8. Способен ли частный капитал модернизировать российскую экономику?

Основной водораздел, отделяющий современный мэйнстрим от альтернативных экономических концепций, связан с признанием или непризнанием западной модели капитализма в качестве единственно соответствующей природе человека, а потому самой эффективной системы ведения хозяйства. Меэйнстрим стоит на позициях безальтернативности в выборе модели социально-экономического развития.

Что касается альтернативных ему концепций, то из них только ортодоксальный марксизм стоит на столь же категорических, но противоположных позициях полного отрицания капитализма и необходимости замены его социализмом. Остальные же, так или иначе, принимают капитализм, но не считают его современную модель самой совершенной. Альтернативные школы экономической науки считают необходимым вмешательство государства в экономику, ту или иную форму социального контроля за крупным капиталом, в перераспределение национального дохода.

Постсоветский эксперимент подлил масло в огонь альтернативных концепций и явился весьма неприятным сюрпризом для неоклассической ортодоксии. Если бы переход от плана к рынку сопровождался экономическим и социальным подъемом страны, как нам обещали, то социализм был бы полностью посрамлен, а неоклассический проект принят в качестве единственной «дороги, ведущей к храму». Но значительный ряд неопровержимых показателей говорит, что для рядового человека потери оказались много больше весьма скромных приобретений. Если не отгораживаться от этой истины частоколом идеологических догм, то следует признать, что неоклассическая модель рынка не выдержала исторической проверки.

Почему в ритуально проклинаемый советский период был, хотя и медленный, но все-таки реальный технико-экономический прогресс, а теперь происходит разворовывание экономики, сопровождающееся ее технической деградацией? Почему в советское время происходил рост материального и культурного уровня жизни населения, а теперь он настолько снизился, что вызвал катастрофическое увеличение смертности, ставящее под угрозу будущее народа?

На эти и другие подобные вопросы, на мой взгляд, напрашивается тот ответ, что сделанный нами выбор модели развития не отвечает нашим интересам. Пока не поздно, ее надо менять на другую, более соответствующую нашим текущим и перспективным нуждам. Но с какой стороны начинать? При всей важности власти, которая, конечно, несет ответственность за сложившуюся ситуацию, решающей силой, определяющей наше нынешнее состояние, стал теперь бизнес, точнее говоря, тот новый правящий класс, которому вольно или невольно мы уступили созданные нами и предыдущими поколениями несметные богатства страны в надежде, что он будет более эффективным собственником и обеспечит себе и нам более высокий уровень жизни и культуры.

В действительности он таким не оказался. Даже приведенный в настоящем докладе ограниченный материал, свидетельствует о небывалом распаде нашего общества и экономики. Однако из множества негативных явлений особого внимания заслуживают те, которые представлены в двух таблицах. Данные табл. 4 говорят о том, как разрушается национальная экономика, а табл. 3 - о том, как вымирает российское население. Первое является условием жизни, а второе – отражением ее самой. Если эти показатели убывают, то все остальное теряет смысл. О чем другом может идти речь, если экономика разваливается, а население вымирает?

По утверждению акад. Л. И. Абалкина, вымирание российского населения будет происходить и дальше. На основе прогнозных расчетов Госкомстата до 2015 г. он отмечает, что при любом варианте развития событий в рамках нынешней модели экономики численность населения к этому времени снизится на 6 - 16 млн. человек. (Абалкин, 2005, с. 12). Существование режима, допускающего подобное вымирание своего населения, ни либеральными, ни какими-либо другими ценностями оправдать нельзя.

В связи с этим на первый план выдвигается вопрос о том, какова роль и морально-политическая физиономия нового правящего класса России, на который, по аналогии западных стран, падает ответственность за ситуацию в стране? На этот вопрос нельзя отвечать путем подбора тех или иных, положительных или отрицательных примеров. На него надо отвечать в зависимости от того, как правящий класс в целом выполняет взятую на себя историческую миссию. С этой точки зрения российский правящий класс не выдерживает сравнения со своим западным аналогом. Один из ведущих американских специалистов по российской экономике профессор Гарвардского университета Маршалл Гольдман метко характеризует нашу ситуацию не иначе, как «пиратизацию России» (Гольдман, 2005). Это надо расценивать как характеристику российского правящего класса.

