128

Печатается по решению редакционно-издательского совета Комсомольского-на-Амуре государственного педагогического университета и кафедры отечественной истории КГПУ

ББК 63. 3 (2)/63.1 (2)

Мауль В.Я. Историография отечественной истории (с древнейших времен до начала XX века). Курс лекций для студентов исторического факультета. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во гос. пед. ун-та, 1999. 120 с.

Учебное пособие подготовлено на основе курса лекций, прочитанных студентам 4-го курса исторического факультета КГПУ в 1997/98 учебном году. Оно охватывает многовековой процесс развития исторического сознания в России от первичных форм до научно обоснованного историзма. Таким образом, хронологические рамки пособия ограничены периодом от древнейших времен до рубежа XIX-XX вв. Предназначено для студентов исторического факультета и всех интересующихся историей России и историей отечественной исторической науки.

0502000000 - 084 по плану, поз. 084 ББК 63. 3 (2)/63. 1 (2)

Э79(03) - 99

Рецензенты: Долгов Л.Н.., к.и.н., профессор кафедры отечественной

истории КГПУ

Красильникова Л.В., к.и.н., доцент, зав. кафедрой всеобщей

истории КГПУ

РИО не несет ответственности за содержание публикуемого материала. Все замечания и предложения направлять в адрес автора.

© Издательство Комсомольского-на-Амуре государственного педагогического университета, 1999.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перестроечные процессы, начатые в нашей стране в середине 80-х годов XX века, способствовали важным переменам не только в социально-экономической и политической, но и в духовной, в том числе научной сферах. Показателем решительных сдвигов в исторической науке стало падение авторитета господствовавшей прежде марксистской теории общественно-экономических формаций. Оно породило ситуацию методологической растерянности, поиск новых идейно - теоретических ответов на вызов времени. Результатом становится развитие междисциплинарных исследований, исторический синтез и альтернативное, а не инвариантное видение истории.

Исчезновение идеологической зашоренности привело к переосмыслению достижений предшествующей отечественной и зарубежной историографии. Работы дореволюционных и западных ученых наконец-то перестали рассматриваться как преднамеренная фальсификация и искажение исторической действительности в угоду каким-либо и чьим-либо интересам. Изменились многие, казалось бы, устоявшиеся оценки и самого исторического прошлого.

Все это потребовало переосмысления и обновления различных учебных курсов, читаемых в вузах страны, важнейшее место среди которых принадлежит дисциплине “Историография отечественной истории”. Серьезная проблема, которая встает в этой связи перед обучающимися, заключается в отсутствии доброкачественных учебных пособий, отвечающих потребностям и запросам современной исторической науки.

Данное пособие подготовлено на основе курса лекций по историографии, прочитанных автором студентам 4-го курса исторического факультета Комсомольского-на-Амуре педагогического университета в 1997-1998 учебном году. Оно охватывает в своем изложении многовековой процесс развития исторического сознания в России от первичных форм до научно обоснованного историзма. Таким образом, хронологические рамки пособия ограничиваются периодом от древнейших времен до рубежа XIX - XX веков, то есть включают в себя так называемый дореволюционный этап развития отечественной историографии.

Структура пособия отражает постепенное накопление исторических знаний русского народа, первоначально в виде различных фольклорных, а затем и письменных форм. Наконец, в XVIII-начале XIX веков наблюдается зарождение истории как науки, и с этого времени лекционный материал становится более информативным, объемным и насыщенным. В пособии нашли освещение основные направления, научные школы и проблемы отечественной историографии названного периода.

Впрочем, в курсе лекций не отражено научное творчество таких корифеев российской исторической науки, как Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев и В.О. Ключевский. Анализ их исторических воззрений требует особой тщательности и научной добросовестности. Поэтому в ходе учебного процесса он осуществляется на семинарских занятиях, для которых отведено 28 часов на одну группу (см.: “Методические рекомендации и планы семинарских занятий по историографии отечественной истории”).

Автор надеется, что учебное пособие вызовет интерес не только у студентов исторического факультета педуниверситета, для которых оно предназначается в первую очередь, но и у всех интересующихся историей России и историей отечественной исторической науки.

ТЕМА № 1

ПРЕДМЕТ И ЗАДАЧИ КУРСА "ИСТОРИОГРАФИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

ИСТОРИИ"

"Историография" буквально означает письменный рассказ о прошлом. "История" – наука о прошлом, "графо" – пишу. Поэтому долгое время историков в России называли историографами. Например, Н.М. Карамзина - придворным историографом. Сейчас историография - это история изучения прошлого, этапов развития исторической мысли, изучения отечественной истории в исторической науке. Историографии как одному из компонентов теоретической и методологической подготовки будущих специалистов-историков принадлежит особо важное значение. Историк должен знать ту эпоху, о которой идет речь в концепции, а также время, в котором создавалась эта концепция. Мы не можем составить представление о взглядах того или иного ученого по отдельной работе, надо обращаться ко всем его работам, так как взгляды исследователя могли эволюционировать, меняться с течением времени. Характеризуя развитие отечественной исторической науки, советские ученые выделяли обычно три этапа: 1) дворянский; 2) буржуазный; 3) советский. Теперь, очевидно, можно говорить уже и о постсоветском периоде отечественной историографии, становление которого происходит на наших глазах.

