Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Лит. проц. - ЛЕКЦИЯ 3 Пушкин (лирика).doc
Скачиваний:
0
Добавлен:
01.07.2025
Размер:
246.78 Кб
Скачать

2.6. Творчество 30-х гг. Лирика

Лирика тридцатых годов — последний период пушкинского творчества - открывается Болдинской осенью 1830 г. Очень разные стихотворения, написанные друг за другом, передают внутреннее состояние (Бесы, Элегия — 1830). Болдинская лирика, как и все творчество этого периода, — подведение итогов и начало новых настроений, идей, форм.

Все герои Пушкина идут по пути осмысления – и вместе с ними – поэт. Только его роман – это его стихи. Как гений - он предчувствует трагический финал. Как гений – полон замыслов, не всем из которых суждено было реализоваться.

Все мотивы находят своё глубочайшее и мудрое завершение.

Смысл всего – то, о чем пророчествовал о себе в «Пророке» :

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

…….

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

Осмысление всего: самореализация личности и место человека в мире, его счастье:

- человек и общество, народ и власть

-личная жизнь, назначение человека – его личность, счастье

- назначение поэта

- человек и Бог. Смысл человеческого существования.

Во-первых, обо всем этом он размышляет с самого начала св. творч. пути.

Во-вторых, все эти сферы объединяются общин знаменателем – свобода. Но свобода, осмысленная в глубоко нравственных и духовных категориях, ответственность, достоинство, уважение. Ответственность за все совершенное.

!! Трагическое осмысление: невозможность достичь желаемой свободы, преобразовать жизнь –- практически во всех сферах: общество преклоняется перед подлецами, заслужившими свои почести лизоблюдством и раболепием. (Моя родословная, Герой)

Жизнь общества и своей родной страны, о которой только он мог сказать: «Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног, — но мне досадно, если иностранец разделяет это чувство». Жизнь народа, в который входят не только крестьяне, но лучшие люди своего времени. (Румяный критик мой).

Румяный критик мой, насмешник толстопузый, Готовый век трунить над нашей томной музой, Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со мной, Попробуй, сладим ли с проклятою хандрой. Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий, За ними чернозем, равнины скат отлогий, Над ними серых туч густая полоса. Где нивы светлые? где темные леса? Где речка? На дворе у низкого забора Два бедных деревца стоят в отраду взора, Два только деревца. И то из них одно Дождливой осенью совсем обнажено, И листья на другом, размокнув и желтея, Чтоб лужу засорить, лишь только ждут Борея. И только. На дворе живой собаки нет. Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед. Без шапки он; несет подмышкой гроб ребенка И кличет издали ленивого попенка, Чтоб тот отца позвал да церковь отворил. Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.

Что ж ты нахмурился? — Нельзя ли блажь оставить! И песенкою нас веселой позабавить? —

Куда же ты? — В Москву, чтоб графских именин Мне здесь не прогулять.           — Постой, а карантин!

Ведь в нашей стороне индейская зараза. Сиди, как у ворот угрюмого Кавказа, Бывало, сиживал покорный твой слуга; Что, брат? уж не трунишь, тоска берет — ага!

Любовь.

Поэт по-прежнему превозносит любовь как драгоценное чувство, превосходящее материальные богатства ( «Три у Будрыса сына», 1833) и преодолевающее на своем пути самые трудные барьеры ( «Воевода», 1833). Но любовные стихи этих лет окончательно освобождаются от фривольности ( «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем», 1830).

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,

Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,

Стенаньем, криками вакханки молодой,

Когда, виясь в моих объятиях змией,

Порывом пылких ласк и язвою лобзаний

Она торопит миг последних содроганий!

О, как милее ты, смиренница моя!

О, как мучительно тобою счастлив я,

Когда, склоняяся на долгие моленья,

Ты предаешься мне нежна без упоенья,

Стыдливо-холодна, восторгу моему

Едва ответствуешь, не внемлешь ничему

И оживляешься потом всё боле, боле —

И делишь наконец мой пламень поневоле!

Но дело даже не в том, что из стихав исчезают телесные атрибуты любви. Это показатель другого взгляда на любовь – нового, зрелого человека: любимая соотносится с божеством.