Глава III

НАЧАЛО РЕФОРМ: ЯНВАРЬ 1992 г. — ИЮЛЬ 1993 г.

§ 13. Тернистой дорогой

Новый, 1992 год Рос­сия встречала с на­деждой и тревогой. С первым полуночным ударом крем­левских курантов, знаменующим его наступление, начинали отсчитывать свое историческое время часы столь долго ожидавшихся и откладывавших­ся после 1985 г. радикальных эконо­мических реформ. Цель их состояла в том, чтобы сделать нашу экономикув конечном счете рыночной, освобож­денной от всевластия бюрократиче­ских государственных структур, по­строенной на равноправном сочетании различных форм собственности (час­тной, групповой, государственной) и свободной конкуренции предприятий, личном интересе, инициативе, пред­приимчивости и состязательности. Как свидетельствовал опыт передовых стран Запада, рыночные отношения способны при благоприятных условиях обеспечить тот высокий уровень эф­фективности экономики, на который оказалась неспособной выйти совет­ская социалистическая система хозяй­ствования с ее характерными призна­ками: монополия государственной соб­ственности на средства производства, плановое развитие народного хозяйст­ва, жесткая регламентация всех сто­рон экономической жизни, уравни­тельный характер распределения до­ходов.

Перспективы движения к рынку манили, но сам путь — новый и не­привычный — вызывал у многих про­стых россиян чувство обеспокоенно­сти. Насколько успешно пойдет про­цесс перехода от одной экономической системы к другой и как быстро станут ощутимыми его первые результаты? Какие масштабы приобретут и в какие формы выльются неизбежные издер­жки рынка — безработица и массовая переквалификация, постепенный от­ход от уже ставших привычными тра­диций получения бесплатного жилья, образования и медицинского обслужи­вания, отказ от стабильных и низких цен на товары и услуги? Вместе с тем, сама жизнь — обстановка углубляю­щегося всестороннего кризиса, расту­щего дефицита всего необходимого, длинных очередей и пустых прилав­ков — все более настойчиво убеждала сомневающихся в неотложной необхо­димости серьезных перемен. Выступая по телевидению 30 декабря 1991 г. Б. Н. Ельцин заявил: «Нам будет трудно, но этот период не будет длин­ным. Речь идет о 6—8 месяцах. В это время нужна выдержка». Президент подтверждал свои предвыборные обе­щания весны — лета 1991 г. о том, что к концу 1992 г. «начнется посте­пенное улучшение жизни людей...» И это внушало надежду.

При всей очевидности теории самой идеи вхождения в рынок, пути ее

реализации, как и год назад, в пору увлеченности российских властей про­граммой «500 дней», виделись и оце­нивались отдельными политическими силами страны и представлявшими их учеными-экономистами по-разному. Теоретически существовало два главных варианта перехода к новым для России рыночным отношениям. Пер­вый — более медленный и осторож­ный, с сохранением рычагов регули­рования экономики и ведущих отрас­лей производства в руках государства. Данный вариант предполагал, что со­храняющее свое влияние на экономи­ку государство возьмет на себя и ос­новное бремя забот по сведению к минимуму социальных потерь населе­ния в переходный период. Слабым зве­ном данной модели признавалось то, что преобразования в таком случае грозили затянуться на длительное вре­мя, что вызывало опасения относи­тельно реванша сил, выступающих за реставрацию старых порядков в стра­не.

Сторонники данного — эволюци­онного — варианта решения проблемы теоретически опирались на выводы ан­глийского экономиста Дж. М. Кейнса сформулированные им на основе анализа мирового кризиса и «великой де­прессии» конца 20—30-х годов. Собы­тия эти убедили ученого в том, что капиталистическая, рыночная эконо­мика не является, как это считалось ранее, саморегулирующейся и что для ее нормального функционирования требуется постоянное государственное вмешательство, а также сосредоточе­ние в руках государства, по крайней мере, таких отраслей народнохозяйст­венного комплекса, которые обеспечи­вают его сырьем и энергоресурсами.

