Бряник Н.В.Русский космизм

Н.В.Бряник

Научные идеи русских космистов – прошлое или будущее науки?

Философия всегда была не безразлична к науке. Попытки отгородить их раз и навсегда друг от друга на сегодняшний день надо признать тщетными; больше того, полноправное место в кругу философских областей знания занимает «философия науки». При всей спорности и дискуссионности предметного поля философии науки вряд ли можно пренебречь тем, что основной поток философских исследований советского, да и постсоветского времени вращался вокруг вопросов науки, хотя бы уже потому, что саму философию во многом отождествляли с наукой. А критерии научности и достоверности по-прежнему оцениваются столь высоко, что, с молчаливого согласия, до сих пор воспринимаются как главнейшие достоинства философских построений, какую бы отрасль философского знания мы ни брали – онтологию, историю философии, антропологию, социальную философию, или даже эстетику, этику и пр. Одним из объяснений такой притягательности науки для философии является факт реальной значимости науки современного типа и ее влияния на человеческую историю, начиная с Нового времени. Два таких разных по взглядам масштабных мыслителя, как В.И.Вернадский и М.Хайдеггер, философские размышления которых совершенно несхожи, тем не менее, почти одними и теми же словами констатируют сложившуюся ситуацию влияния науки на жизнь современного человечества – наука в условиях жизни на Земле приобрела роль решающего фактора, первостепенного по своей значимости. Именно поэтому ни философия науки, ни философия в целом сегодня не могут уйти от ответственности дать свою оценку тому, что собой по смыслу представляет наука, вступающая в новое тысячелетие.

Заявляя в качестве классических критериев признаки новоевропейской науки, современная философия науки пытается обнаружить формы и средства неклассического развития науки в прошедшем столетии. Как правило, неклассическую науку связывают с событиями начала ХХ века – открытием микромира, теории относительности и им подобными масштабными явлениями. И мало кто связывает неклассическую науку с воззрениями русских космистов, которые в то же самое время активно заявили о своем оригинальном видении научной картины мира. Причина данного состояния не просто в досадном упущении историков и методологов науки, а в принципиальном непонимании революционной новизны в представлениях о мире таких его исследователей, как К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский и др.

Названные ученые ясно осознавали, что предлагаемая ими научная картина идет вразрез не только с фундаментальными положениями галилеевско-ньютоновской науки, но и со многими теориями современной им науки: так, с позиций космической реальности был подвергнут критике за антропоморфизм эйнштейновский принцип относительности времени - Циолковским была высказана идея о времени как «вечном теперь». И здесь надо отметить довольно любопытную ситуацию. С одной стороны, тот же Циолковский постоянно подчеркивал, что он опирается на данные науки – механики, математики, биологии и др., а с другой – он убедительно и последовательно преодолевал ограниченность механико-математического естествознания и классической науки в целом, выдвигая, скажем, в противовес второму началу термодинамики (признание которого подводило к модели «тепловой смерти» Вселенной) идею «вечной юности» Вселенной, которая свидетельствует о возможности движения от хаоса к порядку.

В отличие от классической науки, позиция которой, по сути, оставалась геоцентричной, отечественные ученые раздвинули горизонт научных исследований до космической реальности. И хотя они нередко заявляли о сродстве своих идей и космоцентричных установок древних греков и предсказывали возрождение натурфилософских построений, тем не менее, принципиальное их отличие от космических идей предыдущих эпох заключается в выработке антропотеокосмического миросозерцания, имеющего прикладное значение, в силу своей непосредственной обращенности к практике.

В словах Циолковского о том, что новое тысячелетие будет эрой космической науки, космической техники и космической философии, выражено в концентрированной форме своеобразие того типа неклассической науки, которая зародилась на рубеже предыдущих веков и впитала в себя своеобразие и дух отечественной культуры.

Если в науке выделить то главное и решающее, с чем она вступает в новый век и новое тысячелетие, то таковым, на наш взгляд, и является мировоззрение и методология космизма. Следовало бы сказать более конкретно и более точно – наука ближайшего и отдаленного будущего станет воплощением идей русских ученых-космистов - идей, высказанных еще на рубеже Х1Х - ХХ столетий. Я имею в виду, в первую очередь, имена таких мыслителей, как К.Э.Циолковский, В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский (хотя это далеко не полный список, а только звезды первой величины). Сегодня на слуху и эти имена, и само понятие «русский космизм», только все это ассоциируется либо с чем-то давно прошедшим, либо с некой экзотикой в области науки и философии.

