§ 5.1. Модель 1: Коммуникативный акт неуместен

Представим себе такую ситуацию, как праздничный ужин в доме юбиляра, и в ее составе — речь одного из гостей в честь хозяина. Перед произносящим речь стоит фактически только одна задача, а именно — в приличествующих случаю выражениях поздравить «виновника торжества». Понятно, что дом юбиляра не то место, где полагается рассказывать о недостатках хозяина, заняв аудиторию перечнем дурных черт его характера. Может быть, в иных условиях, например на работе, те же самые сведения и были бы сочтены заслуживающими внимания, но в доме юбиляра это явно не то, чего гости ждут от произносящего речь. И, если он все же позволит себе подобного рода «обличения», его в лучшем случае просто попросят уступить место другому «тостующему».

Или возьмем другой случай, известный в речевой практике в связи с неуютным прагматическим клише: об этом мы поговорим в другом месте. Случай соотносится с широким кругом криминальных ситуаций и предполагает, что «на месте преступления» вина нарушителя с представителем власти не обсуждается — для подобного рода бесед предназначено другое «помещение».

Еще одно клише, это не телефонный разговор, также сигнализирует о необходимости перенести обсуждение проблемы в другое «место».

На памяти у каждого из нас множество речевых ситуаций, неточно локализованных в пространстве. Между тем представления о том, где мы в данный момент находимся (вплоть до осознания «широты и долготы», что тоже иногда важно, например, в случае проигрывания национально обусловленных моделей речевого поведения), казалось бы, должны неотлучно присутствовать в нашем сознании в процессе коммуникативного акта. Некий «сторож» обязан постоянно охранять вверенное ему пространство речевой ситуации, однако речевая практика, к сожалению, изобилует случаями отсутствия сторожа именно там, где он более всего необходим.

Скажем, насущные производственные вопросы — даже требующие срочного решения — не обсуждаются с начальством на лестнице, в туалете или по домашнему телефону (если «начальство», разумеется, не дает к этому специального сигнала); комплименты одной даме не делают в присутствии другой; приватную информацию не передают через третьих лиц — иными словами, в со­ответствии со старой английской пословицей, в доме повешенного не говорят о веревке.

И дело здесь не столько в речевом этикете (проблемы этикета представляют собой специальные проблемы и будут подробно охарактеризованы в главе 3), сколько в том, что при ошибочной локализации коммуникативного акта действительно трудно ожидать, что он будет успешным. «Скидки» на близкие отношения коммуникантов, на их взаимные симпатии, на срочность разговора — все эти скидки, которые время от времени склонны делать инициаторы коммуникативных актов, чреваты, в конце концов, тем, что адресат может не пожелать принять во внимание благоприятный, с точки зрения говорящего, «фон» в качестве уважительной причины для нарушения правил обращения к коммуникативному акту.

Так что фактор риска при подобных речевых акциях чрезвычайно велик. И велик он, прежде всего потому, что коммуникативный акт, однажды локализованный неточно, влечет за собой, как правило, и неуспешность последующих коммуникативных актов, даже развиваю­щихся в «нормальных» условиях речевого обихода: «возврат к теме» — в силу первой неудачной попытки — уже маркирован отрицательно, как «в целом неприем­лемый».

Несмотря на то что «фактор места» присутствует в большинстве речевых ситуаций как невербализируемый, словесно не обозначаемый, то есть, в сущности, незаметный, ошибки локализации коммуникативного акта принадлежат к таким, которые запоминаются надолго: «эффект» нарушения неписаных правил есть один из самых сильных речевых эффектов, чьи последствия всегда отрицательны и всегда сокрушительны для повторных коммуникативных стратегий.

В этом смысле важно заметить, что неприемлемость неточно локализуемого коммуникативного акта есть признак абсолютный: нужны фантастически сильные аргументы, чтобы убедить адресата в необходимости продолжать коммуникативный акт подобного типа, и, если такие аргументы в распоряжении адресанта отсутствуют (а как правило, они отсутствуют), лучше всего просто с извинениями прервать коммуникативный акт и передать речевую инициативу собеседнику или любому из присутствующих: как он распорядится ею, для нас уже практически не важно, поскольку речевая ситуация перестала быть «нашей».

Разумеется, в группе неточно локализованных коммуникативных актов существует множество так называемых тонких случаев (примеры, приведенные нами, касаются преимущественно грубых нарушений параметров коммуникации), при которых представления коммуникантов о возможной локализации того или иного коммуникативного акта могут расходиться. Впрочем, расхождения такие, как правило, не являются кардинальными: некий «объективный камертон» можно ус­лышать практически всегда.

Например, если я считаю, загородный ресторанчик хорошим местом для деловых переговоров и начинаю их, но обнаруживаю, что другая сторона придерживается противоположного мнения, я в принципе должен быть готов к тому, чтобы добровольно и недемонстративно передать речевую инициативу собеседнику. Ибо успех переговоров зависит не только от моих представ­лений об удачном для таких переговоров месте.

Вполне вероятно, что собеседник воспользуется этим местом совсем для других целей,— в этом случае я отнюдь не должен относиться к ситуации как к провалу моей коммуникативной стратегии: я просто получаю отсрочку во времени. Провал же грозит моей коммуникативной стратегии лишь тогда, когда я упорствую и, вопреки нежеланию собеседника обсуждать интересующий меня вопрос «здесь», локализую коммуникативный акт в уже скомпрометированном пространстве.

Кстати, принцип «брать быка за рога», как правило, не срабатывает и в речевой практике: от адресата, принужденного общаться в навязанном ему пространстве, можно ожидать только того, что он — не важно, сознательно или бессознательно,— поведет коммуникативный акт к краху.

К сожалению, для тонких случаев расхождений в представлениях о возможной локализации коммуникативных актов никакой «системы» не существует и существовать не может, даже, несмотря на то, что «фактор пространства» отнюдь не так настоятельно требует детализации, как «фактор времени», к обсуждению которого мы и переходим.