Сильный интерес к истории нашего Отечества возник на рубеже XVIII – XIX веков и большую роль в этом сыграла "История государства Российского" Н.М. Карамзина. Внутри каждого из томов материал был расположен по княжениям и царствованиям. Ученый придерживался несложной исторической концепции. Суть ее заключалась в том, что дворянство и самодержавие – это две силы, которые обеспечивали независимость страны и ее движение по пути прогресса. Поэтому утрата самодержавия вела к несчастьям для России. Карамзин, однако, делал исключения из общего правила. Например, решительно осуждал кровавую деспотию Ивана Грозного. Движущей силой истории Карамзин считал личные качества, характер князей, царей, их прихоти и желания. На сегодняшний день концепция Карамзина устарела и представляет собой только историографический интерес.

Логическое развитие отечественная историческая наука нашла в трудах С.М. Соловьева, прежде всего в его "Истории России с древнейших времен". Концепция Соловьева выглядит сложнее и научно обоснованнее. Он учитывает различные факторы, оказывающие воздействие на ход истории. Среди них: природа страны, природа племени и внешнеполитический фактор. Все это дополняется у ученого так называемой “родовой теорией”. Согласно ей вся русская история характеризуется борьбой родового и государственного начал. Постепенно государственное начало берет верх над родовым. С этого времени государство становится творцом русской истории, ее движущей силой. Соловьев обращал пристальный интерес к XVII – первой четверти XVIII вв., особенно к Петровской эпохе. Известна, например, его работа "Публичные чтения о Петре Великом", в которой дается высокая оценка личности первого русского императора и его преобразованиям.

На смену Соловьеву выдвинулась фигура В.О. Ключевского. Главная работа ученого - "Курс русской истории". По сравнению с предшественниками Ключевский предложил оригинальную историческую концепцию, в основу которой был положен проблемно-тематический принцип. Поэтому у Ключевского роль личности в истории оказалась полностью нивелированной. Он понимал этот недостаток и вынужден был давать портреты исторических деятелей в отдельных статьях. Значительное внимание, больше чем Соловьев, Ключевский уделяет роли географического фактора и колонизационного процесса в истории нашей страны. Колонизацию он считает главным фактором русского исторического процесса. Три этих историка наметили ориентиры развития будущей исторической науки, каждый из них явился основоположником научного направления.

Для XIX - начала XX вв. ведущей методологической основой исторических исследований был позитивизм. Смысл позитивистской методологии заключался в представлении о существовании неких всеобщих законов мирового развития, действующих как в органическом мире, так и в общественном процессе. Вся история человеческого общества, с точки зрения позитивизма, развивается согласно этим законам.

XX век оказался весьма знаменателен для исторической науки. Начало его ознаменовалось признанием ученых в том, что история вступила в полосу кризиса. Кризис, прежде всего, проявился в расщеплении некогда целостного исторического взгляда на прошлое. Например, историк А.Е. Пресняков указывал, что в данный период “ характерной чертой русской истории была ее эклектичность, сущностная разорванность”. Наиболее выразительные формы указанные черты приобрели в трудах В.О. Ключевского. По мнению П.Н. Милюкова, “основной недостаток Ключевского заключается в отсутствии того коренного нерва ученой работы, который дается цельным философским или общественным мировоззрением и которого не может заменить величайшее мастерство схематизации”.

Наряду с разрушением целостности представления о прошлом, кризис сопровождался нарастанием индивидуализации исторического мышления. Историк С.Ф. Платонов подчеркивал, что “у нас теперь нет “истории”, что “у нас теперь пора исследований, не более”.

Сказанное, однако, не означает, что кризисные тенденции в исторической науке обнаружились на рубеже прошлого и нынешнего столетий исключительно в России. По признанию крупнейшего немецкого ученого начала века Эрнста Трёльча, “сегодня мы постоянно слышим о кризисе исторической науки”. Речь, - считал он, - идет не столько об историческом исследовании ученых - специалистов, сколько о кризисе исторического мышления людей вообще”. Совершенно естественно, по мнению ученого, что выросла опасность специализации. Она неизбежна в каждой расширяющейся и углубляющейся науке. Однако этой опасности может противостоять воля к концентрации и планомерная организация работы, объединение исследовательских усилий ученых. Конечно, в этом случае наука становится несколько безличной, но такова ее сущность. Кризис заключается, по мнению Э.Трельча, не в этом, а в том, что наступил “кризис в общих философских основах и элементах исторического мышления, в понимании исторических ценностей”. Особенно тяжело этот кризис проявился в Германии и России, которые в наибольшей степени оказались подвержены тяготам мировой войны и революции.

