2. Геополитическое положение германии после 1871 года

Франкфуртский мирный договор, заключенный в 1871 году иподведший итогфранко-прусской войне², а также образование Германской империи открыли новую страницу в истории международных и дипломатических отношений Европы. В политической карте Европы и соотношении сил на континенте произошли коренные изменения. Вместо Прусского королевства, являвшегося слабейшим в концерте великих держав, возникло наиболее мощное экономически и сильнейшее в военном отношении континентальное государство.

Франко-прусская война, пусть и опосредованно, способствовала завершению процесса объединения Италии. Итальянское королевство превратилось в шестую великую державу Европы, хотя в силу незначительных экономических ресурсов и слабости военного потенциала она не могла претендовать на равный статус среди других держав.

Присоединение Эльзаса и Восточной Лотарингии принесло Германии существенные материальные выгоды, но ещё более серьезнымиявлялись преимуществавоенно-стратегического характера. Не случайно, что на захвате этих областей настаивал главным образом начальник Генерального штаба фельдмаршал Х.Г. Мольтке-старший. Дело в том, что Эльзас, входивший в состав Франции, мог стать удобным плацдармом для вторжения французов в наиболее ненадежный и уязвимый регион Германской империи — Южную Германию (Бавария, Баден, Вюртемберг и др.),где преобладало католическое население. Жители этого региона во многом тяготели к Франции и враждебно относились к Пруссии.После перехода Эльзаса к Германии между двумя государствами, помимо рекиРейн, пролегала ещё цепь Вогезских гор, труднопроходимых для крупных военных соединений. С другой стороны, за счёт Лотарингии теперь уже Германия получала удобный плацдарм для марша на Париж через так называемую «вогезскую дыру». Эта «дыра» представляла собой равнинную местность, расположенную между Арденнами на севере и Вогезами на юге. Аннексия Эльзаса и Восточной Лотарингии объективно усиливала во Франции стремление к реваншу, причем придавала реваншистским идеям оборонительную окраску в силу грабительского характера Франкфуртского договора. Как отмечал советский историк В.М. Хвостов: «Словно дамоклов меч нависла над Францией опасность нового немецкого вторжения и вызывала стремление к реваншу» [13, 9].

Реваншистское движение, используемое в своих целях правительственными кругами Франции, находило поддержку и во французском общественном мнении, что объяснялось как уязвленным национальным самолюбием французов, так и массированной националистической пропагандой. Все течения правящих кругов Франции сходились на том, что страна должна скорейшим образом восстановить свои вооруженные силы и приобрести союзников. Министр иностранных дел в правительстве А. Тьера Ж. Фавр писал о том, что «семя будущего конфликта несомненно имеется», имея ввиду отношения между Россией и Германией, что необходимо всячески использовать [13, 10].Таким образом, война 1870-1871 годов не только не ликвидировала прежних противоречий между Францией и Германией, но и превратила их в главные европейские противоречия на десятилетия вперед. Опасность новой франко-германской войны стала постоянным фактором, определявшим международную обстановку на континенте.

Объединенная Германия несла угрозу и её восточной соседке- России. В Петербурге, начиная с Тешенского договора (1779), привыкли выступать в качестве верховного арбитра в спорах, возникавших между многочисленными немецкими княжествами. Теперь место Пруссии, вечно соперничавшая с Австрией, заняла Германская империя, которая, приобретая господствующее политическое влияние в Европе, сделалась потенциальным противником России.

Ещё одним существенным последствием франко-прусской войны стало известное укрепление международных позиций Великобритании и России. «Туманный Альбион» стремился использовать результаты войны и последовавшее за ним нарастание напряженности во франко-германских отношениях в собственных интересах. Свою политику британские дипломаты назвали политикой «блестящей изоляции».

Сущность этой политики состояла в отказе Англии от постоянных союзов с другими государствами, в поддержании выгодного ей баланса сил на европейском континенте и в сохранении полной свободы действий в решении своих внешнеполитических задач. Великобритания, крупнейшая промышленная, торговая и колониальная держава того времени, умело использовала свое неуязвимое островное положение и предпочитала воевать чужими руками, вынуждая другие стороны вступать в борьбу за ее государственные интересы.