Для пришедших к власти в резуль­тате событий августа 1991 г. радикаль­но-демократических сил путь посте­пенных преобразований казался не­приемлемым. Прежде всего по поли­тическим и социально-психологиче­ским соображениям. Социальную опо­ру новой власти составляли средние слои населения, которые в массе своей от политического переворота ничего реального еще не получили. Они жда­ли, что новая власть обеспечит эко­номический прогресс общества в воз­можно недалеком будущем. Стремле­ние не потерять своих сторонников в среде прежде всего городской интел­лигенции, служащих, части рабочих высокой квалификации, потребность в укреплении социальной опоры за счет создания широкого слоя предпри­нимателей— все это толкало прави­тельство реформаторов во главе с Е. Т. Гайдаром на решительные дей­ствия.

Теоретическое обоснование своей политики радикальные реформаторы видели в монетаризме — экономиче­ском учении, сформулированном на Западе уже в 70-е гг. XX в. В отличие от кейнсианцев монетаристы исходят из убеждения, что рыночная эконо­мика способна к полному саморегули­рованию. Главный рычаг воздейст­вия — финансы (монетаризм от слова монета). Рыночные отношении при их полной свободе, считают сторонники этой теории, сами по себе обеспечивают и постоянно поддерживают стабильность экономики в целом. Вмешательство же государства но только подавляет свободу личности, но и увеличивает вероятность ошибок в проведении экономической политики

Оппоненты монетаризма, в свою очередь, обращали внимание на то, что данная модель, вполне убедительная на бумаге, в математических расчетах, еще ни в одной стране мира не была проверена «в чистом виде» на практике. Тогда как эффективность кейнсианства доказывается фактами экономического развития в послевоенные годы целого ряда развитых стран Запада, а также Японии.

Радикальных реформаторов предостережения эти не останавливло. Верх брало стремление как можно решительнее разрушить монстра советской плановой экономики, быстрее направить страну в колею рыночник отношений.

Первым шагом на пути радикальных экономических преобразований стала либерализация цен (т. е. отказ от их сдерживания, регулирования) с тем, чтобы они постепенно пришли в соответствие с реальными затратами на производство товаров и услуг . Достижение нормального, органичного ценообразования-исходный момент функционирования

рынка, а также структурной перестройки экономики и побуждения каждого производителя и каждого предприятия к эффективному, высококопроизводительному труду.

Политические принципы советской системы определяли верховенство социадьного фактора над экономиче­ским при назначении государственных цен. В первую очередь это касалось товаров массового потребления. Так, цены на основные продукты питания оставались в течение ряда послевоен­ных десятилетий стабильно низкими, часто намного ниже их себестоимости. Убытки производителей компенсиро­вались централизованными государст­венными дотациями. Это приводило к уравнительности, потере стимулов к повышению производительности тру­да. Тем не менее, к низким ценам на продовольствие, к чисто символиче­ской квартирной плате, к другим осо­бенностям советского типа хозяйство­вания привыкли, их считали естест­венными и пожилые люди, и моло­дежь. Теперь ради будущего оживле­ния экономики предстояло отказаться от всего этого самым решительным образом.

С любопытством и опаской подхо­дили россияне к прилавкам магазинов в первые январские дни 1992 года. Накануне в ходе газетных дискуссий при обсуждении вопроса о масштабах роста освобождаемых цен оптимисты говорили о 3—5-кратном их увеличе­нии, пессимисты поднимали этот по­толок еще в два и более раз. Дейст­вительность оказалась намного жест­че. Цены стали рваться вверх с неу­держимой силой. На продовольствен­ные товары в течение 1992 г. они воз­росли в 36 раз. Это с лихвой «ком­пенсировало» радость по поводу появ­ления давно забытых продуктов и то­варов. Рост заработной платы, всевоз­можные социальные компенсации не могли поспеть за набиравшей темпы либерализацией и сопутствующей ей инфляцией — падением стоимости рубля.

