такому, несомненно, ценному источнику, как стенографический отчет заседаний июньского пленума, на котором были приняты постановления об осуждении антипартийной группе, и заявления Маленкова, Кагановича, Молотова, адресованные пленуму ЦК²⁵.

Основной упор в работе я делаю на источники личного характера, так как моя цель показать ситуацию 1957 г. глазами участников событий, изобразить их мнение друг о друге, своих единомышленниках и оппонентах, о том, чем для них было произошедшее (но до конца так и не претворённое в жизнь громкое протестное выступление), однако и без опоры на официальные источники не обойтись, так как оперирование ими позволяет глубже и тоньше понять и осветить тему.

Главу «Источники» разделю на несколько подразделов, в рамках которых подробнее остановлюсь на каждом из рассматриваемых источников, их ценности для изучения проблемы «антихрущёвского» заговора (собственно, антихрущёвским называть его вернее, чем антипартийным, что подчеркивал, в частности, историк Сергей Кулешов, и что для меня ощутимо даже на уровне поверхностного ознакомления с явлением²⁶), охарактеризую их.

«Воспоминания» Хрущёва.

Хрущёв приступил к написанию «Воспоминаний» вскоре после лишения всех партийных и государственных должностей. Его бывшие коллеги, те, кто был причастен к «свержению» Хрущёва, кто пришёл к власти после его снятия с постов, не были заинтересованы в выходе в свет сочинения экс-генсека, обещавшего быть далеко не «парадным». Собственно, не удивительно, что из-за возникшего противодействия заграницей мемуары оказались опубликованы раньше, чем в Союзе, где впервые (отрывочно) вышли в годы перестройки в журналах «Вопросы истории» и «Огонёк». Сын Хрущёва Сергей на этот счёт написал следующее: «Воспоминания отца в 1970-е годы были изданы на шестнадцати языках и читаются в мире уже около тридцати лет. До 1999 года не существовало ни советского, ни российского полного издания. И это притом, что у нас в бывшем архиве ЦК, ныне архиве Президента РФ, лежал полный текст — на магнитофонных бобинах, около 300 часов надиктованных материалов. Более того, к 1990 году магнитофонные записи были расшифрованы, отредактированы и полностью подготовлены к печати. В 1990–1995 годах они даже были опубликованы в журнале «Вопросы истории». Но журнал все-таки журнал. Всего в него не втиснешь, да и журнальный век несравним с книжным. Но книга все не появлялась. Казалось бы, стоило только протянуть руку. Но всё руки не доходили. Характернейший пример нашего отношения к собственной истории — бездумного и наплевательского»²⁷.

Разумеется, создавая мемуары, куда более откровенные, чем то, что, как правило, можно ждать от представителя власти (что, впрочем, уже не выглядит столь уж удивительным, учитывая, в каком положении они надиктовывались и записывались), Хрущёв всё равно не раскрывает все карты, подсознательно стремится обелить себя, пропуская тёмные страницы биографии, с филиппиками же, пусть даже обоснованными, предсказуемо обрушиваясь на своих противников – речь чаще заходит о расхождениях, лежащих не в области «мира идей», а личностных и связанных с политической практикой (правда, стоит отметить, что одной лишь краской, чёрной либо белой, он никого не рисует, хотя общая направленность мыслей о том или ином описываемом персонаже без труда считывается), многие значимые фигуры в мемуарах не упоминаются или упомянуты поверхностно, максимум, пару раз, такая же «история» и с некоторыми коренными вехами политической биографии Хрущёва, накладывающимися на «биографию» государства. Так не обнаружил я в мемуарах формулировку «антипартийная группа», непосредственно заговору 1957 г. места в «Воспоминаниях» уделено не много, зато по ходу повествования неоднократно встречаются фамилии Молотова, Маленкова, Кагановича, Шепилова (реже). Исходя из этого, можно определить, как же Хрущёв относился к «заговорщикам», что думал о каждом из них, были ли у него основания ожидать их «демарш». Отдельный раздел исследования анализу «Воспоминаний» Хрущёва посвящать не буду, так как работа нацелена на то, чтобы показать его личность Хрущева глазами оставивших воспоминания участников «антипартийной группы», но буду интегрировать фрагменты из воспоминаний Никиты Сергеевича в другие части работы.