Случилось так, что космическое мировоззрение, созданное, причем не просто созданное, а поистине выстраданное отечественными учеными-космистами в конце Х1Х - первой трети прошедшего столетия, оказалось не только не востребованным во всей его полноте и сути, но во многом забытым и не дошедшим до широкой научной и мировой общественности. И это объясняется не тем, что космизм остался только на уровне общих мировоззренческих или сугубо теоретических идей, напротив, уже изначально он был проективен и имел непосредственный практический выход во многие области. Сложившаяся ситуация связана с факторами этического и психологического порядка, формами организации науки в нашей стране, но в первую очередь, как мне представляется, с непривычностью и ошеломляющей новизной космических идей отечественных ученых.

Удивительно, как сбывается прогноз Циолковского относительно востребования

обществом космических идей. Он неоднократно высказывал мысль о том, что космические воззрения будут признаны в Отечестве не ранее, чем через сто, а то и более, лет. И ведь до сих пор ни одна из ступеней нашего образования не знакомит с авторами-творцами новой научной картины мира – космического миросозерцания, которое родилось на почве российской науки и культуры, что признано мировым научным сообществом.

Космизм как особое мировоззрение трудно адекватно оценить с позиций какой-либо одной науки, поэтому вполне оправдано рассматривать космизм с философской точки зрения. Но тут же мы должны признать, что космическое миропонимание со своей стороны требует не привычного, а особого философского подхода. Насколько непривычным является космизм можно выразить словами А.Л.Чижевского – он писал: «Я видел события .., приводящие гений Константина Эдуардовича к … умозаключениям, повелительно требующим обоснования космической эры в жизни человечества .., и я с достаточной полнотой предвидел то, что было совсем непостижимо другим: неизбежное наступление космической эры со всеми вытекающими из этого последствиями – новой наукой, новой техникой и новым философским воззрением»¹ (3, 385) Обращаясь к текстам К.Э.Циолковского, можно подтвердить, что он неоднократно говорил о становлении космической науки, космической техники и космической философии.

Если оценить и сам факт рождения космического миросозерцания, и десятилетия его неприятия, то по принципиальному счету надо признать, что наука, продуцирующая свои гипотезы и теории не в горизонте космического миропонимания, обречена на геоцентризм, который имеет самые многообразные проявления и лики. Ведь, несмотря на коперниканский переворот в науке современного типа, заложивший первый камень в фундамент космизма, наука по преимуществу продолжает развиваться в парадигме геоцентризма.

Наметим бегло и схематично общий контур научного содержания идеи космизма, попытаемся представить своеобразие принципа космизма в некоторой целостности и логической последовательности.

Начнем с анализа того, в чем обнаруживается космическая природа так называемой неорганической материи?

По глубокому убеждению Циолковского, любая частица материи «представляет элемент космоса и живет жизнью Вселенной, а не жизнью одной только Земли» (2, 136), и жизнь эта, по его образному выражению, заключается в блужданиях по космосу. Как бы в продолжение этого тезиса, Вернадский писал о том, что «космическое вещество постоянно и в разных формах попадает на Землю, а земное уходит в космическое пространство» (3, 139). Это и есть механизм космического блуждания.

Поистине революционно звучит важнейшее для концепции Чижевского положение: «Подавляющее большинство физико-химических процессов, разыгрывающихся на Земле, представляют собой результат воздействия космических сил». (2, 27)

Конкретизируя механизм данного явления, в своих работах он обосновывает зависимость фундаментальных событий на Земле от солнечной деятельности: «Земля … находится в сфере непосредственного влияния Солнца. Его лучистая энергия – основной двигатель всех физико-химических процессов, протекающих на поверхности планеты и ее оболочках». (1, 32) Здесь зафиксирован, может быть, самый очевидный круг зависимости, так как одновременно происходят и более масштабные события, а именно: подчинение солнечной активности звездно-галактическому ритму.

В этом сложном мире, простирающемся от элементарных частиц и атомов до звезд и галактических образований, от микрокосма до макрокосма, нет границ между тем, что является космосом, и тем, что им не является, - «Вселенная повсюду» (2, 95). Ее каждомоментным присутствием определяется все, происходящее на Земле, вплоть до физико-химических процессов.