К весне 1992 г. стали прорисовы­ваться первые итоги и последствия-экономического эксперимента. Прави­тельство не теряло уверенности, что процессы идут в нужном направлении, указывая на оздоровление финансовой ситуации, оживление рубля, наполне­ние рынка товарами, формирование тенденции к падению темпов инфля­ции. Простому человеку, чтобы по­нять, куда ведет его ход событий, не требовалась помощь экономической теории и государственной статистики. Опросы общественного мнения в мае 1992 г. зафиксировали, что почти по­ловина населения страны стала жить по сравнению с декабрем 1991 г. го-~ раздо хуже и более четверти — не­много хуже. Улучшение в той или иной степени условий жизни ощутил на себе лишь каждый одиннадцатый россиянин. Под давлением нарастав­шей нужды были неравноценно по­трачены или просто сгорели в огне инфляции копившиеся десятилетиями" многомиллиардные сбережения граж­дан. Анекдот о трех «До», характери­зующих жизнь простого человека (До­едаем, Донашиваем, Доживаем), при­обретал все более серьезное звучание. И не только для пенсионеров. Первые полгода реформы составили самый ак­тивный этап в реализации политики, получившей название «шоковой тера­пии». Ее последствия оказались далеко не однозначными.

С дороги, ведущей к рыночному обществу, был сдвинут первый — са­мый тяжелый — камень: тупиковая бездеятельность и психологическое оцепенение. Как сторонники рефор­мы, так и ее противники стали ощу­щать себя в новых условиях. Необхо­димо было жить, действовать. Для од­них — искать выход из тяжелой си­туации, для других — закреплять, на­ращивать первые успехи на извили­стой тропе предпринимательства, со­циальной самодеятельности в целом. Все большее число людей, уповавших ранее на государство, стало осозна­вать: надеяться нужно на самого себя, на свои силы, способности, энергию. Первой осваиваться в новых условиях стала, естественно, молодежь. Сбли­жение освобождаемых цен с мировыми создавало предпосылки для привлече­ния в страну иностранных капиталов и расширения внешней торговли. Предприятия, десятилетиями выпу­скавшие недоброкачественные товары, уже не имели шансов жить за счет других. Для желающих и умеющих трудиться создавались дополнитель­ные возможности заработка.

Первые прозрения и сдвиги, одна­ко, доставались обществу дорогой це­ной. К тому же процесс реформ с самого начала стал давать серьезные сбои, преподносить одну неожидан­ность за другой. Первая из них — резкое падение промышленного про­изводства. В принципе оно ожидалось, но за счет естественного выбывания «из игры» аутсайдеров — неконкурен­тоспособных предприятий. Действи­тельность оказалась куда более слож­ной. Либерализация цен, как и пре­дупреждали противники «шокотера­пии», не включила сама по себе в действие механизмы конкуренции. Сохраняя монополизм, крупнейшие государственные промышленные пред­приятия и объединения предпочли ре­шать свои проблемы за счет повыше­ния цен при одновременном снижении производства.

В критическом положении оказа­лись предприятия военно-промышлен­ного комплекса (ВПК), обладавшие самым совершенным оборудованием и современными технологиями. Госу­дарство в ходе конверсии переводе на производство мирной продукции» поспешило отказаться от испольаомн ния их по прямому назначению, для поставки оружия на мировые рынки. Быстро потеряв на них сном ми зиции, оно не сумело организовкть выпуск на предприятиях ВПК нужной стране продукции. Страна понесла многомиллиардные убытки, вне про изводства оказалась значительная часть высококлассных специалистов вопреки теоретическим расчетам, в наиболее трудном положении оказались именно современные, передовые в техническом отношении предприятия. Добывающие отрасли индустрии, подпитываемые государственными кредитами, все больше стали определять облик российского промышленного производства в целом. Формировалась тенденция превращения страны в топливно-сырьевой придаток развитых стран Запада.