«Сто сорок бесед с Молотовым».

Теоретически, «беседы» с Молотовым можно относить как к источникам, так и к историографии. Мемуарами в полном смысле этого слова их назвать не получится – «Воспоминания» Хрущёва надиктованы, но, фактически, без участия посредника. Здесь же мы имеем дело с интервьюером, вдобавок, оставляющим в издании авторские комментарии. О том, что они именно авторские, говорит и предисловии от писателя и публициста Феликса Ивановича, озаглавленное «От автора». Но, хоть Молотов даже не назван автором, всё-таки основной костяк книги составляют его аутентичные слова, затронуты многие животрепещущие темы, включая и антихрущёвскую группу (глава «Хрущёв и XX съезд»). Собственно, книга дифференцирована не по порядковым номерам бесед, а по темам, в них затронутых, а уже в непосредственно в её главах указано, какой фрагмент в ходе какой беседы, какого числа, обсуждался.

Крайне необычно, действительно, высокохудожественно, открывается пролог этого труда: «…Еду с Белорусского на электричке. Напротив сидит мальчик. Он пишет цифры на потном стекле, словно пытается угадать отпущенный ему на земле срок, хотя едва ли задумывается об этом. Этот мальчик умрет в 2060 году – так мне внезапно открылось, не знаю почему. Сейчас ему лет двенадцать. Я его больше не увижу, а если и встречу, то наверняка не узнаю. Да и он тоже. Но ему суждено познать гораздо больше меня. В нем будет больше спокойной ясности и равнодушия к тому, что сегодня волнует меня, о чем давно собираюсь рассказать. Попытаюсь – «не ведая ни жалости, ни гнева»»²⁸. Видна заинтересованность Чуева в обнаружении и донесении истины, а слог его говорит за его способность не «выпытывать» информацию, но выходить на честный разговор. В случае с Вячеславом Михайловичем, добиться этого не так уж и трудно, особенно, если верить характеристики из хрущёвских «Воспоминаний»: «И я обратился к Молотову, а он (при всех его недостатках) - человек очень честный…»²⁹.

«Памятные записки рабочего коммуниста-большевика, профсоюзного, партийного и советско-государственного работника» Кагановича.

По сей день для многих исследователей загадкой остается, как Лазарь Моисеевич Каганович, «самородок», выбившийся из пределов «черты оседлости», после революции добрался до вершин советской власти, долгие годы занимая ведущие партийные и хозяйственные посты. Его называли «железным наркомом», сам же в письмах Сталину он говорил о себе, как о его «безгранично преданном последователе, ученике и верном друге»³⁰. Четырнадцать тысяч рукописных страниц мемуарных материалов и писем, уложенных в несколько сотен страниц издания, составители которого постарались отобрать все самое интересное, на многое проливает свет. Каганович начал писать мемуары с момента отставки со всех партийных и государственных постов в 1957 году и закончил (а, точнее, не успел закончить) со смертью в 1991 г.. Как отмечают издатели, «многие из них (страниц) с трудом поддаются расшифровке: в последние годы жизни Каганович очень плохо видел, рука его слабела, писать приходилось по специальному трафарету, а надиктовывать свои воспоминания он категорически отказывался»³¹. Кагановича покидали силы, но ни уверенность в них, ни трезвость рассудка его не оставляли. Громких сенсаций и разоблачений в мемуарах Кагановича не встретить, но не окажется немыслимым трудом обнаружить страниц посвященные последним годам в партийном руководстве и, непосредственно, июню 1957 года. Есть и другие мемуарные источники, связанные с фигурой Кагановича, но обращаться ко всем представляется неприподъемной для стандартного студенческого доклада работой, а «Памятные записки» - источник наиболее полный и подробный из доступных (Каганович, по словам его дочери, не хотел, чтобы его записи подвергались редакторскому комментированию и сокращению, однако затем пересмотрел свою точку зрения)³².