Принцип космизма должен учитываться не только в физике и химии, но и в таких научных дисциплинах, как геология, минералогия, палеонтология и др., при этом он играет не вспомогательную роль, выступает не как идея, создающая только общий фон для исследования земных процессов (поскольку Земля сама по себе космическое тело), а предстает как научный принцип, без учета которого исчезает подлинная суть исследуемого. В.И.Вернадский так обосновывает настоятельную необходимость космизма в науках о неорганической природе: «В составе нашей планеты, и земной коры в частности, открываются указания на явления, далеко выходящие за ее пределы. Мы не можем их понять, если не отойдем от области земных, даже планетных явлений, не обратимся к строению всей космической материи, к ее атомам, к их изменению в космических процессах» (10, 13).

Сейчас вряд ли кто-нибудь будет оспаривать мысль о том, что мощные космические излучения, непрерывно оказывающие воздействие на все оболочки Земли, должны учитываться в геологических науках. Но для того чтобы это стало очевидным, геология должна была вслед за астрономией снять с себя шоры геоцентризма, а, по свидетельству Вернадского, путь этот не так уж прост. Он утверждал, что для подлинного исследования самых ранних состояний нашей планеты мы должны обращаться уже не к геологической истории, а к космической: «понятие о них дает нам не геология, а космогония. Эти условия мы не можем выяснить на основании изучения земных слоев, геологу доступных, а т.к. они по времени предшествуют геологическим периодам, то мы должны относить их не к геологическим периодам, а к предшествующим им космическим периодам существования Земли» (7,135). Тем самым в круг наук втягивается космогония, которую в среде современных философов привыкли воспринимать не как науку в строгом смысле слова, а только как шаг на пути к ней. Для Вернадского связь геологии и космогонии непреложна: «Неизбежно проникают космогонические представления в геологию, без них нельзя обойтись, т.к. космические периоды Земли – это реальный факт: они были, и они так или иначе отражаются и до сих пор в окружающей нас природе» (7,136)

Космически понятая геология снимает традиционное противостояние Земли и космоса как окружающей ее внешней среды. Мы осознаем, что граница между Землей и космосом лишь мысленная, воображаемая, ее по существу нет.

Для демонстрации принципа космизма применительно к миру живого можно привлечь следующие соображения отечественных ученых-космистов.

В объяснении живого космисты считают решающими космические факторы, а зависимыми от них – геологические: «Жизнь … в значительно большей степени явление космическое, чем земное» (9,33).

Так, Вернадский, вскрывая недостатки распространенных в среде биологов подходов, говорил, во-первых, о необходимости «…отбросить долго царившие объяснения чисто геологического характера» (8,17) и, во-вторых, настаивал на признании того, что «процесс развития органического мира не является процессом самостоятельным, автохтонным, замкнутым в самом себе, а представляет собой результат действия земных и космических факторов, из которых вторые являются главнейшими, т.к. они обусловливают состояние среды» (8,41). Его собственная позиция формулируется им так: «В биосфере мы должны искать отражения не только случайных геологических явлений, но и проявления строения космоса» (8,15).

Важное место в космической концепции Чижевского занимают его исследования влияния космоса на живой мир. В мировой науке признан его приоритет в открытии такой области знания как космическая биология; по сути дела он соединил астрономию и биологию, что по тем временам казалось несоединимым. В качестве отправного можно привести следующее утверждение ученого: «В каждый данный момент органический мир находится под влиянием космической среды». (2, 31)

Многолетние исследования Чижевского шаг за шагом подтверждали зависимость мира живого от космических воздействий. Сначала эти опыты проводились на одноклеточных организмах и простейших тканях, а затем на животных и человеке, включая реакцию нервной системы на космические излучения. Уже в те годы он высказывал гипотезы о внутренних механизмах этих зависимостей. Он предполагал, что «они лежат на уровне молекулярных или даже атомных явлений и, очевидно, подчиняются законам квантовой механики». (2, 509) Тем самым биология должна была войти в тесный контакт не только с астрономией, но и с новейшими разделами физики и химии.