Надёжным средством этой политики считалось дипломатическое поощрение конфликтности в отношениях между великими державами. В результате для «туманного Альбиона» открывалась перспектива укреплять и расширять колониальную империю. Залогом успеха этой политики являлосьгосподство на морях английского военного флота. Германский горсс-адмирал и статс-секретарь по морским делам А. Тирпиц в своих «Воспоминаниях», опубликованных в 1919 году, приводит выдержку из материалов английского журнала «Сатердей ревью» (1897 год): «Англия … и Германия… немецкийкоммивояжёр и английский странствующий торговец… наперерыв соперничают в каждом уголке земного шара. Миллион мелких столкновений создает предлог к величайшей войне, которую когда-либо видел мир. Если бы Германия была стёрта с лица земли, то послезавтра не нашлось бы на свете ни одного англичанина, который не стал бы от этого богаче» [15, 300].

«Блестящая изоляция» вовсе не означала, что Англия играла роль пассивного наблюдателя в европейских международных делах. Скорее наоборот, стремясь сохранить торгово-промышленное и колониальное лидерство, она активно провоцировала столкновения континентальных держав с целью их максимального ослабления, маневрировала до начала открытого конфликта, а затем присоединялась к той из сторон, временное сближение с которой в наибольшей степени отвечало её интересам. Сущность данного внешнеполитического курса была сформулирована в 1860-е годы лидером вигов (либералов) Генри Пальмерстоном: «У нас нет вечных союзников и вечных врагов. У нас есть постоянные, вечные интересы, и им мы должны следовать»[16].

В данном ракурсе результаты франко-прусской войны были очень выгодны Великобритании. Политика «блестящей изоляции» получало новое конкретное содержание. Основной соперник Англии в захватах колонийи в претензиях на гегемонию в Европе — Франция — пребывала всостоянии разгрома. Германская империя стала рассматриваться как противовес Франции, а вместе с Австро-Венгрией — как противовес России, с которой у Англии всё более обострялось соперничество в Центральной Азии, а затем и на Балканах. Как образно писал В.С. Пикуль: «Если бы англичане были бы уверены в прочности своего положения в Дели, они бы не тряслись над барханами Средней Азии, как нищий над писаной торбой» [1,203].

В Петербурге решили воспользоваться итогами франко-прусской войны для пересмотра отдельных статей унизительного Парижского договора 1856 года, которым завершилась Крымская война. 19 октября 1870 года А.М. Горчаков выступил с циркуляром, объявляя всему миру, что Россия отказывается от статей договора о нейтрализации Чёрного моря. АЛондонская конвенция 1871 года отменила эту нейтрализацию. Теперь Россия восстановила своё право держать на Чёрном море флот военный флот и строить укрепления.

Итак, с 1870-х годов в Европе возникают очагипротиворечий, которые всё больше приобретают долговременный характер — франко-германские, итало-французские, итало-австрийские. Кризисы и конфликты в отношениях между великими державами, вспыхивавшими, прежде всего, из-за гегемонии на европейском континенте, а также захвата колониальных владений и сфер влияний, заметно участились и обострились. Основной виновницей возрастания напряженности была пропитанная милитаристским духом Германская империя.Русскому писателю-сатирику М.Е. Салтыкову-Щедрину, который посетил Германию вскоре после её объединения, Пруссия показалась сплошной казармой: повсюду военные парады, учения, смотры. В книге «За рубежом» он писал: «Вся суть современного Берлина, всё мировое значение его, сосредоточены в настоящую минуту в здании, возвышающемся в виду Королевской площади и носящем название Генеральный штаб…» [15,76].

Ещё до того как Бисмарк стал у руля объединенной Германии, он проявил себя как политик, делавший ставку на военную силу чаще и решительнее, чем его современники, стоявшие у руководства других европейских государств. Эти обстоятельства не могли не вызвать по меньшей мере настороженности соседей, не без оснований опасавшихся за свою безопасность. Военная угроза стимулировала гонку вооружений и усиливала роль реакционно-милитаристских сил, как в политике, так и вэкономике. С 1871 года международное положение в Европе приобрело характер «вооруженного мира».