«Непримкнувший» (мемуары Шепилова).

Мемуары Дмитрия Трофимовича Шепилова от корки до корки записаны самим автором, являясь не только ценным историческим источником, но еще и книгой, знакомство с которой, способно принести эстетическое удовольствие. Уже заглавие даёт понять, что мемуары Шепилова имеют самое прямое отношение к нашей теме. Шепилов отмежёвывается от несправедливо приклеенного к него ярлыка «примкнувшего» к «антипартийной» группе. Ему не приятен миф, раздутый вокруг его личности и сводящий его к одной уничижительной характеристике – уничижительной, потому что в ней он выглядит неким довеском, хотя занимал вполне самостоятельную и обособленную позицию. Так было на протяжении всего его профессионального пути, исключением не был и 1957 год, по сути, обрывавший карьеру его, в общем-то, ещё совсем молодого политика.

То, что Шепилов не причастен непосредственно к «заговору», а выступил с поддержкой критикующих Хрущёва соратников, так как сам не был доволен линией «кукурузного вождя», отмечают и сами они в своих воспоминаниях, в частности, вот что пишет Молотов: «…не думаю, что я помог, что вышибли из партии троих. Кагановича, Маленкова и меня, Шепилова присоединили, а он ни при чём»³³.

Шепилов прожил до 1995 года, но, завершив мемуары, не дописывал их: время, когда разворачиваются в них описанные события и к которым относятся основной массив размышлений – период активной политической карьеры Шепилова. Название у мемуаров говорящее, но не менее звучным был черновой вариант заглавия «Хрущёвщина» (по аналогии с бироновщиной) - для прошедшего революции молодым истого большевика, но притом еще и грамотного специалиста, представителя красной интеллигенции Шепилова вопросом как диалектическим, так и насущным было выяснение того, как к власти в советской державе пришёл столь неподготовленный и необразованный деятель, каким, на поверку, оказался Хрущёв. Борьба с «самодуром», занявшим пост генсека, была для Шепилова делом принципа. Центральное место в мемуарах занимает распутывание Шепиловым клубка событий, выстроившись в ряд, приведших Хрущёва к власти и определивших его самостийную политику.

Политический обозревать Дмитрий Косырев в предисловии к изданию мемуаров называет их «эмоциональным портретом эпохи», подчёркивая как самобытный стиль Шепилова, так и его умение выявить и показать суть целой эпохи, проводником которой он являлся. «Воспоминания Дмитрия Трофимовича Шепилова от начала и до конца написаны им самим, его собственным крупным летящим почерком. Никаких «теневых писателей» и прочих литературных обработчиков здесь не было и близко. И это само по себе уже делает книгу уникальным явлением среди моря мемуарной литературы советских руководителей: от Брежнева, который, как говорят, познакомился с некоторыми из авторов «своих» сочинений уже после написания таковых, до Хрущева или Молотова, которые делали свои воспоминания в стиле интервью, то есть на магнитофон»³⁴.

Почему среди источников нет воспоминаний Маленкова?

