3. Отрицание ведийского ритуала и бога-творца в древнеиндийской традиции

Одним из самых распространенных мифов, возникших в результате недостаточно глубокого изучения истории Древней Индии, является представление о застойном характере древнеиндийского общества: о безраздельном господстве брахманской идеологии, отсутствии значительных социально-экономических перемен, а также исключительной пассивности и созерцательности древних индийцев. Немаловажную роль в живучести подобных представлений сыграли и работы первых индологов, которые «открывали» Индию главным образом через «ортодоксальную» литературу, часто рисовавшую ее как своего рода «брахманскую идиллию». Однако материал, которым располагает современная наука, позволяет нарисовать совершенно иную, полную драматических коллизий картину развития индийского общества в древности. По разнообразию и пестроте идейных течений как в рамках ведийской традиции, так и вне ее и остроте борьбы между ними Индия VI–III вв. до н. э. едва ли уступает, а в некоторых отношениях даже превосходит другие периоды индийской истории.

Брахманы и шраманы

Возникновение первых государств, которые объединили различные племена с их местными традициями, появление новых каст (джати), ослабление родо-племенных отношений — все это в немалой степени способствовало возникновению доселе неизвестного самоощущения человека как некой индивидуальности. Появившаяся отстраненность от уз кровного родства, возможность выбирать между освященным традицией строго регламентированным ритуалом, заучиванием жертвенных формул, логическим усвоением знаний и самостоятельным духовным поиском вызвали своего рода «переоценку ценностей».

Оттесняя «племенную мораль», на первый план все больше выдвигаются нормы и установки «индивидуальной морали». Последствия различных мероприятий, ведущих к объединению в единый государственный организм раздробленных племенных конфедераций, ломка и гибель племенных институтов по-разному осмысливались свидетелями этих событий. Наряду с профессиональными жрецами, часто идеологами государственной власти, появляется группа духовных учителей, которая не была наследственной, а рекрутировалась из различных слоев общества. Они были известны как шраманы (буквально: совершающие усилие) — аскеты-проповедники, хотя «ортодоксальные» источники пренебрежительно называли их «паривраджаками», т. е. бродягами.

Широкое распространение различных форм аскетизма было одной из важных черт рассматриваемой эпохи. Это явление отражало не только характер и направление духовных поисков, но и определенную социальную позицию тех, кто порвал с миром. В период значительных политических и социальных сдвигов, менявших освященный традицией стереотип поведения и порождавших ощущение тщетности и непрочности социальной жизни, шел поиск более стабильных психологических основ существования прежде всего в сфере эзотерической духовности — в ней стремились обрести не только чувство самодостаточности для каждого индивида, но и ощущение причастности к универсуму в целом. Хотя это стремление было присуще всем без исключения аскетам, шраманский аскетизм, несмотря на внешнее сходство с брахманским, был во многом принципиально иным.

Согласно учению брахманизма, аскетизм является одной из стадий жизни (ашрамов), предначертанной для «дважды рожденных», — ашрамы «ванастха» — пребывание в лесу (часто группами) и «саньяси» — полное одиночество аскета (предпочтительно в горах). Аскетизм считался в брахманизме законным, если «дважды рожденный» уже прошел период ученичества (брахмачарья) и прожил полноценную жизнь в качестве члена общества, главы семейства — ашрам домохозяина «грихастха». Брахманизм строго запрещал женщинам покидать свою семью.

Подобных варновых, возрастных, половых и прочих ограничений шраманство не знало. Шраманом мог стать каждый — от правителя, уставшего от бремени государственных дел, до слуги, бежавшего от жестокости хозяина. Шраманы никогда не имели единой централизованной организации. Они бродили поодиночке или собирались вокруг учителей, которые создавали сангхи — религиозные общины. Древние сангхи были основаны на некоторых принципах племенной общинной организации (инициация, общественная собственность, выборная власть). Этот своего рода субститут «первобытной демократии» выступал как некая альтернатива классовому (варновому) устройству общества, хотя шраманы не имели социальной программы, с уважением относились к собственности мирян и не стремились нарушить какие-либо социальные устои.

Главным объектом критики со стороны шраманов было всевластие жрецов, отстаивавших необходимость сложнейших ритуальных церемоний, освященных ведами. Однако сомнения в авторитете ведической традиции выражались не только в отрицании «обрядовой рутины». Зерно подобных сомнений содержала также и попытка рационального осмысления «священных основоположений» ведийской религии.