Раздел IV

Порой народы отклонятся столь далеко От добродетели, что разумом зовется, Что силы Справедливости _— не Зла! -- Лишают тотчас их свободы внешней, А внутренней у них давно уж нет.

Мильтон

(1683 г.) Некоторое время каждая партия оскорбляла и высмеивала своих противников в памфлетах и пасквилях. Наконец, эта полемика была увенчана событием, о котором следует рассказать подробнее. Некий католик из ирландцев по имени Фитцхэррис, находившийся в услужении у герцогини Портсмут (одной из любовниц короля), давно уже доставлял ей всяческие публикации вроде вышеупомянутых. Однажды он решил дополнить их сенсацией собственного изобретения. С этой целью он поручил шотландцу Эверхарду написать пасквиль на короля и герцога Йоркского. Шотландец оказался шпионом противной партии и, подозревая, что эта затея имеет целью заманить его в ловушку, выдал ее сэру Уильяму Уоллеру, видному судье. Дабы убедить последнего в правдивости своей информации, он устроил дело так, что судья с двумя своими друзьями подслушал разговор между ним и Фитцхэррисом. Пасквиль, который они написали, был насыщен злобой и непристойностями. Уоллер рассказал о нем королю и получил ордер на арест Фитцхэрриса, у которого в кармане в момент ареста как на грех оказалась копия пасквиля. Убедившись в том, что его судьба целиком и полностью находится в руках Вигов и что от них пощады ждать не приходится, если будешь свидетельствовать против них, Фитцхэррис решил переметнуться на их сторону и обратить всю одиозность пасквиля против придворной партии, которая, как утверждал Фитцхэррис, пожелала вытащить на свет божий этот пасквиль с целью приписать его эксклюзионерам¹ и, тем самым, вызвать к ним ненависть в народе. Свои услуги сельской партии он решил дополнить версией о новом папистском заговоре, еще более ужасном, чем все предыдущие. Он представил герцога Йоркского главным участником заговора и инициатором убийства сэра Эдмондсбери Годфри.

Король заключил Фитцхэрриса в тюрьму; общины взяли сторону арестованного и проголосовали за то, что он должен быть судимым только ими; они хотели обезопасить его от обычного суда. Лорды опротестовали это решение, а общины настаивали на своем праве. Назревал скандал, и король, дабы прекратить эти волнения, пришел в парламент и сам заявил о его роспуске с твердым намерением никогда больше не созывать его.

Эта энергичная мера была ударом, которого парламент никак не ожидал. Ведь ничто, кроме чрезвычайного положения, не могло оправдать действий такого рода со стороны короля. С этого момента, положившего конец парламентским треволнениям, власть Чарльза стала деспотической, и он твердо решил сделать свои преемником герцога Йоркского, оставляя ему в наследство вместе с короной и все ошибки и неудачи своего правления.

Его характер, бывший до этого столь покладистым и милосердным, отныне стал капризным и даже жестоким. Повсюду он насадил своих шпионов и осведомителей и заключал в тюрьму всех тех, кто казался ему опасными или чересчур дерзкими. Он решил окончательно усмирить пресвитериан и стал лишать их постов и служебных мест, назначая на эти места тех, кто демонстрировал свою лояльность по отношению ко двору и исповедовал доктрину непротивления.

Духовенство в своих писаниях и проповедях принялось отстаивать свои принципы и веру и, хотя довольно большая его часть принадлежала к числу приверженцев короля, другая фракция оказалась более энергичной и предприимчивой. Тогда король открыто принял сторону первой партии и лишил город Лондон, долгое время возглавлявший народную партию, его привилегий, вернуть которые Чарльз согласился только после униженной и смиренной петиции к нему горожан, да и то, предварительно подчинив выборы городского магистрата своему непосредственному контролю.

В своем стремлении укрепить этот новый вид монархии Чарльз не скупился на террор. Фитцхэррис был предан суду, приговорен к смерти и казнен. Целая свора шпионов, лжесвидетелей и провокаторов, которая долгое время действовала в пользу оппозиции, убедившись в том, что король стал хозяином положения, сразу переметнулась на его сторону и обратила всю свою энергию против своих прежних вдохновителей, обрушив на них волну доносов, "свидетельств" и "неопровержимых доказательств". Министры короля с отвратительным рвением оказали им полную поддержку, и вскоре те жестокости и несправедливости, от которых прежде страдали католики, обратились теперь против пресвитериан, которым также приписывались самые ужасные заговоры.

Первым, кто пал жертвой этих преследований, был лондонский столяр по имени Стефен Колледж, который так прославился своей непримиримой борьбой против папистов, что его прозвали Столяром-Протестантом. Он приходил на городские собрания в Оксфорде не иначе, как вооруженный мечом и пистолетом, не раз непочтительно отзывался о короле и вот теперь был предан суду по обвинению в подстрекательстве к мятежу. Суд в Оксфорде после получасового разбирательства признал его виновным и это решение было встречено громом аплодисментов всех присутствующих. Колледж встретил свой приговор с неколебимой выдержкой и даже на эшафоте отрицал преступления, в которых его обвиняли.

Тем временем власть короля стала абсолютной. Как уже было выше сказано, в 1683 году горожане Лондона были лишены своих привилегий, которые были восстановлены только на условиях полного подчинения королю. Это было таким унизительным оскорблением, что все остальные корпорации Англии под страхом таких же санкций были вынуждены сложить свои привилегии к ногам короля. За их восстановление была установлена внушительная плата. Все доходные места отныне распределялись королем. Сопротивление его власти, каким бы оправданным оно ни было, стало опасным, и все разумные люди не видели иного выхода, как смиренное подчинение произволу. Однако в Англии оставалась одна партия, которая все еще хранила верность своим прежним идеалам и была готова противостоять любой опасности в борьбе за них.

Герцог Монмаут, незаконный сын короля от миссис Уотерз, вовлек в свои планы графа Макклесфилда, лорда Брэндона, сэра Джильберта Джерарда и других джентльменов Чешира. Лорд Рассел связался с сэром Уильямом Кортнеем, сэром Фрэнсисом Ролсом и сэром Фрэнсисом Дрейком, которые обещали поднять на борьбу Запад. Шафтсбери, этот независимый министр и неутомимый заговорщик, вместе с неким Фергюсоном пробрался в Сити, на который конфедераты возлагали особые надежды. Настал момент, который этот беспокойный человек считал наиболее подходящим для осуществления своих планов.

После разочарований и провалов, постигавших сотни заговоров, он наконец поверил в свою удачу. Однако и этот заговор был раскрыт подобно предыдущим. Осторожность лорда Рассела, отговорившего герцога Монмаутского от выступления, спасла королевство от ужасов гражданской войны. Чувство надвигающейся опасности подхлестнуло Шафтсбери, и он, покинув дом, тайком пробрался в Лондон и попытался поднять горожан на открытое восстание, но эта попытка не удалась. Наконец, разъяренный бесчисленными проявлениями осторожности со стороны своих сообщников, которые путали ему карты и опрокидывали его планы, он пригрозил было, что выступит со своими друзьями один. Но затем после долгой борьбы между страхом и ненавистью он потерял все надежды на успех и бежал из королевства в Амстердам, где и закончил свои дни, лишенный сочувствия друзей и забытый своими врагами.