Чем можно оправдать отсутствие в списке источников к докладу мемуаров Георгия Максимилиановича Маленкова, возглавившего советское правительство сразу после смерти Сталина, а в 1957 г. бывшего одним из лидеров антипартийной группы? Ответ банален – их отсутствием: мемуаров после себя Маленков не оставил. Ответ на другой вопрос, почему же не оставил, мы можем найти в работе историка и публициста Роя Медведева «Они окружали Сталина»: «Переход из мира власти и привилегий, крайне замкнутого и в значительной мере секретного, в общий мир со всеми его трудностями и проблемами был крайне тяжел для всех, кого удаляли от власти. Но особенно он был невыносим для чопорного и не приспособленного к обычной жизни  Маленкова, уже с молодости оказавшегося в советских «коридорах власти», Без поддержки своей жены Валерии Алексеевны, которая как личность оказалась сильнее и умнее своего мужа,  Маленкову  было бы совсем трудно. Он и раньше не отличался особой общительностью. Он не предлагал журналам своих  мемуаров, не занимался в читальных залах московских библиотек. Можно предположить поэтому, что он решил  не   писать  своих воспоминаний»³⁵. Маленкова не старался оправдать свои прегрешения, допущенные во власти в угоду конъюнктуре, но и не стремился сделать хоть что-то для того, чтобы их реально загладить: встречая пострадавших от репрессий, подписи на обвинительных документах которых он ставил, он говорил, что не знал об их участи и застенчиво уклонялся от продолжения разговора (эпизод встречи со старым большевиком Фридманом). Большую часть времени после отставки Маленков проводил в доме матери в поселке Удельная, под Москвой. Видимо, ему хотелось лишь тишины и покоя, а не отстаивания своего места в истории, как ранее, по всей видимости, хотелось власти ради власти, ради удовлетворения амбиций, и можно предположить, что на антипартийный заговор он шел не из убеждений, пусть даже порой жестких и жестоких, как у Молотова, и не из врожденного чувства справедливости, как Шепилов. Какие его черты отмечали другие участники несостоявшегося «путча» пропишу в одной из следующих глав.   Стенографический отчёт заседаний июньского (1957) пленума ЦК КПСС.

Июньскому пленуму ЦК КПСС предшествовал плановый Президиум, выдавшийся однако чрезвычайным по характеру. Собрался он 18 июня, прибыли все участники, кроме Фрола Романовича Козлова. Будучи первым секретарём Ленинградского обкома, он готовился к намеченному на 23 июня празднованию 250-летия Ленинграда. (На ближайшем пленуме Козлов выступил с решительной (впрочем, что ж не решиться, когда видно, куда дело клонится) поддержкой Хрущёва, был принят в его ходе в состав Президиума, а вскоре после пошёл на повышение: с декабря 1957 г. стал председателем Совета Министров РСФСР³⁶).

Собственно, в ходе заседаний президиума и прозвучали голоса «заговорщиков» против Хрущёва. Воспользуюсь для описания ситуации на Президиуме фрагментом из работы Роя Медведева «Н.С. Хрущёв: политическая биография» (позволю себе процитировать довольно большой отрывок, так как сообщённое в нём крайне важно для нас в контексте развития событий): «На заседании Президиума ЦК Молотов и Маленков неожиданно поставили вопрос о смещении Хрущёва. Оппоненты Хрущёва, враждовавшие друг с другом, на этот раз объединились и тщательно обсудили вопрос об отстранении Хрущёва, соблюдая при этом строгую конспирацию. Список обвинений был велик. В основном Хрущёва обвиняли в экономическом волюнтаризме, в самочинных и необдуманных действиях. Многие из этих обвинений были несомненно справедливы. Но главное обвинение, которое не высказывалось полностью, но которое являлось наиболее важным для противников Хрущёва, состояло в том, что Хрущёв слишком далеко зашёл в разоблачении Сталина, что он подорвал авторитет КПСС в международном коммунистическом движении и авторитет всего коммунистического движения. Речь шла поэтому о пересмотре решений XX съезда КПСС. Противники Хрущёва, рассчитывая на успех, обсудили заранее и судьбу самого Хрущёва. В случае признания им своих ошибок и согласия на отставку предусматривалось понижение его в должности, например до уровня министра сельского хозяйства СССР. В иных случаях не исключалась возможность ареста Хрущёва. Он был ещё очень популярен не только среди населения, чем можно было и пренебречь, но и среди большинства членов ЦК КПСС. Поэтому оставлять его на свободе казалось опасным. На пост Первого секретаря ЦК КПСС предполагалось избрать В. М. Молотова. Хрущёв, однако, решительно отверг все обвинения, ссылаясь на достигнутые экономические успехи и на существенные достижения во внешней политике. В острых прениях в его поддержку из членов Президиума выступили только Микоян, Суслов и Кириченко. 7 членов Президиума — Молотов, Маленков, Ворошилов, Каганович, Булганин, Первухин и Сабуров выступили против Хрущёва. Кандидаты в члены Президиума — Брежнев, Жуков, Мухитдинов, Шверник и Фурцева поддержали Хрущёва, но они присутствовали на заседании лишь с правом совещательного голоса. Каганович крайне грубо оборвал на одном из заседаний Брежнева, который, разволновавшись, был близок к обмороку. Мнение и позиция Жукова, однако, были крайне важными, так как он ясно дал понять, что армия поддержит Хрущёва. Д. Т. Шепилов вначале поддерживал Хрущёва, но в ходе длительных дебатов Шепилов неожиданно изменил прежней позиции и присоединился к мнению большинства членов Президиума…»³⁷.

