5. Силы развития и новые формы жизни в патриархально-родовом периоде.

Так как общественная психология в изучаемую эпоху представляла те же по существу стихийные препятствия всякому развитию, как на предшествующей стадии жизни человечества, то очевидно, что двигателем общественного развития должна была являться та же стихийная сила абсолютного перенаселения. По мере того, как с возрастанием населения возникал недостаток в жизненных средствах, консерватизм обычая должен был отступать, – техника понемногу улучшалась и общественные отношения изменялись. Возникновение и постепенное расширение обмена было в высшей степени важным приобретением этого развития.

Прогресс обмена, т. е. Точнее – общественного разделения труда, совершаясь на почве развития техники сам представляет могучего двигателя развития для всех последующих исторических формаций, кончая современной – капиталистической.

Другое менее существенное приобретение изучаемой эпохи заключается в появлении рабов.

Благодаря возникновению прибавочного труда, для организатора родовой группы во многих случаях являлось выгодным увеличить число членов группы: при этом возрастала сумма прибавочного продукта, которой располагал организатор. Поэтому в патриархальных обществах нередкими становятся такие случаи, когда побеждённого на войне врага уже не убивали, а присоединяли к данной группе и заставляли участвовать в её производстве. Такие присоединенные члены группы были её рабами.

Не следует представлять себе рабов патриархального периода в виде людей, сведённых до положения вещи. Они были почти равноправными членами той родовой общины, которая их к себе присоединила; общность работы тесно связывала их с остальными и постепенно изглаживала воспоминание о прежденй борьбе. Организатор «эксплоатировал» их вряд ли более, чем своих кровных родственников – они работали, как другие. Их не продавали, и вообще, к ним относились почти так, как американские индейцы к усыновлённым пленникам.

Патриархальное рабство, развиваясь далее и изменяя свои формы, послужило исходной точкой той своеобразно сложившейся исторической жизни, которая достигла своей высшей ступени в классическом мире и закончилась деградацией.

Возникновение обмена и появление рабства – два на первый взгляд очень разнородных факта – заключают в себе одну очень важную общую черту: и то, и другое представляло из себя нарушение старой системы сотрудничества, основанной исключительно на кровном родстве и вытекающем из него громадном психическом сходстве особей. Связи кровного родства необходимо проникнуты духом крайней исключительности, духом нетерпимости по отношению ко всему, выходящему за их пределы; новые формы жизни стояли в некотором противоречии с этой нетерпимостью, ограничивали её. А из этого возник ещё целый ряд общественных фактов.

Господство чисто-родовых связей было полным, безусловным господством обычая. Сила привычки к установившимся формам жизни была так велика, личное самосознание так слабо, что отдельный человек просто не мог стать в противоречие с обычаем, нарушить его, не мог даже представить себе этого. Преступлений не было. Если случалось что-нибудь несогласное с обычаем, то к этому относились не так, как современный человеко относится к преступлению или проступку, а как к уродству. Когда рождался ребенок о двух головах, его убивали, как чудовище; когда нарушался обычай – так же поступали с нарушителем: его убивали или изгоняли, что в те времена было безразлично. Это не было наказанием, а чисто стихийной самозащитой против непонятного и опасного явления. Идеи права и его нарушения, представления о нравственном и безнравственном совершенно отсутствовали; люди следовали обычаю в силу такой же естественной необходимости, в силу какой они едят, пьют, спят.

С развитием новых общественных связей, основанных не на родстве, дело изменяется. Нарушения обычая перестают быть исключительными случайностями. Во-первых, вообще начинают сталкиваться различные обычаи; а исполнение обычаев одной группы нередко оказывается нарушением обычаев другой. Так, присоединённый пленник-раб, следуя старым привычкам, легко может помешать нормальному ходу общественного производства и тем причинить большие неприятности своим новым товарищам. Точно также правильны ход меновых сношений должен часто нарушаться старой, укоренившейся привычкой относиться враждебно ко всем чужим людям. Нарушения обычая становится частым явлением, и общество не может относиться к ним по прежнему.

Создаётся новая общественная форма жизни – обычное право, сущность которого заключается в защите обычая против нарушений. С преступником борются уже не стихийно, а более или менее сознательно; его судят по обычаю. Устанавливается целая система наказаний для различных проступков; вообще, возникает целый ряд приспособления, относящихся специально к нарушению обычаев; содержание этих приспособлений сводится к способам устранения уже причинённого проступком вреда и к средствам предотвратить его повторение. Складывается представление о законном – справедливом, и незаконном – несправедливом; первое означает поступки, согласные с обычаем, второе – несогласные с ним. Зарождаются те элементы, из которых впоследствии развивается нравственность и собственно «право».

Область правовой жизни обыкновенно резко отделяют от экономической области; но для современной науки это разделение является уже условным. Борьба общества против уклоняющейся личности по существу не отличается от всякой другой формы борьбы с внешней природой; преступление есть сила вне-общественная, враждебная жизни общества, как сила холода или хищного зверя. Таким образом, правовая жизнь есть только известная область общественной борьбы с природой; эту особую форму борьбы приходится изучать с её технической стороны (способы воздействия на преступника, как на элемент внешней природы), и с экономической (взаимные отношения между членами общества в этих процессах воздействия), и с идеологической (взгляды людей на право и его нарушение). Таким образом, правовая область лежит в сфере производства, а не вне её.

В главе о производственных отношениях было уже отмечено возникновение организованных производственных отношений между родственными друг другу группами: совместные большие охоты, племенные организации войны. С течением времени подобные коллективные предприятия связывают иногда также группы не родственные друг другу, но объединённые обменом и вообще мирными сношениями между собой. Во главе подобных союзов стоит обыкновенно совет старейшин или выбранный ими вождь. В союзах этих следует видеть зародыши государственных, политически организация, в которые они и переходят по мере того, как из временных становятся всё более постоянными, а само общество расчленяется на классы, господствующие и подчиняющиеся.

Вообще, всякая политическая организация есть по существу организация экономическая, организация совместной борьбы за жизнь некоторой коллективности. Государство же в частности есть организация классового господства, господства одних классов над всеми другими.

Древнее рабство.

В некоторых отношениях своеобразным является тип общественного развития, создавший культуру древнего мира и основанный на превращении производительного работника в орудие производства.