В целом, анализируя ситуацию в исторической науке в начале века, следует отметить, что кризис был вызван падением авторитета господствовавшей прежде позитивистской методологии. XX век вынес позитивизму окончательный приговор. Заимствованные его сторонниками из биологии идеи об эволюционном, органичном, прямолинейном и поступательном развитии человечества рухнули под напором изменившейся действительности. Бесконечная череда войн и революций, неотступный призрак скорой вселенской катастрофы окончательно дискредитировали старую концепцию непрерывного прогресса мировой цивилизации. В сложившихся обстоятельствах человек не просто терял веру в разумный характер общественного развития, он переставал видеть развитие как таковое. Суть кризиса, таким образом, заключалась в том, что в реальной истории отдельная личность начинала играть все более возрастающую роль, но выявить и описать ее деятельность предельно обезличенная наука не могла. Гегельянство и позитивизм, нацеленные на изучение массовидных явлений, были не в состоянии уловить такие уникальные движения исторического процесса.

Решение задачи выхода из кризиса взяли на себя представители неокантианского направления. Постижение новой, заметно усложнившейся действительности велось историками-неокантианцами путем сознательной индивидуализации изучения прошлого (Лаппо-Данилевский, Кареев, Виппер).

По свидетельству видного американского историка Л. Стоуна, из идейно-теоретического кризиса первой четверти XX в. историческая наука вышла изрядно помолодевшей: “Новая историческая наука - направление, возникшее в промежутке между мировыми войнами - омолодила историческое знание и привела к тому, что этот период, вместе ... с предшествующим первой мировой войне, стал наиболее продуктивным и творческим периодом во всей истории нашей профессии” (Stone L. The Past and The Present Revisited.-Lnd., 1987.). Теперь историки задают вопросы: “Почему” произошло то или иное событие?, “Каковы” его последствия?, - вместо того, чтобы спрашивать как прежде “Что” и “Как” произошло? Этот переворот в науке связан, прежде всего, с именами М. Блока и Л. Февра, которые резко противопоставили традиционную “историю-повествование” “истории-проблеме”. Историки-позитивисты, приверженные к “истории-повествованию”, были склонны пересказывать содержание исторических памятников, демонстрируя тем самым полнейшую зависимость от них. Их девиз: “тексты, все тексты, ничего кроме текстов!” (Фюстель де Куланж). Там, где источники молчат, должен быть нем, по их убеждению, и историк. В противовес этому Февр, Блок и их единомышленники выдвинули иную концепцию деятельности историка. По их мнению, историк не должен быть рабом источника, он действует максимально активно и суверенно.

Как возникают научные проблемы? М. Блок и Л. Февр всегда подчеркивали, что вопросы, с которыми историк обращается к источникам, продиктованы современной ему жизнью. Речь, разумеется, не идет о служении конъюнктуре и “подгонке” истории под современность, а о глубинных проблемах культуры, о том, что общество в своем стремлении дать себе отчет о самом же себе неизбежно обращается к прошлому, и историк служит посредником в этой культурной коммуникации.

Сказанное выше показывает, что кризис как научное понятие далеко не обязательно обозначает стагнацию, застой исторической мысли. Напротив, по мнению некоторых ученых, кризис - это естественное и перманентное состояние науки, свидетельствующее о ее творческих силах и потенциях. Кризис, иначе говоря, это болезнь роста.

События Октября 1917 года провели искусственную грань в развитии отечественной исторической науки. Советская историография, руководствуясь жесткими схемами и догмами, недооценивала вклад своих предшественников. Оценка достижений дореволюционной историографии была однозначной. Признавались накопленные ими факты, но отвергалась интерпретация этих фактов, не принимались суждения концептуального характера. В советской исторической науке с самого начала стал утверждаться ряд стереотипов. Например, они выражались в неизменно положительной оценке внешнеполитической деятельности правительства, в утверждении об исконной дружбе русского народа со всеми другими народами в составе России, в утверждении о добровольном вхождении этих народов в состав русского государства. По этой причине долгое время была не востребована мысль В.И. Ленина: "Россия - тюрьма народов". Было непонятно, почему же все народы добровольно шли в эту тюрьму.

Генетически эти стереотипы восходили к основным положениям исторического материализма. Три из них наиболее важны:

1. Что-то развивалось, а что-то разлагалось (например, в недрах разлагавшегося феодализма развивались предпосылки перехода к капитализму).

