Вопрос 15. Крестьянские восстания в XVII-XVIII вв. Их причины и последствия.

Социальные движения «смутного времени»

Были видения в Нижнем Новгороде, во Владимире. Власти Троицко-Сергиева монастыря, архимандрит Дионисий и келарь Палицын, рассылали по русским городам одну грамоту за другою. Казаки волновали отдаленную Камскую Русь. Когда Троицкие грамоты пришли в Нижний, и когда протопоп прочитал их собравшемуся народу, тогда один из нижегородских граждан, мясной торговец Кузьма Минин, начал говорить: «Если мы захотим помочь Московскому государству, то нечего нам жалеть имения, не пожалеем ничего: дома свои продадим, жен и детей заложим и будем бить челом – кто бы вступился за православную веру и был у нас начальником». Жертвовать всем, вооружаться самим – таково было общее желание. Минин и другие граждане отдали треть своего имущества, одна женщина, имевшая 12 тысяч рублей, пожертвовала 10 тысяч. Колебавшихся принуждали жертвовать. Минин согласился быть казначеем, с тем лишь условием, чтобы сограждане вполне доверились ему. Нужен был предводитель, граждане сознавали, что он должен быть избран из знатных. В это время жил в Стародубе князь Дмитрий Пожарский, лечившийся от ран, полученных им при разорении Москвы. Минин ударил ему челом, прося быть предводителем войска. Тотчас начались приготовления. Перед началом постились. Россия чувствовала себя грешною: давала и нарушала много присяг – Годунову, сыну его Феодору, Отрепьеву, Шуйскому, Владиславу. Назначили трехдневный пост, от которого не были изъяты даже грудные младенцы. На собранные деньги вооружили боярских детей, не приняли содействия нечистых элементов, губивших национальное дело: отказались от помощи Маржерета, изменявшего много раз наемника, и от помощи казаков, преданных грабежу и убийству, – смерть Ляпунова была еще свежа в памяти. С войском шли монахи и епископы, впереди несли иконы. Однако ж эта восторженная пылкость не исключала политической мудрости: хотели обеспечить себе помощь Швеции против Польши и занимали Дела Гарди переговорами об избрании шведского принца на московский престол. Когда собрались в Ярославле войска, Пожарский двинулся к Москве, под стенами которой уже стояли казаки Заруцкого и Трубецкого, но оба эти войска, хотя стремившиеся к одной и той же цели, не хотели, однако ж, становиться вместе. Покушение на жизнь Пожарского усилило недоверие к казакам. Но гетман Ходкевич, желавший ввести в Москву вспомогательное войско, был разбит Пожарским на правом берегу Москвы-реки и казаками на левом. Правда, последние в решительную минуту отказались сражаться, и только просьбы Авраамия Палицына заставили их вступить в дело, победа была одержана благодаря смелому движению Минина с отборным войском. Тогда сидевшие в Кремле поляки были доведены до того, что ели человеческое мясо. Они сдались на условии, чтобы им была оставлена жизнь, и возвратили пленных русских, в числе которых находился молодой Михаил Феодорович Романов. Кремль и Китай-город были уже очищены, когда разнеслась весть, что на помощь полякам идет Сигизмунд. Помощь пришла слишком поздно, и Сигизмунд, узнав о происшедшем, повернул назад. Преданность русского народа освободила отечество, и 1612 год остался в памяти русских. Теперь Россия могла свободно приступить к избранию царя. В Москву съехались выборные от духовенства, дворян, боярских детей, торговых, посадских и уездных людей, имевшие полномочие насчет царского избрания. Решили прежде всего не избирать иностранца: ни поляка, ни шведа. Когда же пришлось делать выбор между русскими, тогда начались опять козни и смуты, наконец, было произнесено одно имя, примирившее все партии, – имя Михаила Феодоровича Романова. Его выбрали не ради его самого, ибо ему исполнилось только пятнадцать лет, но ради его предков Романовых и его отца, митрополита Филарета, томившегося в заточении в Мариенбурге. Имя Романовых, родственных с домом Иоанна IV, было тогда полнейшим выражением национального чувства (1613). Новое царствование имело шансы на прочность, которых не было ни у Годунова, ни у Шуйского. Его нельзя было упрекнуть в преступлении, оно опиралось на дивное национальное движение, с ним были связаны воспоминания об освобождении отечества и о других славных событиях. Ни одного призрака, ни одного горького воспоминания или сожаления: дом Иоанна Грозного был причиною или поводом ко многим страданиям России, Лжедмитрий убил сожаление об истинном. Восшествие Романовых на престол совпадало с могучим пробуждением патриотизма, со стремлением к единству и с общим желанием порядка и умиротворения. Они уже пользовались такою же преданностью, какою пользуется древнейшая династия. Рассказывают, что поляки, узнав об избрании Михаила, послали вооруженных людей схватить его в Костроме, один крестьянин, Иван Сусанин, завел этих посланцев в чащу леса и пал под ударами их сабель, спасая своего государя. Смутное время окончилось.