Разумеется, и западная буржуазия далека от своего неоклассического портрета. Эксплуатация труда является ее сущностной чертой, равно как и условием господства. Но криминально-мафиозной она не является. Имущие классы Запада успешно выполняют свою историческую миссию инициатора научно-технического прогресса, обеспечивая своим странам ведущие позиции на мировой арене, а своим народам - достойный уровень благосостояния. И делается это путем соблюдения, по крайней мере в основном, существующих в обществе законов и морально-этических норм.

О российском олигархическом классе этого сказать нельзя. Его деятельность носит не только эксплуататорский, но и криминально-мафиозный характер и отличается полным пренебрежением к интересам страны и народа, равно как и к законности, порядку и морали. Народ он именует «быдлом», себя возвеличивает как «элиту», а наживу любой ценой объявляет своим главным достоинством. Между тем именно эти его свойства М. Гольдман назвал пиратскими или бандитскими. Если бы это было не так, то российский капитал не допустил бы те негативные явления, о которых идет речь выше. Если бы вместе с частной собственностью он воспринял также западную культуру, то на открывшемся после краха социализма поле он продемонстрировал бы преимущества частного предпринимательства и тем оправдал свое право на власть и собственность. Но ничего подобного российский капитал не сделал и теперь лишил себя права владения приватизированными богатствами.

Российский частный собственник воспринял рынок и капитализм не как новый для нас тип культуры и систему ценностей, в которой собственную выгоду надлежит увязывать с интересами других людей, а как наступление царства полного произвола, в котором для наживы все средства хороши. Осознанно или неосознанно, он исходит из того, что общего блага не существует вообще, а, следовательно, он не обязан им интересоваться. В этом тоже он отличается от западного предпринимателя, право которого на собственность покоится на том, что он использует свою собственность не только в своих корыстных интересах, но ради прогресса своей страны и народа. Имея в виду эту двойственную роль частной собственности, Л. Мизес писал, что она «не является привилегией владельца собственности, а является общественным институтом, служащим добру и выгоде всех, несмотря на то, что она может в то же время быть особенно приятной и полезной для некоторых» (Мизес, 1995, с.35).

Российский собственник является другим. Он смотрит на свою собственность не как на общественный институт, а рассматривает ее как свою добычу и привилегию перед остальным населением и тем создает вокруг себя враждебное окружение. Суд над «Юкосом» со всей ясностью это показал. Во имя своего обогащения владельцы компании прибегали к любым махинациям, вплоть до физического уничтожения неугодных, не говоря об уклонении от уплаты налогов государству, которое за бесценок вручило им их гигантское состояние. Заступничество представителей олигархического капитала за «Юкос» является ярким показателем претензий российского капитала быть выше закона и иметь свободные руки для неограниченного произвола.

Захватив богатства народа и обездолив его, он сделался ненавистным народу, от которого ему приходится теперь укрываться за плотным кольцом вооруженной охраны. Вместо того чтобы опираться на свой народ, российский капитал рассматривает его как враждебную силу. Естественно, что в такой ситуации ему приходится искать другую социальную опору. Он находит ее в лице международного капитала, который берет под защиту даже тех зарвавшихся братьев по классу, которых в единичных случаях власть привлекает к ответственности. Чаще же всего фигуранты российской мафии бегут за рубеж и укрываются под крылом своих международных покровителей.

Встает вопрос: от чего такой нечистоплотный «непотизм»? Опыт российских преобразований позволяет ответить и на этот вопрос. Наш опыт обнаружил большую разницу между тем, что западные центры провозглашают на словах, и теми целями, которые преследуют на деле. Слова бывают высокими, а цели часто оказываются другими. Россия - столь богатая ресурсами страна, что доступ к ним в глазах западного капитала оказался намного важнее торжества в ней либеральных ценностей. Поэтому рука западной дружбы была протянута не заинтересованному в демократии российскому населению, а овладевшей ресурсами страны российской мафии. На этой почве сложилась общность интересов западного капитала и российской мафии. Не имея опоры в своем народе, наш крупный капитал заинтересован в международных гарантиях своего господства, а западный капитал – в нем как в своей агентуре по эксплуатации российских ресурсов.