2. Положение трудящихся изначально было тяжелым, а со временем оно все более и более ухудшалось.

3. Обострение классовой борьбы по мере развития исторического процесса.

Истоки этих стереотипов в исторической науке во многом были связаны с деятельностью М.Н. Покровского – первого русского историка-марксиста. Основные работы: "Русская история с древнейших времен"; "Русская история в самом сжатом очерке". Покровский с самого начала Советской власти занимал высокие административные должности в сфере исторической науки: зам. наркома народного просвещения, директор Института Красной Профессуры, руководитель Главархива. Покровский отказался от услуг наиболее квалифицированных историков с дореволюционным стажем. По его инициативе многие из этих ученых подвергались преследованиям и репрессиям (Академическое дело 1929 года: С. Ф. Платонов, С.В. Бахрушин, М.К. Любавский, Е.В. Тарле и др.). В итоге развитие исторической науки у нас задержалось на десятилетия.

На смену взглядам Покровского пришла концепция "Краткого курса истории ВКП (б)", которой все многообразие исторического процесса было сведено на нет. В исторической науке пышным цветом расцвели догматизм, цитатничество, начетничество, историки были низведены до положения простых иллюстраторов (толкователей) основных положений “Краткого курса”. Отпала необходимость в анализе исторических источников, поисках доказательств. Все это обрекло советскую историческую науку на застой. На страже марксистско-ленинских принципов стояли идеологические органы партии, цензура, что порождало методологическое единомыслие.

Советская историческая наука вынуждена была развиваться изолировано от мировой исторической науки. Иногда, правда, появлялись обзоры-рецензии англо-американской историографии. Однако лейтмотив их был неизменен: вся она объявлялась фальсификацией. Американский историк Л. Стоун писал в 1980 г., что последние три-четыре десятилетия могут по праву считаться золотым веком исторической науки, но этот век прошел мимо нас.

В отличие от советской историографии, основанной на позитивистском видении истории, на Западе господствующим направлением на протяжении большей части XX столетия было неокантианство. Смысл неокантианства заключается в утверждении, что человеческому развитию присущи свои собственные законы, отличные от законов естественных, нельзя отожествлять мир органический и мир человеческий. К концу века заговорили о междисциплинарных исследованиях, а значит о преодолении методологической односторонности.

Абсолютизированная же в советской историографии марксистская методология истории к концу века выявила свою несостоятельность. Произошло падение авторитета теории формаций, было признано, что она не в состоянии объяснить все многообразие исторического процесса, так как обращает преимущественное внимание на социально-экономические процессы в ущерб всем остальным. В связи с этим в отечественной научной среде развернулись идейно-теоретические искания, все чаще стали обращаться к опыту западной историографии, набирают вес постмодернистские подходы.

Если уподобить исторический процесс дереву, то можно было бы сказать, что прежняя, традиционная историческая наука изучала ствол дерева, в лучшем случае – ветви, постмодернизм (новое теоретическое направление в науке) призывает копаться в листьях, то есть обратиться к микроистории. Однако большинство историков сегодня справедливо признают, что отбрасывать марксистскую методологию нельзя, необходим синтез формационного и цивилизационного подходов. Это позволит воссоздать более полную картину исторической действительности, потому что какова методология, таковы и исторические исследования, новая методология дает новые знания, которые по мере накопления влияют на дальнейшее совершенствование методологических принципов.

ТЕМА №2

УСТНОЕ НАРОДНОЕ ТВОРЧЕСТВО - ПЕРВИЧНАЯ ФОРМА СОХРАНЕНИЯ И ПЕРЕДАЧИ ИСТОРИЧЕСКИХ ЗНАНИЙ РУССКОГО НАРОДА

Устное народное творчество было единственным воплощением социального сознания и представления народных масс, выраженных в художественной форме. Существует мнение, что долгие столетия народ безмолвствовал, но обращение к устному народному творчеству позволяет понять, что это впечатление обманчиво: жизнь народа была активной, текучей, но многие его ценности дошли до нас в измененной форме. По своему содержанию фольклор весьма разнообразен. Основную его часть составили былины.

Обрядовый фольклор тесно связан с различными календарными и некалендарными праздниками (например, Ивана Купалы). Все эти праздники обставлялись обрядами, песнями, плачами; свадьбы и похороны также сопровождались специальными песнями, гаданиями, заклинаниями. В них видели средства магического воздействия на внешний мир, они были связаны с повседневной жизнью человека, с его стремлением обеспечить собственное благополучие. В них предки русского народа обращались к силам природы, духам, богам-покровителям. Заговоры, заклинания своими корнями уходят в дохристианские времена. Заговоры можно найти, например, в договорах Руси с Византией X в., в “Слове о полку Игореве”. Были и бытовые заговоры. Письменные источники сохранили следы многочисленных преданий и легенд. Большинство из них имеет религиозный характер, хотя есть легенды и светского содержания. Например, легенды о родоначальниках племен и княжеских династий, основателях городов, о мести княгини Ольги древлянам, сказание о князе Олеге и его смерти. Все это является устной летописью.