Говоря о разработке Чижевским принципа космизма применительно к данному уровню организации материи – живым организмам – нельзя не коснуться еще одного из основных положений - периодичности воздействия космических сил. Для ученого этот феномен становится важнейшей темой его исследований

Еще в 1915 ( в 18 лет!) он задается вопросом, в какой мере живая клетка зависит в своей физиологической активности от притоков космической радиации и от тех колебаний или изменений, которым космическая радиация подвержена. В том же году в Калуге выходит его первая работа. Она называлась «Периодическое влияние Солнца на биосферу Земли», а затем в течение всей последующей жизни Чижевский подтверждал обнаруженную закономерность эмпирическими корреляциями на уровне различных живых организмов, включая человеческий.

Обыденному сознанию и сейчас очень трудно воспринять мысль, что все живое на Земле не ею главным образом определяется, а космосом. По Вернадскому же, эта зависимость ярко проявлена в самих особенностях живой природы: «космическая сила придает ей разный вид на суше и в воде, она же меняет ее структуры, т.е. определяет количественные соотношения, существующие между разными автотрофными и гетеротрофными организмами» (8,40).

Нельзя не отметить существенно важного момента русского космизма – признания закономерного характера пребывания живого в космосе. Именно это положение, на наш взгляд, является тем принципиально новым, что было внесено в биологию идеей биосферы В.И.Вернадского. Он писал: « … твари Земли являются созданием сложного космического процесса, необходимой и закономерной частью стройного космического механизма, в котором … нет случайности» (8,13). Почему живое не случайное и не единичное событие в космосе? Объяснение дается на уровне физико- химических процессов – живое есть «…проявление строения атомов и их положения в космосе, их изменения в космической истории …» (8, 13).

Если жизнь – это особая пространственно-временная организация атомов, то нет принципиальных препятствий к тому, чтобы, блуждая в космосе, каждый атом принимал самые разнообразные формы и претерпевал всевозможные превращения. . Логическим продолжением сказанного становится мысль, которую мы обнаружили у Циолковского: каждая частичка космоса «… периодически, неизбежно, через громадные промежутки времени, принимает сложный организованный вид, называемый нами жизнью» (6, 142).

Итак, живое космично по своей природе и закономерно для космоса. И не кажется фантастическим вымыслом утверждение Циолковского о том, что «всякая частица (атом) космоса потенциально жива», а «Млечный Путь битком набит жизнью» (6, 132) Сам ученый писал, что это важнейшая для него мысль.

Космичность жизни, приравненная к жизненности космоса (атрибутивности жизни в космосе), несет в себе и еще один смысл – единство всего живого. О единстве всего живого в весьма категоричной форме писал Циолковский, доказывая живительность природы: «Есть только одна жизнь, которая никогда не прекращалась и никогда не прекратится» (6,132). Эти выводы звучат, скорее, как философские, нежели научные положения. Идея единства живого, закономерности его появления в условиях планеты Земля, а значит, и всех подобных космических образований и космоса в целом роднит концепции Вернадского и Циолковского.

Наш следующий логический шаг и будет заключаться в том, чтобы раскрыть действие космического принципа при объяснении природы человека и человеческой истории. Очевидно, это была наиболее опасная в 20-50-ые годы ХХ в. зона научных исследований для отечественных мыслителей. Они вторгались в святая святых господствующей идеологии, в которой признавался в качестве единственно возможного способа объяснения данной сферы явлений марксистский подход, базирующийся на признании социальной природы человека и социальных факторов в качестве решающих при объяснении явлений человеческой жизни.

С позиций космизма Чижевский объясняет не только биологическую природу человека, но и его историю. Все неожиданно и все принципиально ново в научной теории всемирно-исторического процесса, предложенной ученым-космистом. Незадолго до смерти, оценивая сделанное в данной области, он писал: «По мнению знаменитых историков, лишенных шор, моя работа открывает новую эру в понимании всемирно-исторического процесса, но, по их мнению, понадобится полстолетия, прежде чем эта работа получит право гражданства, то есть … за моей смертью» (2, 499).

Чижевский своими работами убеждает в том, что человека надо рассматривать в реальной среде его обитания, в которой громадную роль играют физические факторы, взятые в космическом масштабе. В результате историко-статистических изысканий он устанавливает: «количество массовых движений во всех странах возрастает по мере возрастания активности Солнца и достигает максимума в годы максимума солнцедеятельности. Затем это количество начинает убывать и в годы низкой солнцедеятельности достигает своего минимума» (2, 497) Внутренний механизм этой зависимости, по мнению Чижевского, связан с процессами превращения энергии. Энергия Солнца в первую очередь оказывает воздействие на нервную систему человека, а переизбыток нервно-психической энергии людей выливается в социально-психическую энергию массовых движений с высокой степенью эмоциональной насыщенности участников событий. Отсюда становятся понятными и название его работ, в которых излагается данная теория – «О периодичности всемирно-исторического процесса», «Физические факторы исторического процесса».