Отчужденность от своего народа, зависимость от иностранного капитала и протекционизм с его стороны предопределили периферийный характер российского капитализма. Его суть состоит в служении не столько своему народу, сколько своему международному хозяину. Международный капитал заинтересован в том, чтобы российский капитал не был способен вступать с ним в конкуренцию и бороться за свое место на мировой арене, а довольствовался ролью услужливого партнера. В силу этой своей роли российский капитал приобрел вполне отчетливые лакейско-периферийные черты.

Первым таким проявлением является однобоко-сырьевой характер, который он придал российской экономике.

Для периферийного капитализма, как известно, характерен тип хозяйства, в котором преобладают отрасли с большой долей малоквалифицированного ручного труда. При этом ключевые позиции в них постепенно прибирает иностранный капитал. В то же время отсутствуют или крайне слабо развиты отрасли обрабатывающей промышленности с наукоемкими технологиями, отличающиеся высокой долей добавленной стоимости. Туда не идет также иностранный капитал, устремленный в сырьевые отрасли. В результате страна открывает себя для эксплуатации, но сама никаких выгод от своей международной открытости не получает. Сырьевым характером экономик подобных стран предопределяется и структура их экспорта и импорта. В первом преобладает продукция сырьевых отраслей (нефть, газ, древесина, хлопок, каучук и другие природные ресурсы), а во втором – изделия высоких технологий или дорогостоящие услуги.

Таким образом, зависимость отстающих стран от развитых закрепляется по линии как экспорта, так и импорта. Этому способствует устойчивый диспаритет мировых цен на сырьевые товары и готовые изделия. Ведь известно, что рост стоимости изделий высоких технологий намного опережает рост цен на сырье и природные ресурсы. В результате развитые страны все больше обогащаются, а отстающие все больше беднеют.

Казалось бы, в такой ситуации первым условием предоставления международных кредитов должно выступать обеспечение платежеспособности стран-должников путем повышения их конкурентоспособности. Но ничего подобного не бывает и понятно почему. В таком случае встанет вопрос о развитии в отстающих странах отраслей высоких технологий, повышении их образовательного и научно-технического уровня и осуществлении других мер по повышению конкурентоспособности этих стран на мировом рынке. Между тем условия Вашингтонского консенсуса требуют не этого, а другого – либерализации экономики, чтобы их границы были открыты для иностранных товаров и капиталов. Наоборот, меры по защите национальных интересов в ущерб транснациональным корпорациям, по Вашингтонскому консенсусу, считаются нарушением «правил хорошего поведения», под которым понимается согласие на неограниченный доступ транснационального капитала к эксплуатации ресурсов отстающих стран. Рыночная экономика этих стран подчинена не развитию национального хозяйства, а обогащению транснациональных корпораций. Так был создан и поддерживается порочный круг бедности, из которого отстающие страны не могут теперь вырваться и вынуждены постоянно воспроизводить свое отставание. Именно в этот капкан нас теперь загоняет международный капитал с помощью своей российской опоры.

Вторым важнейшим проявлением периферийности российского капитализма является создание криминального механизма присвоения прибыли, который цивилизованный капитал в центрах своего господства не допускает. В периферийной же сфере, в частности в российской экономике сложился такой механизм присвоения, когда для получения прибыли требуется не столько эффективное ведение хозяйства, сколько нелегальная инфрастуктура перекачки средств в свою пользу путем неформального контроля над финансовыми потоками.