Как полагает большинство исследователей, значимую роль в том, что, несмотря на то, что большинство участников Президиума оказались не на стороне Хрущёва, ему удалось всего через несколько дней провести пленум, сыграло участие Фурцевой, сначала склонявшейся к позиции «антипартийной группы», но затем, испугавшись, переметнувшейся и начавшей буквально вызванивать всех потенциальных сторонников Хрущёва, а в ещё большей мере повлияла позиция маршала Жукова, изначально им занятая на Президиуме и не менявшаяся, состоявшая в выражении поддержки Хрущёву и им, и всей советской армией (что заставило участников антихрущёвского выступления сопоставить происходящее с военным переворотом, на что Хрущёв отрапортовал: «Это — не танки, это — члены ЦК… Мы — слуги пленума, пленум — хозяин»), от лица которой он говорил, что в последующем не помешает Хрущёву, по существу, предать Георгия Константиновича (в том числе и об этом эпизоде, уже не относящемся напрямую к линии сюжета моей работы можно узнать, ознакомившись с книгой Владимира Карпова «Маршал Жуков. Опала»³⁸). Более того, к XXII съезду КПСС, когда были подвергнуты новым наказаниям (прежде всего, исключению из партии) все участники антипартийной группы, в которую, помимо Маленкова, Кагановича, Молотова, также входили К.Е. Ворошилов, Н.А. Булганин, М.Г. Первухин, М.З. Сабуров, к группе был причислен и поддержавший в 1957 г. Хрущёва Жуков³⁹ (вот такая расплата за оказанную ранее поддержку).

Подробной стенограммой с примечательного Президиума мы не располагаем, зато в распоряжении имеется целый том стенографических материалов с пленума. Хотя, как я уже отметил, в своей работе, главным образом, использовать я буду мемуары, но нельзя не обратиться и к такому бесценному источнику, как стенограмма пленума, запечатлевающая как разворачивалось подавление протеста и подвергалась обструкция позиция его зачинщиков. Больше всего меня (в свете специфики темы) заинтересовали адресованные пленуму (заключительные) речи участников «антипартийной группы».

Невзирая на то, что стенограмма носит официальный характер (а, может, и «благодаря» этому) в ней при проведении текстологического анализа можно обнаружить факты подтасовок, прямого подлога. Для Хрущёва стенограммы с этого пленума должны быть абсолютной апологией, попутно показывая непривлекательность портретов противников. Так что изучавшие этот документ историки сошлись, что с ним не всё чисто. Не так, конечно, как с «Константиновым даром», но без манипуляций фактами не обошлось. Однако в этом не только недостаток, но и прелесть данного источника. Вот что отмечает один из составителей сборника (под редакцией академика Яковлева), где опубликованы стенограммы и прочие документы, касающиеся июньского пленума, историк Владимир Павлович Наумов (ссылаясь и на слова участников событий): «Публикуемые в данной книге материалы пленума дают наглядное представление не только о том, что происходило на самом деле, но и о том, как фальсифицировались действительные события. Общим отделом ЦК неправленые стенограммы речей направлялись авторам выступлений для проверки и внесения исправлений. Уже на этой стадии авторы выступлений выправляли не только стилистические погрешности, но и различные, с их точки зрения нежелательные для разглашения, факты. Затем за дело брались цензоры — редакторы из общего отдела. То, что партийно-государственному руководству было что скрывать от партии и народа, не вызывает сомнений. Об этом на десятом заседании пленума прямо сказал Г. М. Маленков, отказавшись отвечать на вопрос из зала по причине, что здесь ведется стенограмма. Подтверждение этому можно найти и в одном из снятых при редактировании пассажей в выступлении Г. К. Жукова на первом заседании пленума. Речь шла об ответственности ближнего сталинского окружения за массовые репрессии. «Я согласен, — заявил Жуков, — что на съезде нельзя было, слишком народу было много, говорить об этом нам политически было невыгодно...»⁴⁰.