Восстание под предводительством С. Разина

Донские казаки были в это время вообще довольно спокойны, но один из них, Стенька Разин, смутил всю восточную Россию. Переселенцы с Днепра, изгнанные войною из своей страны, были причиною настоящего голода в бедных донских селениях. Стенька собрал несколько голутвенных людей (голь, голяки) и хотел попытать счастья взять Азов. Донские старшины воспрепятствовали ему в этом, тогда он отправился на Восток, на Волгу и Яик (Урал). Слава о нем далеко распространилась: говорили, что он колдун, что его не берет ни сабля, ни пули, ни ядро, к нему толпой стекались разбойники со всех сторон. Он разбойничал на Каспийском море и опустошал берега Персии. Русское правительство, не имея возможности воевать с ним, обещало простить его, если он выдаст взятые им царские суда и пушки. Разин согласился. Благодаря своим подвигам, несметному награбленному богатству и царской щедрости, он приобрел множество приверженцев из черни, казаков и даже городских стрельцов. Поволжье всегда было готово к социальному перевороту; этим объясняется успех Разина, а позже успех Пугачева. Разбойники были там популярны и в чести; торговцы, прибывшие по коммерческим делам на Дон, узнали, что Стенька предпринимает набег, и не задумались пристать к нему. В 1670 году Разин, истратив награбленные деньги, пошел с толпою голутвенников вверх по Дону и оттуда на Волгу. Весь край взволновался при вести о приближении знаменитого уже атамана. Жители Царицына сдали ему свой город. Против Разина был послан флот, но войска и стрельцы выдали ему своих начальников, из которых один был сброшен с колокольни. Плывя вверх по Волге, он взял Саратов, Самару и взбунтовал Нижегородскую, Тамбовскую и Пензенскую губернии. Во всем Поволжье крестьяне бунтовали против своих помещиков, а татары, чуваши, мордовцы и черемисы – против русского господства. Мятеж был ужасный. Под Симбирском Разин был разбит Юрием Барятинским, и производимое им обаяние исчезло; его преследовали в степи, схватили на Дону и казнили в Москве (1671). Мятеж, однако, не прекратился со смертью Разина: шайки упорно продолжали действовать. В Астрахани Василий Ус правил деспотически и сбросил архиепископа с колокольни. Наконец все эти подражатели Разина были перебиты или схвачены, Волга очищена и Дон успокоен.