Среди отечественных специалистов по корпоративному управлению признано, что у нас в стране право собственности невозможно осуществить, если оно не подкреплено неформальным контролем над активами⁸. Наиболее важным является распоряжение финансовыми потоками компании. Максиму современного крупного бизнеса в России выразил его ярчайший представитель Б.Березовский: «Зачем мне приватизировать предприятие, если я могу приватизировать его финансы?»⁹

Подобный контроль опирается на целую систему неформальных институтов захвата прибыльных активов. Всем памятны злоупотребления приватизацией путем залоговых аукционов и других махинаций, особые привилегии так называемым уполномоченных банков, финансовые махинации с ГКО и т.д. Их содержанием была передача лакомых кусков государственной собственности за взятки «своим» людям для последующей совместной эксплуатации. Полученный нерыночным путем этот капитал функционирует не на основе формально действующего законодательства об акционерных обществах, а по неписанным правилам неформальных институтов – различных «крыш», коррумпированного чиновничества, организованных преступных сообществ.

В той же манере, в какой происходила первоначальная приватизация, затем начался и происходит до сих пор постоянный передел собственности среди различных групп организованной преступности. В странах центра капитализма то, что компания не выплачивает дивиденды, рассматривается как верный признак неблагополучия, акционеры начинают сбрасывать свои акции, компания терпит банкротство, и она переходит к более эффективному собственнику. Правила периферийного капитализма иные. Компании обычно не платят дивиденды вообще, либо выплачивают мизерные суммы. Решающую роль чаще всего играют не акционеры, а мафиозная группа, устанавливающая свой неформальный контроль над активами. Нацелившись на тот или иной лакомый кусок, такая группа обычно устанавливает свой контроль над финансовыми потоками и превращается в доминирующую силу на предприятии. При этом даже не обязательно обладать акциями, важно держать под контролем каналы, по которым текут финансовые средства.

Наиболее распространенным способом легализации нелегально получаемых средств, стала неподконтрольная обществу знаменитая оффшорная система. Она позволяет создавать и регистрировать вдали от страны сколь угодно много подставных компаний, позволяющих заметать следы получения нелегальных доходов. По удачному выражению Я. Паппе это «облако оффшоров», позволяющее окутать систему реального контроля густым туманом подставных фирм (Паппе, 2002). Тем не менее, конечные собственники непременно представлены в совете директоров и на других позициях топ-менеджмента либо лично, либо через своих доверенных лиц. Это необходимо для надежного контроля над захваченным предприятием.

Властные позиции доминирующей группы обычно подкрепляются службами безопасности, частными охранными предприятиями и т.д., образующими частные силовые структуры, с помощью которых компании превращаются в государства в государстве. Разумеется, для их содержания требуются немалые средства, которые отвлекаются от производственных и социальных целей. Инвестиции в эту, как и в другие подобные сферы создания отношений неформального контроля, включая крупные взятки нужным должностным людям во властных структурах, составляют немалый объем своеобразных затрат в каждой компании. Подобные отношения неформального контроля характерны не только для приватизированных предприятий, но и для тех, которые юридически еще остаются в государственной собственности. Именно такую картину открыли многочисленные скандалы, связанные с деятельностью, таких государственных предприятий как «Газпром», «Аэрофлот» и ряд других.

На этой основе в нашей стране утвердилась специфическая форма извлечения дохода от собственности, которые никак нельзя считать формой рационального хозяйствования. Ведь этот доход извлекается в основном через занижение цен на продукцию при продаже своей фирме-посреднику или при закупках у такой же фирмы материалов и комплектующих изделий для подконтрольного предприятия. Источником обогащения в данном случае вступают: невыданная зарплата, невложенные инвестиции, неуплаченные налоги, средства, непотраченные на охрану окружающей среды, и т.д. По существу, это рентный вид дохода, противостоящий предпринимательскому (Новоженов, 2003а, 2003б).

Понятно, что подобная система извлечения доходов на корню подрывает процесс инвестиций, она превращает это в ненужный риск. Отсюда почти полное отсутствие реакции капитала на снижение ставки ссудного процента. Таблица 6 показывает ее непростую динамику за 1992-2004 гг.

Таблица 6