Сюжеты многих народных сказок уходят корнями в толщу веков. Таковы сказки о бабе Яге и лисице, о волке и медведе. В них прослеживается стремление людей с помощью заклинаний повлиять на враждебные силы природы. В сказках жители Древней Руси воплощали свои мечты о лучшем будущем: о ковре-самолете, скатерти-самобранке, сапогах-скороходах, дворцах, вырастающих за одну ночь и т.д. Таким образом проявлялся поиск социальной правды на земле, присущий народному сознанию с древнейших времен.

Еще одной разновидностью устного народного творчества были пословицы и поговорки. В них также содержатся историческая канва, упоминания об исторических событиях, которых мы, зачастую, не встретим в письменных источниках. Например: “Погибоша аки обре”, “Вот тебе бабушка и Юрьев день”, “Что не зубец, то стрелец”, “ Борода - лишняя тягость”, “Повадится волк в стадо ходить, всех овец перетаскает, если не убьют его” и мн. др.

Наиболее важной частью устного народного творчества справедливо считают былины или народную эпическую поэзию Киевской Руси. Они являются своеобразным историческим источником. По мнению академика Б.Д. Грекова, “былины – это народный устный учебник истории”. Былины не могут дать последовательности исторических событий. В них отсутствует строго достоверное описание фактов, тем не менее, былины вполне историчны. Историзм былин заключается в отборе воспеваемых событий, в выборе исторических деятелей, которые порицаются или воспеваются, в народной оценке событий и лиц.

Былинный эпос – это устная поэзия, воспевающая сохраняемые в народной памяти героические события или отдельные эпизоды, возведенные в разряд примеров, заслуживающих подражания. Своими корнями героический эпос уходит в тысячелетние глубины родоплеменного строя. До нас дошла лишь незначительная часть древних былин, сложенная в первые века русской истории. Былины создавались и обновлялись с древнейших времен до монгольского нашествия. Затем наступил период консервации былинного эпоса, потому что в условиях монгольского владычества русский народ стремился сохранить старый эпический фонд как память о величии Киевской Руси, о защите родной земли. Таким образом, в условиях господства монголов былины содействовали поднятию народного духа, готовили к борьбе с завоевателями. Неслучайно имена половцев и печенегов в них вытеснены именами татар.

Точная датировка былин является весьма сложной задачей. Былинный эпос дошел до нас не в своем первоначальном виде. Например, в былинах обнаруживаются общие герои, действующие на протяжении нескольких столетий. Их называют “эпически условными героями” (например, богатырь Илья Муромец, Владимир Красное Солнышко). Эти эпические герои действуют в хронологическом диапазоне не менее 260 лет. Академик Б.А. Рыбаков подчеркивал, что “объяснить это обстоятельство можно двояким образом: 1) эпос был создан спустя долгое время после угадываемых в былинах событий как смешанные с вымыслом смутные воспоминания, в которых все оказалось перепутанным; 2) былинный эпос пережил два разных этапа в своей истории: в свое время были созданы героические песни о современниках, а впоследствии они слились в общий цикл, где все слагаемые образовали более или менее единое целое. Поэтому, приступая к вопросу о датировке былин, историк должен анализировать не только сами былины, но обязательно исследовать географию русской истории на протяжении многих столетий.

Другой важной проблемой изучения былинного эпоса является их классификация. Рыбаков выделял в русских былинах три основных цикла:

1-ый - Владимиров цикл; 2-ой цикл связан с небывалым нашествием половцев в 1068 году на Русь; 3-ий - Мономахов или южнорусский цикл.

Критерием классификации ученый берет хронологический, собственно-исторический подход.

Однако не существует общепринятых классификаций. Л.Н. Майков, представитель исторической школы, отмечал четыре цикла былин: 1-ый цикл – Владимиров-Киевский; 2-ой цикл – Новгородский; 3-ий цикл – Московский; 4-ый цикл – Казачий. Два последних цикла представлены, впрочем, историческими песнями.

Майков писал, что “в основе былин лежат события, воспетые современниками этих событий”. В былинах встречаются имена реальных исторических лиц (Апракса Королевишна, Тугарин Змеевич и др.). В 1068 году вспыхнуло восстание в Киеве, в ходе которого горожане освободили князя Всеслава Полоцкого, в былинах это князь-оборотень, который сумел дать отпор половцам (“Волх Всеславич”).