Крестьянская война под предводительством Е. Пугачева

Московский бунт показал, в каком глубоком варварстве еще находилась столичная чернь, слуги, мелкие торговцы, фабричные рабочие. Пугачевский бунт показал, какие личности еще бродили в отдаленных провинциях империи. Крестьяне, на которых падали все государственные тягости, все требования собственников и вымогательства чиновников, постоянно жаждали невозможных перемен, в своем глубоком невежестве они всегда были готовы последовать за обманщиком, Лжепетр III, Лжеиоанн VI, даже Лжепавел I употребляли во зло грубые умы, предубежденные против «царствования женщин». Раскольники, одичавшие и доведенные до отчаяния предшествующими угнетениями, пылали в глубине лесов и в приволжских городах непримиримою ненавистью к государству. Яицкие и донские казаки, а также запорожцы трепетали от нового для них ига власти. Поволжские народы – язычники, мусульмане или недовольные православные – ждали только предлога возвратить себе дикую свободу или земли, отнятые у них русскими поселенцами. Как мало эти необузданные элементы согласовались с новейшим государством, это видно было уже в 1770 году, когда тургайские калмыки, в числе почти 300 тысяч человек, мужчин, женщин и детей, забрали свой скот, палатки и телеги, перешли Волгу, опустошив все на пути, и удалились в пределы Китайской империи. Прибавьте к этим недовольным бродяг всякого рода, разорившихся дворян, расстриженных монахов, дезертиров, беглых слуг, грабителей и поволжских разбойников. Россия, особенно ее восточная часть, заключала в себе все материалы, необходимые для громадного восстания, вроде поднятого Лжедмитрием или Стенькой Разиным. Яицким казакам, бунтовавшим уже в 1766 году и жестоко за то наказанным, было суждено дать восстанию ожидаемого предводителя: беглый казак, раскольник, сидевший уже в Казанской тюрьме и бежавший из Сибири, Емельян Пугачев, выдал себя за Петра III; распустив голштинское знамя, он объявил, что отправляется в Петербург наказать жену и венчать сына на царство. С тремястами человек он осадил Яицкий городок, армия его была очень малочисленна, но все посылаемые против него войска переходили на его сторону и выдавали своих начальников. Обыкновенно он приказывал вешать офицеров и стричь солдатам волосы по-казацки; в селах он вешал помещиков; кто ему сопротивлялся, того наказывали за это как за бунт, как за оскорбление величества. Таким образом, он овладел многими степными крепостями. Между тем как приближенные, знавшие тайну его происхождения, обращались запросто, народ встречал его с колокольным звоном и с хлебом-солью. Польские конфедераты, сосланные в эти места, организовали ему артиллерию. В течение почти целого года он приводил в трепет Казань и Оренбург и разбивал посылаемые против него войска; помещики всюду бежали, а варварские народы приходили в его главную квартиру. Крестьяне восставали против дворян, татары и чуваши – против русских; по всему Волжскому бассейну вспыхнула племенная война, социальная и война рабов. Москва, в которой было 100 тысяч крепостных, начала волноваться; чернь, видя бегство помещиков из всей Восточной России, громко заговорила о свободе и об избиении господ. Екатерина П поручила Александру Бибикову положить предел бедствию. Бибиков, приехав в Казань, был поражен общею деморализациею; он успокоил и вооружил дворян, сдержал народ и казался веселым и довольным, а между тем писал к жене: «Зло велико, преужасно! Ух! Дурно!» Он вполне понимал, что все эти беспорядки не были делом одного человека. «Пугачев не иное что, как чучело, которым играют воры-казаки, – писал он, – не Пугачев важен, важно общее негодование. Мало полагаясь на свои войска, он решился, однако, напасть на самозванца, разбил его сперва при Татищеве, а потом при Кагуле, рассеял его армию и захватил артиллерию. Бибиков умер среди своих успехов, но Михельсон, де Коллонж и Голицын продолжали преследовать побежденного. Пугачев, гонимый на нижнем течении Волги, вдруг повернул вверх по реке, бросился на Казань, сжег и разграбил ее, но потерпел неудачу при взятии Казанской крепости и был совершенно разбит на берегах Казанки; тогда он поплыл вниз по Волге, вошел в Саранск, Самару и Царицын, где, несмотря на неотступное преследование императорскими войсками, перевешал дворян и учредил новое правление. Пока он направлялся к югу, народ ждал его на пути в Москву, в ответ на это ожидание являлись всюду Лжепетры III, Лжепугачевы, которые, став во главе необузданных шаек, вешали помещиков и жгли их усадьбы. Москва готова была взбунтоваться. Было необходимо поймать Пугачева. Окруженный войсками между Волгою и Яиком, в ту минуту как он готовился бежать в Персию, преследуемый Михельсоном и Суворовым, он был связан и выдан своими сообщниками. Его привезли в Москву и казнили. Многие не верили, что Лжепетр III умер, и хотя бунт был усмирен, но дух его еще долго существовал. Пугачевский бунт послужил, так сказать, уроком для русского правительства, которое припомнило его в 1775 году, уничтожая Запорожскую республику. Днепровские храбрецы, изгнанные при Петре Великом, призванные опять при Анне Иоанновне, не узнали своего прежнего местопребывания. Южная Россия, огражденная от татарских вторжений, быстро населялась: города всюду возникали, пашни захватывали большие и большие пространства, безграничные степи, по которым предки запорожцев ездили так свободно, как арабы по пустыне, превращались в нивы. Запорожцы были очень недовольны этим преобразованием, они требовали возвращения их земли, их пустыни, и покровительствовали гайдамакам, которые тревожили поселенцев. Потемкину, творцу Новороссии, надоели эти беспокойные соседи. Он по приказанию императрицы взял и уничтожил Сечь. Недовольные бежали во владения турецкого султана, другие преобразованы в черноморских казаков, которым в 1792 году отвели для жительства полуостров Фанагорию и восточный берег Азовского моря. Так окончилось казачество: оно живет только в песнях кобзарей.