Раздел V

Рэлей, надеждами открытий новых полн, Плывет средь западного мира чуждых волн. И подвиги его, волнующие разум, Прославят и его, и королеву разом.

Д-р Кинг

(1601 г.) Эссекс обдумывал план действий, когда ему доставили послание, в котором его предупреждали о грозящей ему опасности и советовали принять срочные меры. Он тут же созвал своих друзей, чтобы обсудить с ними создавшееся положение, которое он считал критическим. Заговорщики были лишены оружия и боеприпасов, тогда как стража во дворце была удвоена и всякая попытка захватить его была обречена на неудачу. В разгар этих консультаций в дом проник человек, возможно подкупленный врагами Эссекса, но представившийся посланцем горожан, которые якобы обещали графу свою дружбу и поддержку в борьбе против общих недругов. И вот, при этом роковом стечении обстоятельств и возник сумасбродный план: поднять горожан на восстание. Выполнение этого плана было отложено на следующий день.

Наутро в доме Эссекса спозаранку стали собираться его друзья: графы Ретленд и Саутгемптон, лорды Сэндис, Паркер и Монтигл, а также еще до трех сотен видных дворян. Двери дома были тщательно заперты, чтобы не допустить проникновения непосвященных, и граф раскрыл своим сообщникам все детали своего плана, рассчитанного на восстание горожан. Тем временем один из офицеров Эссекса, а именно, сэр Фердинандо Джорджес, получив записку от начальника дворцовой стражи сэра Уолтера Рэли¹³, встретился с ним на лодке посреди Темзы и там открыл ему все подробности заговора.

Граф Эссекс, видя, что именно теперь он должен рискнуть и поставить на карту все, принял решение выйти на улицы и поднять мятеж в городе. Однако он переоценил свою популярность, полагая, что она поможет ему в минуту опасности. В сопровождении двухсот своих сторонников, вооруженных только шпагами (в их числе были граф Бедфорд и лорд Кромвель) он шел по улицам, выкрикивая: "За королеву! За королеву! Против меня составили заговор!" _— в надежде увлечь за собой население. Однако мэр уже издал указ, предписывающий всем оставаться по домам, и к заговорщикам не примкнул ни один человек. Более того, толпа их редела по мере того как многие из них разбегались прочь. Добравшись до Темзы, Эссекс сел в лодку и вернулся домой по реке. Здесь он начал было готовиться к обороне, но положение было слишком отчаянным, чтобы его можно было спасти. Поэтому после тщетных попыток выторговать себе в переговорах какие-либо гарантии или условия, он сдался осадившим его дом королевским солдатам, требуя лишь вежливого обращения и беспристрастного суда.

Эссекс и Саутгемптон были немедленно отправлены во дворец архиепископа Лэмберта, откуда их на следующий день препроводили в Тауэр. 19 февраля они предстали перед судом пэров для допроса. Мало что можно было сказать в их защиту. Вина их была слишком вопиющей. И, хотя они заслуживали сожаления, ждать оправдания им не приходилось. После вынесения приговора Эссексом овладел приступ религиозного страха, который, по-видимому, всегда проявлялся у него в тяжелые минуты. Он был доведен до такой степени отчаяния духовными увещеваниями своего собственного капеллана, что полностью смирился перед своими врагами и рассказал о своем заговоре все.

Тем не менее, королева и на этот раз довольно долго проявляла нерешительность и сомнения, прежде, чем подписать приговор. Казалось, все идет к тому, что в конце концов она простит его, как это неоднократно уже бывало. К тому же раньше между ними был договор: в минуту сильной размолвки Эссексу стоит только послать королеве подаренное ею кольцо, чтобы она его простила. Кольцо Эссекс действительно послал, но выбрал для этого ненадежного поверенного, а именно графиню Ноттингемскую, которая втайне его ненавидела и поэтому ничего не передала Елизавете. Королева же втайне боялась, что Эссекс окажется настолько горд и упрям, что не обратится к ней за прощением или хотя бы помилованием. Во всяком случае она выглядела столь же несчастной, как и злополучный вельможа, которого она вынуждена была отправить на плаху¹⁴. Она подписала приговор, потом отменила его, потом снова решила дать ему ход и вновь была остановлена нахлынувшей нежностью к своему бывшему фавориту. Наконец, она дала окончательное согласие на казнь и с тех пор никто больше не видел ее счастливой или улыбающейся до самой ее кончины.

Со смертью Эссекса, казалось, для нее умерли удовольствия; душевные силы оставили ее и она занималась государственными делами через силу и как бы по привычке, не испытывая при этом никаких эмоций. Страдания ее были сильнее, чем это могло выдержать ее и без того пошатнувшееся здоровье. Ее угасание было заметно на глаз: она потеряла голос и надолго впадала в летаргическое состояние. В один из таких приступов, без единого стона она и скончалась на 70-ом году жизни и на 45-ом году своего царствования.