Былины Мономахова цикла конца XI - начала XII веков содержат наибольшее количество точных хронологических примет. Появляется новый богатырь Алеша Попович, реальный прототип которого был современником Владимира Мономаха. Героем этого цикла стал князь Владимир Мономах, что способствовало рождению еще одного эпического образа – князя Владимира Стольнокиевского. Последним хронологическим слоем в былинном эпосе являются былины о татарском нашествии. Здесь мы встречаем Батыя, Калин-царя, Мамая. Все сюжеты битв с татарами очень перепутаны между собой и с самым крупным нашествием половцев на Русь в конце XI в. В этих былинах описывается не просто татарское нашествие и не осада Киева Батыем, здесь речь идет о приближении войск Менгу-каана и Кидана к Киеву в 1239 г. Оба хана слились в образе Калин-царя. Собака Калин-царь, согласно былинам, пишет ярлыки скорописчаты в Киев, но появившиеся богатыри отгоняют татар в степи так, что они завещали даже внукам на Русь не ходить.

Удельные века - это период консервации былин. В этих условиях рождается былинный цикл, связанный с Великим Новгородом. Герои таких былин, возникших после распада Киевской Руси, уже не крестьянский сын, не богатыри. Одним из главных героев стал бедный гусляр Садко, усладивший своей игрой подводного царя и ставший богатым гостем, который плавал на 30 кораблях. Былины о Садко раскрывают перед нами жизнь богатого и шумного торгового Новгорода, его посадских мужиков. Одновременно эти былины несколько идеализируют далекие экспедиции новгородских купцов, преувеличивают их богатства. В этих былинах есть и мифологический элемент, представленный в образе морского царя, его свиты и дочерей.

В результате завоевания Руси монголами Новгород теряет связь с остальной Русью. Былины здесь зажили самостоятельной жизнью. Из дел, достойных упоминания в былинах, были походы знаменитых новгородских ушкуйников. Они отразились в былинах о Ваське Буслаеве. Это был предводитель новгородской вольницы, который пренебрегал реальной опасностью, не верил ни в сон, ни в чох. В былинах Буслаев затевает драки на улицах Новгорода, ссорится с богатыми новгородцами. В этих сюжетах мы можем видеть отголоски мятежей и восстаний, которые сопровождали историю средневекового Новгорода.

В былинах о Буслаеве отразилась жизнь Новгорода середины XIV века. Здесь нет старых южнорусских богатырей, в них прослеживается не столько мотив героической военной доблести, сколько народного бунта, что позволяет считать новгородские былины самостоятельными произведениями. Таким образом, былины как большинство фольклорных жанров не представляют собой совокупности однотипных произведений.

В фольклористике выделяют несколько жанровых разновидностей былин. При всем отличии этих разновидностей, в них много общего. Такая общность может указывать, что у истоков исторической эволюции былин стоит какой-то один исходный тип. Этим типом могут быть героические былинные песни. На это указывает тот факт, что героические былины составляют большинство сюжетов и образуют жанровый костяк былинного эпоса, вокруг которого группируются другие песенные разновидности. К героическим былинам обычно относят те былины, в центре которых - бой, богатырская схватка с врагом, открытый бунт, военное столкновение.

Обширную группу былин составляют песни сказочного характера. Это различные жанровые совокупности. Но у них есть и общие моменты. И былины, и сказки берут начало в мифологии и сохраняют ее наследие. Это делает возможным взаимное сближение. Героическая былина приобретает сказочные черты в той мере, в какой ослабевает связь ее с историей.

Многие былины в процессе своего развития приобрели черты нового, по сравнению с классическим эпосом, жанра баллады. Сами эти былины не являются балладами в полном смысле этого слова, а принадлежат к промежуточной форме былины-баллады. Известный советский фольклорист В.Я. Пропп подчеркивал, что характерный признак баллад – это наличие интриги или фабулы любовного или семейного содержания. И там, где этого признака нет, вряд ли можно говорить о балладе.

Одним из обширных жанров группы былин являются былины-новеллы. В них можно выделить существенное отличие от былин героического эпоса. Былины-новеллы являются такими былинами, в которых идет речь не о подвигах, не о скандальных приключениях, ни о любовных муках. Былины-новеллы рассказывают о событиях обычной, повседневной жизни, рисуют бытовую историю. Но вдруг среди этих событий встречается необыкновенный эпизод, ради которого и была собственно составлена былина.

Своеобразным видовым ответвлением былины является порожденное христианскими верованиями сращение былинного сюжета с духовным стихом. В отличие от классических сюжетов героического эпоса заслуги героев такой былины, как правило, состоят в том, что они перед угрозой мучительной смерти, позора не снимают с себя принятой христианской заповеди.