В сложное положение было поставлено и сельскохозяйственное производство. В расчете на быстрый успех фермерского движения правительство все меньше внимания стало уделять совхозам и колхозам, продолжавшим оставаться главными поставщиками продовольствия и сырья для перерабатывающей промышленности. В средствах массовой информации развернулась кампания за скорейшую ликвидацию «изжившего себя» колхозно-совхозного сектора. Даже Президент страны, посетив в ходе одной из своих поездок молочнотоварную ферму, убеждал доярок в преимуществах частного хозяйства и капиталистического предпринимательства. Все это сказалось на качестве весеннего посева 1992 г. на колхозных и совхозных полях на состоянии аграрно-промышленного комплекса (АПК) в целом. Сокращая масштабы финансового содействия правительство не выполняло и некоторые из тех обязательств, которые взяло на себя. Фермеры же, всвою очередь, все больше сетовали на что морально-политическая поддержка фермерского движения не поддается адекватной материально-экономической, финансовой и правовой помощью со стороны государства, указ Президента РФ «О свободе торговли» от 29 января 1992 г. пре­рвал цель ускорить процесс движения страны по пути рыночного реагирования, уже в ближайшем будущем подвести под реформы социальный фундамент в лице мелких и средних предпринимателей. Достиг­нуть этого удалось, но лишь частично. Демократичность основных положений Указа, дававшего равные права каждому, пожелавшему заниматься коммерцией в сфере обращения, обернулась и негативными последствиями, а еще на ряд пунктов престижной сферы производства. Тысячи и тысячи энергичных людей в поисках своеого счастья» бросились в водоворот той деятельности (покупка-перепродажа), которая в течение многих тысячилетий называлась спекуляцией и преследовалась по закону. Контраст между официально пропагандируемым идеалом цивилизованного рынка загаженным ландшафтом толкучек, где царил дух обмана и повышенной криминогенности, становился все более разительным, способствуя падению-привлекательности реформ в цен глазах простого человека. Растущая зависимость властных стуктур от тех социальных сил, представителей которых продолжали иметь на бытовом уровне в лучшем случае «спекулянтами», не могла не сказываться отрицательно и на самом авторитете этих структур. Тем более, что новые условия создали предпосьуь ки для резкого роста продажности чи­новничества. Коррупция начинала пронизывать все поры центрального государственного аппарата, пустив глубокие корни на уровне националь­ных регионов и местных органов вла­сти. Все настойчивее стали раздавать­ся голоса отдельных политиков и уче­ных об угрозе «латиноамериканиза-ции» страны, перехода ее в разряд государств «третьего мира», т. е. не развитых, а развивающихся.

Начавшаяся в стране — как со­ставная часть реформ — приватизация должна была прежде всего покончить с неэффективной монополией государ­ства в сфере производства и обраще ния и запустить тем самым механизм-рыночной конкуренции. Вместе с тем, она была призвана стимулировать личную заинтересованность каждого россиянина в ходе и результатах ре­форм, сделать каждого из них в той или иной мере собственником, от­крыть перспективу здорового, трудо­вого предпринимательства. Однако от­сутствие четкой концепции, медлен­ная разработка правовых основ, сла­бая организационная подготовлен­ность, наличие всякого рода ошибок и извращений номенклатурно-чинов-нйчьего характера — все это ослож­нило уже первые шаги приватизации. Удручало и то, что переход в частные руки магазинов, столовых, парикма­херских и других бытовых объектов «первой волны» разгосударствления нередко означал для потребителя лишь смену вывески без видимых улучшений сферы услуг. Грандиозная кампания по обеспечению всего насе­ления приватизационными чеками, видимо, не продуманная правительст­вом, также не принесла людям ожи­даемого удовлетворения. Приватиза­ционные чеки, получив неблагозвуч­ное иноземное «прозвище» ваучера, очень скоро закружились в водовороте спекулятивных махинаций. Месяц за месяцем они падали в реальной сто­имости вместе с рублем, а подчас и опережая его, становясь для рядового владельца объектом в большей степе­ни шуток и анекдотов, чем серьезной коммерции. По мнению ряда специа­листов, ошибки приватизации стали дополнительным фактором усиления экономического кризиса и сопутству­ющей ему инфляции в стране. При­ватизация на этом этапе не стала фак­тором повышения эффективности эко­номики, а свелась лишь к ускоренному методу создания класса собственни­ков. Причем, преимущество получали часто не трудовые коллективы, а пред­принимательские элементы легализо­вавшихся теневых структур и коррум­пированное высшее и среднее чинов­ничество, активно «обменивавшее» власть на собственность.