В методологии Вернадского диапазон факторов, от которых зависит человеческое бытие, также значительно расширен в сравнении с марксистской позицией. В этой связи представляется весьма показательным его утверждение: «Создание ноосферы из биосферы есть природное явление, более глубокое и мощное в своей основе, чем человеческая история» (1,34-35). Он считал большим упущением то, что в современной ему науке все происходящее в истории человечества, в том числе социальные отношения и зависимости, рассматривалось, как нечто самодовлеющее, независимое от окружающей среды, как свободное от нее. По мнению мыслителя, в таком случае история человечества утрачивает закономерный характер, выпадает из рамок научных исследований. Окружающей средой для истории человечества является история Земли, которая, в свою очередь, по оценке Вернадского, должна быть включена в космогенез.

Человек не только отдельная личность, представитель семьи, рода или государства, но и житель планеты Земля. По Вернадскому, человек и его существование есть функция биосферы. «Его отличие от всего живого, новая форма власти живого организма над биосферой, большая его независимость чем всех других организмов, от ее условий является основным фактором, который в конце концов выявился в геологическом эволюционном процессе создания ноосферы» (1,35)

Циолковский безоговорочно признает не только космическую природу человека как живого существа, но и космическую природу Разума, который, по Вернадскому, и составляет высшее достижение человечества, смысл ноосферы. Но с позиций Циолковского Разум – это Разум с большой буквы, космический, мировой Разум. Он был убежден, что Разум рождает не только «… наша Земля. Маловероятно, что она из первых источников разума нашего Млечного Пути, избранница из сотен миллиардов планет. Это возможно, но маловероятно» (6,156).

Итак, мы видим, что у названных мыслителей при всем различии исходного материала, целей и замыслов исследований, терминологии выражения, тем не менее присутствует общий взгляд на происходящие в мире (неорганической и органической природе, человеческой жизни и ее истории). И этот взгляд без всяких натяжек можно назвать космическим миросозерцанием.

Что революционно нового с методологической точки зрения несет в науку космическая картина мира?

Во-первых. Космизм как мировоззренческое основание науки заставляет видеть и отыскивать в любом изучаемом объекте не только его ближайшие или даже отдаленные, но все же земные факторы детерминации, но и космические зависимости. Они незримы, но оттого не перестают быть реальными и значимыми; отрыв от этих зависимостей, непринятие их в расчет попросту искажают суть изучаемого. Земля как космическое тело включена в круг космических событий. Космические связи необходимо предполагать при изучении любых явлений. Для Чижевского, например, и человек и микроб – существа космические, и это сущностная их характеристика, которую необходимо учитывать во всех отраслях знания, касающихся данных объектов, Вернадский также недвусмысленно утверждал: «научно понять – значит установить явление в рамки научной реальности – космоса». (1, 44).