В значительной степени на периферии эпических былинных видов находятся былины-скоморошины. К ним можно отнести те, в которых встречаются мотивы былинного эпоса. Былины-скоморошины по отношению к классической былине – это жанр пародийный, следовательно, и поздний, ибо пародия развивается тогда, когда тот или иной жанры достигли полного развития и прошли его наивысшую точку. Пародия - это показатель завершенности жанровой эволюции. Завершенность былинного эпоса на Руси наблюдается в XVI-XVII веках. Былины доживали свой век в среде бродячих скоморохов, к этому времени они осложнились новыми сюжетами, в них усилился социальный элемент, появился сатирический оттенок, шутки.

И, тем не менее, несмотря на такую эволюцию сюжетной основы былин (характера, направленности), в народной толще передавались через поколения не тронутые скоморошьим юмором былины, воспевавшие величие Киевской Руси, ее богатство и героические дела. Русский героический эпос превращается в грандиозный мемориал, хранящий память о далеком и славном прошлом народа.

Очень часто ученые время возникновения былин относят к эпохе Киевской Руси, а поскольку в былинах богатыри выступают противовесом княжеской власти, ученые пришли к выводу об антифеодальном характере былин. Такая точка зрения стала классической для советской историографии, но появлялись и отличные мнения. Они, прежде всего, связаны с исторической концепцией И.Я. Фроянова и его школы.

Согласно Фроянову, Киевская Русь не была феодальным государством. Формационную эволюцию Древнерусского общества он видит так: первобытнообщинный строй - переходный (дофеодальный) период, когда преобладает общинность без первобытности, но этот элемент является рудиментом прошлого. В таких условиях зарождаются рабовладельческий и феодальный уклады. При этом развиться в формацию может и тот, и другой. И феодальный, и рабовладельческий уклады - новые. В Киевской Руси преобладал общинный, потенциально перспективными были феодальный и рабовладельческий. Но вопрос о победе какого-либо уклада еще не был решен. Поэтому былины, возникшие в таких условиях, отражали противоречия между слоями общества, но противоречия эти не классовые. Следовательно, былины не могли носить антифеодальный характер. Это обстоятельство обеспечивает расцвет былинного эпоса в Киевской Руси. В XIV веке феодальный уклад становится более определяющим, отсюда – деградация былинного жанра. XVI-XVII века – периферия былинного эпоса (былины-скоморошины), ибо феодализм прочно становится на ноги.

Большинству исследователей значение былин как исторических источников видится в том, насколько они позволяют решать вопросы об исторических прототипах героев, вопрос об исторических событиях, насколько точно эти события удается датировать. Такой подход правомерен, но недостаточен. Дело в том, что история не сводится к одним только отдельным историческим фактам или к совокупности этих фактов. История – это живой творческий процесс, и былины позволяют осмыслить внутреннюю сущность этого процесса. В былинах этот процесс и отражен как таковой, правда, не в научно-логической, а в художественной форме, что, впрочем, нисколько не умаляет их значение как первичной формы развития и сохранения исторических знаний русского народа.

ТЕМА № 3

ЛЕТОПИСАНИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ ДРЕВНЕЙ РУСИ

По мнению академика Д.С. Лихачева, возникновение летописания на Руси относится ко времени Ярослава Мудрого. Это было время подъема национального самосознания. Русская летопись родилась в атмосфере борьбы за свою культурную и политическую самостоятельность, которая пронизывала всю эпоху Ярослава Мудрого. Возникновение летописания можно объяснить рядом причин:

1. Желанием иметь свою историю, которое свидетельствовало о высоком уровне политического самосознания.

2. Направленностью против византийских притязаний, т.е. как средство борьбы за свою независимость.

Известный историк С.Ф. Платонов утверждал, что летопись - это погодное изложение событий. Развивая эту мысль, академик Б.Д. Греков писал, что летопись - не просто погодная запись событий, это один из показателей высоты древнерусской культуры, это законченный систематизированный труд по истории русского народа и тех нерусских народов, которые были объединены в одно Киевское государство.

Ученые практически единодушны в том, что время Ярослава Мудрого - это время возникновения летописей. Летопись возникла на основе более ранних записей, которые, возможно, велись еще с конца X века. В XI веке они получили форму летописного свода.

Древнерусское летописание, как известно, в первоначальном виде до нас не дошло, а только в составе более поздних летописных сводов XIV-XV веков. Они представляют собой продукт неоднократной переработки текстов предшествующих летописей и других источников с целью придать им определенную политическую и идейную направленность. Как отмечал А.А. Шахматов, Древнейший Киевский свод был составлен в 1037- 1039 гг. Толчком к созданию этого свода было основание в Киеве при Софийском соборе митрополии. Образование Киевской митрополии было делом греческих рук. В Византии был заведен обычай в честь каких-либо крупных событий составлять исторические сочинения. Очевидно, создание Киевской митрополии и привело к созданию Древнейшего Киевского свода. Со временем он дополнялся. Существование свода 1037 -1039 гг. у некоторых летописеведов вызывает сомнения, но нет сомнений по поводу создания свода 1073 года, о котором можно говорить с большой степенью достоверности.

