§ 4.2. Инициация коммуникативного акта, тип которого вышел из употребления

Классическим примером такого коммуникативного акта является вызов на дуэль в конце XX века, когда дуэль фактически перестала в обычных ситуациях быть средством решения каких бы то ни было проблем. Для получившего такой вызов присутствие на дуэли больше уже не является «делом чести», и он смело может игнорировать навязываемый ему анахронический способ взаимодействия, не боясь при этом социального возмездия в виде «презрения современников». Современники, скорее, и сами склонны будут счесть того, кто вызывает на дуэль, человеком не вполне вменяемым.

После этого, нарочито демонстративного, примера легко перейти к кругу менее выразительных, но зато более типичных ситуаций, когда адресант фактически апеллирует к более неактуальной для собеседника модели социального (и соответственно речевого) поведения. Кстати, наиболее остро соответствующий вопрос стоит применительно к актуальной российской реальности: смена государственного строя, к сожалению, не разру­шила полностью в сознании людей прежних норм социального поведения. Привычка апеллировать к номенклатурно-государственной системе отношений, а также все ещё приемлемость таких отношений для некоторых социальных структур — вот причины, в силу которых обсуждаемый тип коммуникативного акта столь широко представлен именно в современном российском обиходе.

Видимо, правы те, кто считает, что полный отказ от соответствующих речевых моделей произойдет в обществе еще не скоро: действительно, новый тип социальных отношений не создал пока такой сбалансированной (пусть и искусственно сбалансированной) системы норм социального поведения, каковая была при советской власти.

Представим себе коммуникативный акт вроде «жалобы в местком»: коммуникативный акт такого типа всё ещё существует в настоящее время, правда, в виде «жалобы на производство», - и это несмотря на то, что практически повсеместно таких жалоб больше некому принять, поскольку производственные коллективы научились уже, кажется, не вмешиваться в частную жизнь работников. Стало быть, рассчитывать на то, что инициация соответствующего коммуникативного акта приведет к успешному его развитию, сегодня едва ли реалистично.

Или взять, скажем, инициацию такого коммуникативного акта, как «с завтрашнего дня вы уволены»: он не всегда успешен, поскольку времена абсолютной власти чиновников прошли, несмотря на то, что реминисценции кое-где ещё сохраняются, и вопросы об увольнении уже не решаются так просто (мы не имеем в виду частные предприятия, где могут уволить не с завтрашнего дня, а со следующей минуты).

Следующий пример: инициация коммуникативного акта типа «общественное порицание». Вряд ли и этот коммуникативный акт способен полноценно осуществиться при той расплывчатости, которую в настоящее время приобретает понятие «общественность»: общественность постепенно перестаёт быть однородной, так рассчитывать на единодушие в оценке событий становится всё труднее.

Вместе с тем, разумеется, для порядка, следует отметить и прямо противоположные ситуации: когда в прошлом не актуализировавшиеся типы коммуникативных актов смело могут инициироваться сегодня. Например, предложение повести невесту под венец апеллирует к широко распространенной сегодня практике венчания в церкви. В прошлом же подобная процедура была возможна лишь среди тех, кто намеренно выключал себя из дарственного контекста.

При инициации коммуникативных актов, типы которых вышли из употребления,— в том случае, если необходимость осуществить их (времени вопреки!) всё же возникает, - следует, само собой, постоянно учитывать возможность провала коммуникативной стратегии. Скорее всего, катастрофа произойдет уже вначале, при первой же ответной реплике адресата. Чтобы избежать роковых последствий в виде этой реплики, необходимо, по меньшей мере, предупредить собеседника о причинах, которые заставляют адресанта обращаться к анахронической коммуникативной ситуации, то есть дать понять собеседнику, что инициатор соответствующего коммуникативного акта хорошо представляет себе, в какую речевую ситуацию он погружает партнёра.

В этом случае адресат может, хотя бы временно, принять правила соответствующей игры и согласиться «забыть» о собственном отношении к параметрам речевой ситуации. Таким образом, коммуникативному акту сообщается хоть какая-то вербальная (если уж не коммуникативная!) перспектива или, во всяком случае, некий резерв времени, в течение которого он может «непродуктивно развиваться». Здесь годятся прагматические клише типа прошу Вас рассматривать это как исключение; я понимаю, что это выглядит как анахронизм.

Однако даже при такой подготовке следует иметь в виду: адресанту лишь в редчайших случаях удается добиться осуществления в реальности отвергнутой временем коммуникативной схемы. Вынудить к этому собеседника даже «разумными доводами» (например, апелляцией к доброму старому времени), хитростью или силой нереально отчасти еще и в силу зафиксированного А. Франсом стереотипа взгляда на прошлое: «История человечества есть история ошибок».

Безусловно, успешным — также и на уровне реальных последствий — коммуникативный акт, тип которого вышел из употребления, может быть лишь при одном условии: предварительном единстве коммуникантов во взгляде на речевую ситуацию соответствующего типа. Только в том случае, если на этапе инициации коммуникативного акта отсутствуют разногласия, коммуниканты будут пытаться совместно развивать коммуни­кативную схему и общими усилиями реализовывать её. Условно говоря, муж может позволить себе руководствоваться принципами «Домостроя» только в том случае, если жена готова принять эти принципы.