2. Устройство общества

Хорошей иллюстрацией изложенного выше подхода служат рассуждения мыслителей о том предмете, где несправедливость существующего порядка особенно очевидна, — о человеческом обществе. На пример, рассуждения Платона о государстве, ставшие классическими для древнегреческой социально-философской мысли. В идеальном государстве, по мнению Платона, должна существовать строгая иерархия: мудрецы, воины и простолюдины (земледельцы, ремесленники, торговцы и др.). Каждый уровень этой иерархии автономен, обладает четко выраженными правами и обязанностями. Чтобы у занимающих низший уровень людей не возникало претензий на лидерство, в идеальном государстве предполагаются специальные идеологические мероприятия, цензура. Сортировка людей должна осуществляться с детства, изначально слабые, проблематичные с точки зрения социального служения дети — уничтожаться. В отдельный класс выделяются рабы, которые вообще лишены прав, так как по своей природе предназначены быть «говорящими животными».

Представленная социальная иерархия, по мысли Платона, вполне естественна, так как отражает природное неравенство людей, а в конечном счете уровень их связи с порождающим это неравенство божеством (напомним, что в этом идеальном государстве правят не торговцы или воины, но, фактически, жрецы).

Показательны в указанном смысле и социально-философские учения древнекитайских мыслителей, в частности Конфуция (VI—V вв. до н. э.), жившего в период тяжелого социально-политического кризиса Поднебесной. Причины деградации современного ему общества Конфуций видел в нарушении неизменного порядка (ритуала), завещанного предками, когда осуществлялась четкая социальная дифференциация: правитель, сановник, простолюдин и т.д. Порядок не был произволен, он отражал общий мировой порядок, а в конечном итоге священный закон — дао. Исходя из этих мировоззренческих посылок, Конфуций разрабатывал концепцию «исправления имен», иначе — восстановления и поддержания традиционной системы социальных отношений, в которой каждый знает свое место и довольствуется им. Позднее ученики Конфуция возвели ритуал в культ, рассматривая его в качестве основного гаранта стабильности в обществе. В таком же консервативном русле мыслят и другие, не менее известные китайские философы. Характерны слова к правителям, приписываемые Лао-Цзы: «Кто следовал Дао, не просвещали народ, а делали его невежественным» [27, 134|.

К похожим выводам приходит индийская социально-философская мысль. С древности в индийском обществе формируется примерно та иерархия, которую предлагал в своей концепции идеального государства Платон, — замкнутые касты жрецов (брахманы), воителей (кшатрии), земледельцев, ремесленников и торговцев (вайшии) и, наконец, наиболее угнетаемая каста шудр. Философские школы, особенно ортодоксальные (например, веданта), апеллируя к незыблемому миропорядку и воле божества, сыграли важную роль в обосновании этой жесткой кастовой системы.

Последнее обстоятельство, кстати, наглядно демонстрирует теснейшую связь социальной мысли с социальной действительностью. Древние мыслители не придумывали невероятные общественные устройства, но додумывали реальные до логического конца. Речь идет, возможно, о некоем социально-политическом стандарте «земледельческого пояса». Недаром один путешественник, побывавший в Древнем Египте, дал уже знакомое описание общественного устройства, которому, по его словам, тысячи лет: «Они (египтяне. — Г.К.) разделили народ на 3 класса; один класс они назвали воинами, другой — земледельцами и третий — жрецами» [65, 530]. Даже социальная утопия Платона имела в греческом мире реальный аналог, причем весьма известный, — государство Спарту.

Что же касается незавидной участи рабов в Античности, то ее Платон, возможно, испытал на себе. Некоторые античные авторы рассказывают, что якобы в одну из своих поездок он был захвачен и продан в рабство. Философа выкупили поклонники его таланта и помогли вернуться обратно в родной город. От денег, впоследствии собранных учениками Платона, поклонники благородно отказались, после чего возникла характерная для Древности юридическая коллизия — как быть с самим философом. Будучи рабом, Платон являлся, фактически, вещью. Отпустить его на свободу для окружающих все равно что отпустить на свободу овцу или, например, лопату. Иначе говоря, Платон стал бы не свободным, а просто бесхозным, со всеми вытекающими из этого последствиями. Из ситуации вышли, передав философа в услужение богу, а на деньги, собранные для выкупа, купили участок, на котором позже и появилась знаменитая школа Платона — Академия.

Необходимо отметить, что интуиция строгого мирового порядка вела в Древности, в частности в Средиземноморье, к появлению еще одной формы мировоззрения — науки. Причем древняя наука была созерцательной, чуждающейся «низменной» практической деятельности, принципиально игнорирующей развитие материального производства и технический прогресс. Наукой занимаются, как с достоинством произносит один персонаж древнегреческого философского произведения, «ради познания вечного бытия, а не того, что возникает и гибнет» [51, Гос-во VII, 527 Ь]. Древняя наука — «онтологична», а не эмпирична [41, 100], она чурается опытных данных (хотя и не отрицает их). Древняя наука, как и древняя философия, древнее миро

воззрение вообще исходит из приоритета неизменных космических структур над смертными существами.