Характер ее менялся со временем и обстоятельствами. Вначале она была застенчивой и скромной, но к концу своего правления стала высокомерной и жестокой. Хотя она обладала глубоким умом и здравым смыслом, она никогда и никому не давала повода подумать, что считает себя некрасивой. Поэтому, даже когда ей было 65 лет, польстить ее внешности было вернейшим способом заслужить ее расположение и симпатию.

Примечание д-ра Пиннока: Подводя окончательную оценку характеру Елизаветы, мы должны признать, что она обладала многими из тех качеств, которые в высшей степени необходимы для того, чтобы управлять таким королевством, которым управляла она. Трезвый ум и великолепные способности, глубокая проницательность в выборе министров, умелая финансовая политика и справедливое законодательство по праву снискали ей одобрение и восхищение потомства.

С другой стороны такого сочетания благоразумия, политической зоркости, последовательности, целеустремленности, энергии и великодушия мы не находим ни у одного другого монарха ни в древней, ни в новейшей истории.

В то же время многие документы показывают, что она в значительной мере унаследовала от своего отца дух деспотизма, и не раз привлекательные и мягкие черты женского характера уступали в ней место ярости и сварливости. Не особенно церемонилась она и в выборе слов для выражения своего неудовольствия, как об этом свидетельствует любопытное письмо, отправленное ей епископу Эли, сохранившееся в архиве этого епископства. Вот, что она пишет:

"Спесивый прелат! Я вижу, что вы весьма нерасторопны в выполнении своих обещаний, но да будет вам известно, что я, которая сделала вас тем, что вы есть, могу и отнять у вас все. Имейте же в виду: если вы и впредь не будете выполнять ваши обещания, я лишу вас духовного сана. Ваша, как бы низко вы себя бы ни вели, Елизавета."

(Епископ обещал обменять часть принадлежащих ему земель на далеко не равноценные участки, предложенные ему королевой, но долго тянул время, пока полученное им процитированное выше письмо не заставило его повиноваться.)

Однако, каковы бы ни были ее человеческие недостатки, англичане всегда будут вспоминать о ней как о королеве с глубокой признательностью. Да, она расширила свои прерогативы в парламенте до такой степени, что всем стало ясно: она выше всех законов, она может возвысить любого из них, но может и растоптать по своему усмотрению. Но все же она была достаточно мудра и редко когда употребляла свою власть не на благо и процветание общества.

Да, действительно во время ее правления англичанам не довелось приобрести новые земли и таким образом расширить пределы своих владений, но с каждым годом при ней росла торговля, народ богател и становилось все более очевидным, что самой многообещающей ареной для завоеваний становится океан. Нация, бывшая до этого объектом вооруженного вторжения, внушала теперь страх захватчикам. (Справедливости ради стоит отметить, что угроза иностранного вторжения возникла всерьез именно при Елизавете, а до того долго не беспокоила Англию. Ф.С.)

Успешные морские походы испанских и португальских мореплавателей пробудили в англичанах ревнивый дух соревнования, и они задумали и осуществили целый ряд экспедиций с целью открытия кратчайшего пути в Ост-Индию. Знаменитый Уолтер Рэли без какой-либо помощи со стороны правительства колонизовал часть Новой Англии. В то же время внутренняя коммерция значительно улучшила уровень жизни в Англии, и многие фламандцы, подвергавшиеся у себя в стране жестоким преследованиям, находили в Англии вторую родину, перемещая сюда свои капиталы и промышленность, прилагая здесь свои опыт, мастерство и таланты. Весь остров как бы вырвался из долгого плена варварских привычек; искусство, коммерция, законодательство с каждым днем набирали новую силу. И такова была тяга к знаниям в этот период, что многие называют его августинским периодом Англии, сравнивая его с эпохой императора Августа в древнем Риме.

Сэр Уолтер Рэли и Хукер по праву считаются одними из первых реформаторов нашего языка. Спенсер и Шекспир также принадлежат к заслуживающим внимания великим поэтам (Так и написано! _— Ф.С.), но изо всего человечества наиболее высокой оценки как философ достоин Фрэнсис Бэкон, лорд Верулем, чей гений вспыхнул в эту эпоху. Его стиль необычайно красив и точен; его мудрость уступает разве только его же учености и проницательности.

Если окинуть взглядом всю историю человечества с точки зрения развития государства, то вряд ли можно найти еще один народ, который за столь короткое время стал могучим и счастливым. Правда, окончательно свободным он еще не стал; Елизавета чувствовала свою власть и нередко доводила ее до грани деспотизма, но теперь, когда пышным цветом расцвела коммерция, она явилась провозвестником окончательного утверждения свободы, ибо еще не бывало народа, который, будучи коммерческим, долго мирился с рабством.

В правление Елизаветы была пожалована первая привилегия на инкорпорацию Ост-Индской компании. Есть свидетельство о том, что газеты в Англии также стали впервые выходить при Елизавете. В Британском музее все еще хранятся экземпляры "Английского Меркурия", сообщающие об угрозе испанского вторжения.