Во-вторых. Ученые-космисты (в данном случае это наиболее ярко проявилось в творчестве такого гениального мыслителя, как Циолковский) пытались осмысливать уже устоявшиеся и вновь возникающие открытия науки с точки зрения событий самого космоса. Сошлюсь на воспоминания Чижевского о Циолковском. Оказывается, калужский мыслитель несколько десятилетий размышлял над вторым началом термодинамики, особенно трудно ему было согласиться с доказательством теории «тепловой смерти Вселенной». И он обосновал закон «обратимости энергии в масштабах не только всего Космоса, но и ограниченных замкнутых космических систем. Антипостулат энтропии …» (2,564). Удивительный факт, до сих пор не ставший достоянием историографии науки. Сразу же на ум приходит название работы Нобелевского лауреата И.Пригожина «От хаоса к порядку» (в соавторстве с И. Стенгерс) . Но идея Циолковского об уравновешенности и эквивалентности во Вселенной двух таких ее процессов, как «тепловая смерть» и «тепловая жизнь» датируется 1914 годом, а пригожинская теория самоорганизации, возникновения порядка из хаоса, появилась в 70-ые годы - разница более чем в полвека. А выдвинут был антиэнтропийный постулат с целью найти научные доказательства вечной юности Вселенной, что шло вразрез с выводами о ее тепловой смерти. Или вот еще одна космическая интерпретация, данная Циолковским знакомой всем формуле Эйнштейна, который «написал Е= mс² и тем самым положил начало возможной гибели всего человечества… Это была величайшая угроза Земле, Небу и всему человечеству… Простая арифметика говорила о том, что внутри материи заключены безумные силы. Энергия одного грамма вещества оказалась равной массе (в граммах), умноженной на квадрат скорости света: Е=1х9х10²⁰ эргов … Крупные землетрясения выражаются 10³⁰ эргов…Земной катаклизм будет равен около 10¹⁰⁰ эргов. Следовательно, с помощью полного превращения энного числа тонн в энергию можно достичь земного катаклизма без всякого труда. И, наоборот, этой же энергией можно облагодетельствовать человеческий род… Тогда ведь самую планету Земля можно будет превратить в ракету и направить …ближе к Солнцу или в другую звездную систему». (2,412-413) И так во всем: когда становится теоретически очевидной невесомость в ракетах, достигающих первой космической скорости, Циолковский начинает искать с помощью данных современной ему науки способы адаптации человеческого организма к подобным условиям; когда блестящие подтверждения получает идея Чижевского по азроионификации воздуха, К.Э.Циолковский размышляет над возможностью использования данного открытия в космических летательных аппаратах. Поразительны и грандиозность замыслов – сама идея об освоении космоса человеком, - и одновременно строгость научных доказательств и расчетов; с точки зрения этих показателей теоретические изыскания ученых-космистов удовлетворяли самым взыскательным требованиям науки. Парадоксально, но при этом им приходилось постоянно преодолевать (в первую очередь, конечно, Циолковскому) систематические обвинения не просто в фантастичности и утопичности подобных замыслов, но их бредовости, отсутствии всякой опоры на науку.

В-третьих. Все же самое главное в воззрениях русских ученых-космистов еще не названо. В центре их внимания был человек - проблемы жизни человечества в условиях Земли явились побудительным мотивом к исследованиям космоса. Адекватным названием их мировоззрения должно быть понятие «антропокосмизм». Чтобы семя человеческое не погибло безвозвратно, а следы его разума не были утрачены навсегда в условиях неизбежной для Земли катастрофы ( сроки наступления которой, возможно, могут исчисляться бесконечностью в сравнении с человеческой жизнью, но она может нагрянуть и внезапно в силу техногенной деятельности людей), лучшие умы человечества озаботились поиском путей выхода. Космос должен стать прибежищем и Родиной человека. Именно в подобном контексте размышлений рождается идея о человеке-космополите, представляющая космос полисом его жизни. Вопрос о том, как технически этого достичь, остается вопросом о средствах достижения, а целевой и смыслослообразующей оказывается проблема спасения человечества, а отсюда - необходимость единения человечества в мировом масштабе, поиск путей манифестации себя в качестве разумных перед другими более или менее разумными обитателями космоса. И здесь становится очевидным смыкание научных идей космизма с философскими и религиозными представлениями. Оно происходит не на каком-то отдельном этапе выстраивания научной картины мира учеными-космистами, нет, уже изначально, по сути своей русский космизм органически переплавляет в себе и науку, и религию, и философию. Он исходит из особой традиции понимания человека, утверждающей, что «Человек есть сумма Мира, сокращенный конспект его; Мир есть раскрытие Человека, проекция его». (4, 187) Эта традиция связана с духом православного христианства – идеей богочеловечества, своеобразно раскрывающей смысл человеческого существования, его свободу, придающей онтологическое значение творчеству человека. В противовес космоцентризму античности и антропоцентризму новоевропейской культуры, антропокосмизм отечественных мыслителей сохраняет величие каждой из сторон, а именно: «Человек и Природа взаимно подобны и внутренне едины. Человек – малый мир, микрокосм… Среда – большой мир, макрокосм… Но ничто не мешает нам сказать и наоборот, называя человека макрокосмом, а Природу – микрокосмом: если и он и она бесконечны, то человек как часть Природы может быть равномощен со своим целым, и то же должно сказать о природе как части человека». (4,185)