Отсюда известный драматизм, присущий древнему сознанию. Для него несомненно, что каждое «земное» существо желает себе счастливой жизни, но в столкновении с действительностью, наоборот, глубоко страдает. И хотя надежда и боль этого существа древним сознанием остро сопереживаются, должное все равно признается за жестокой действительностью, за неизменным космическим порядком и неумолимыми мировыми законами.

Классическим примером такого восприятия является знаменитая художественная обработка древнего мифа — античная трагедия «Царь Эдип». Она повествует о том, что правитель небольшого государства узнает страшное пророчество: он умрет от руки преемника — своего родного сына. Когда у правителя рождается сын, названный Эдипом, он просит увести младенца как можно дальше от дворца. Наследник воспитывается в глуши пастухами. Повзрослев, Эдип однажды отправляется в длительное путешествие. По дороге он вступает в конфликт с незнакомым человеком, которого везла богатая колесница, и убивает его. Как выясняется позже, Эдип убил своего отца и впоследствии, находясь по-прежнему в неведении, получил освободившийся царский трон и женился на своей матери. Когда Эдип узнает об истинном положении дел, оно потрясает его до глубины души, а вместе с ним и древних зрителей трагедии. Однако характерный нюанс: в этом потрясении не ставится под сомнение необходимость произошедшего. Ведь отец Эдипа и сам Эдип оказались невольно вовлечены в фундаментальный для древнего сознания конфликт поколений, исход которого фатально предрешен. Герои, независимо от своих желаний, вынуждены покориться высшей безличной воле, озвученной в пророчестве.

Этой высшей воле покоряются все существа, начиная с богов. В «Теогонии» Гесиода описано три поколения богов, смена которых проходила в жестокой борьбе. И полномочный представитель последнего — олимпийского — поколения Зевс, низвергнувший своего отца, ожидает, опять же предсказанного, появления своего сына. Ожидает с тревогой, гак как это появление грозит ему гибелью [48, 220]. Похожие сюжеты есть и в русской сказке. Обратите внимание: в конце волшебной сказки представитель старшего поколения — царь, как правило, погибает. Если царь хороший, то он погибает случайно, если плохой, то преднамеренно. Царский трон занимает главный герой Иван.

Следует отметить, что воцарение и Эдипа, и главного героя русской сказки одновременно связано с женитьбой на царице (царевне). Мотив женитьбы вновь выводит на важную для древнего сознания магию пола. Художественно-сказочные ситуации отражают уже упомянутые исторические реалии: больных или старых вождей магов, как правило, ритуально убивали их молодые преемники. Это обстоятельство, собственно, и раскрывает суть конфликта. Смена поколений открывает возможность обновления мира. В старшем поколении оказывается слишком мало потусторонней энергии, тем самым оно несет прямую угрозу миру, существование которого напрямую связано с энергетикой божества. Уход старшего поколения необходим; в идеале этот уход доброволен, в реальности же, что и отражено древней культурой, связан с насилием.

Естественная смена поколений, воспроизводящая раз за разом мировую структуру, легла в основу типичного для Древности представления о «вечном возвращении», иначе — повторяемости мировых событий. Подобно очевидному суточному или годовому циклам, для мыслителей существует еще и цикл мировой. Описание таких циклов — в прямом или иносказательном виде — можно обнаружить во многих исторических памятниках. «Так или иначе, — замечает современный отечественный исследователь А.Я. Гуревич, — по кругу движется сознание многих народов, создавших великие цивилизации древности. ...Традиционное древнекитайское восприятие времени — циклическая последовательность эр, династий, царствований, имеющих литургический порядок и подчиненных строгому ритму. Выразительный символ древнеиндийского понимания времени — колесо. Колесо космического порядка извечно движется, это постоянно возобновляющийся круговорот рождения и смерти. ...У греков временные восприятия оставались под сильнейшим воздействием мифологического осмысления действительности. ...Мир воспринимается и переживается древними греками не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение по великому кругу» [18, 47— 48]. В качестве примеров философской интерпретации такого восприятия времени можно привести наиболее ранние древнегреческие учения: цитировавшийся фрагмент из Гераклита о том, что мир «всегда был, есть и будет вечно живым огнем, мерами вспыхивающим и мерами угасающим»; сохраненное античными авторами утверждение Пифагора, что «все, что некогда произошло, через определенные периоды |времени] происходит снова, а нового нет абсолютно ничего» [74, 143], и утверждение Анаксимандра, ученика Фалеса, что «совершается гибель [миров], а намного раньше — [их] рождение, причем испокон бесконечного веку повторяется по кругу все одно и то же» [74, 118].

Таким образом, принципиальными моментами древней картины мира является непосредственная связь мира с порождающим его божеством, упорядоченность мира, его иерархичность и периодическое воспроизводство.