Постановление об антипартийной группе Маленкова Г. М., Кагановича Л. М., Молотова В. М.

Недостаточная быстрота и решительность действий выступивших против Хрущёва членов Президиума и поддержка, оказанная ему, ещё весьма популярному в то время, многими членами ЦК, видевшими в противниках Хрущёва консервативную силу, стремящуюся реставрировать «сталинизм» (такими находят их и многие современные историки), позволили затянуть время, что играло Хрущёву на руку. Удалось собрать подписи 42 членов ЦК под требованием собрать пленум в связи с выявившимися в Президиуме разногласиями. Тон пленуму задало выступление «Победоносцева Советского Союза» Михаила Андреевича Суслова, поддержавшего Хрущёва. А итогом стало постановление об антипартийной группе, участники которой на тот момент ещё не были исключены из партии, но уже оказались сняты с занимаемых высоких постов, что явилось для большинства из них закатов политических карьер. В прошлое ушли, о чём красноречиво свидетельствует не только документ, но и последующий ход событий, сталинские методы жёсткой централизации, сменяющиеся попытками установить более гибкие методы управления, укрепляя власть на местах. Хрущёву, оперевшись на среднее партийное звено, удалось побороть более сильных оппонентов, но само среднее партийное звено вскоре стало существенно сильнее и амбициознее, оказавшись «миной замедленного действия» как для Хрущёва, так, пожалуй, и для всей советской системы, которая во многом зиждилась на жёсткой централизации и мощном идеологическом прессе, без которых из-под советского государства начала вымывать почва, что и стало одной из причин краха советской державы. Это чуть более отдалённая перспектива, а ближайшая по отношению к рассматриваемым событиям – октябрьский пленум 1964 г., отправивший Хрущёва на пенсию, пленум, на котором те, кто с жаром защищал его семью годами ранее, включая Суслова и Л.И. Брежнева, инкриминировали те же обвинения, что и «антипартийная группа» (1957), и пленум эти обвинения на этот раз с жаром поддержал, так как Хрущёв, не приобретя по-настоящему верных соратников, лишился инструментов, которыми мог бы наводить страх, а популярность положительного характера растерял в связи со многими непопулярными мерами. Как отмечал то ли в шутку, то ли всерьёз сам Хрущёв: возможность бескровного смещения – главный итог его правления⁴¹. Уверения из постановления июньского пленума 1957 г. о том, что «единодушное осуждение Центральным Комитетом партии фракционной деятельности антипартийной группы тт. Маленкова, Кагановича, Молотова послужит дальнейшему укреплению единства рядов нашей ленинской партии, укреплению ее руководства, делу борьбы за генеральную линию партии»⁴² остались не более чем пафосной формулировкой, за которой крылась перспектива претворения в жизнь совсем иных процессов (каких – уже отметил выше).

Невзирая на то, что я брался за рассмотрение источников не только личного характера, но и официальных, указал их значение и могу обосновать ценность от их «вживления» в работу (проследить отзывы «протестующих» партийцев о Хрущёве в выступлениях с критикой в его адрес, ответы на его выпады, характер заключительных речей после провала попытки низвести Никиту Сергеевича, и как всё это соотносится с описываемым в вышедших спустя годы воспоминаниях, мемуарах, записках, а также обратить внимание на возможные сознательные искажения записей стенограмм, инициированных Хрущёвым, основываясь на обнаруживаемых несостыковках) в пределах текущей работы выполняю полдела (но предельно важные полдела), перелопачивая воспоминания, и закладывая фундамент для иных видов работы в обозначенном направлении (кем бы она ни были осуществлены – мной либо, громко выражаясь, последователями).