Ученые отмечают, что за несколько десятилетий XI в. произошел ряд важных событий. Например, в 1043 год началась война Руси с Византией, закончившаяся для Ярослава Мудрого неудачей. Вследствие этого произошел конфликт княжеской власти с Киевским митрополитом - грек Феопемпт был изгнан с митрополии, которая долго оставалась осиротевшей. В 1051 году по совету с русскими епископами Ярослав Мудрый поставил на митрополию Иллариона, русского родом. Это событие имело большое значение не только для развития самостоятельности Русской Православной Церкви. Оно подчеркивало и силу великокняжеской власти, и противоборство этой власти византийским притязаниям.

Илларион был одним из самых образованных людей своего времени. Исследователь М.А. Приселков выдвинул предположение, что Илларион, уйдя с митрополии, принял постриг под именем Никона в Киево-Печерском монастыре, с именем которого и связано создание нового летописного свода, вышедшего из стен Киево-Печерского монастыря - Древнейшего Киево-Печерского свода. В этом своде произведены были существенные изменения в тексте, отчетливым становится антивизантийский характер, подробно описаны отношения Руси с Византией, большое внимание уделяется событиям 1068-1071 гг. - периоду межкняжеской борьбы сыновей Ярослава Мудрого, периоду многочисленных восстаний в Киеве, Ростове, Суздале и др.

Девяностые годы XI века - время создания следующего летописного свода. В научной литературе он получил название “Начального свода”, так как при его определении еще не были известны предшествующие своды. Свод 90-х годов появляется в сложной обстановке обострения межкняжеской борьбы, которая провоцировала половецкие набеги на Русь, и неслучайно в нем отчетливо чувствуется тревога летописца за судьбу Руси. Поэтому в летописи обосновывается необходимость единства княжеских родов в целях сохранения Руси. В это время в летописный свод вводится ряд новых сюжетов для того, чтобы обосновать те цели, которые ставит летописец. Во многом свои цели летописец пытается достичь через противопоставление современных ему князей первым киевским князьям; он обращается к этим образам за примерами и нередко идеализирует их.

Свод 90-х годов XI века и послужил базой для составления в начале XII века Повести Временных Лет. Сохранилось две основные редакции ПВЛ: Лаврентьевская и Ипатьевская. Лаврентьевская - названная так по одному из списков, представляет собой свод, написанный в 1377 году монахом Лаврентием для суздальского князя Дмитрия Константиновича. В него входит, кроме ПВЛ, Владимиро-Суздальская летопись. Вторая редакция - Ипатьевская была написана в конце XIV - начале XV веков и состоит из ПВЛ, Киевской и Галицко-Волынской летописей.

Дошедшие до нас списки изобилуют позднейшими летописными наслоениями, вставками. Поэтому ПВЛ дошла до нас в измененном виде. ПВЛ завершает историю Древнерусского летописания в Киево-Печерском монастыре (редакция 1116 года Сильвестра в Выдубицком монастыре, 1118 года - вновь в Киево-Печерском монастыре). В этом смысле ПВЛ подводит итог политическим, религиозным и историческим воззрениям, сложившимся на Руси в конце XI - начале XII веков. Эта историческая концепция нашла отражение в древнерусских летописях. Составителем ПВЛ большинство ученых справедливо считают Нестора.

Исторические воззрения Древней Руси выражались и в произведениях других жанров, например, в литературно-публицистических сочинениях Киевской Руси. Наиболее известные: “Слово о Законе и Благодати” митрополита Иллариона, “Моление Даниила Заточника”, “Поучение Владимира Мономаха” и др. Они помогают уточнить исторические представления Киевской Руси, но важнейшим источником, все-таки, остается летопись.

Библейская концепция, изложенная в ПВЛ, - это попытка установить провиденциалистскую закономерность истории, утвердить взгляд на историю, как протекающую по единым законам единого творца всего сущего. Рассказав о разделе Земли после потопа между сыновьями Ноя, первый русский историк начинает раскручивать свое повествование. И чем ближе описание событий к современности, тем более в историческим взглядах летописца начинает проступать реальная историческая действительность.

Летописец в начале своего произведения сформулировал главный вопрос: “Откуда есть пошла русская земля?”. Отвечая на этот вопрос, он начинает поиск и окидывает своим взором все стороны света. Летописец рассматривает Русь сквозь призму ее взаимоотношений со Степью (Восток), обращается и в противоположную сторону - рассказывает об отношениях Руси с Западом (отсюда возникает мысль, что Россия - это Евразия). Однако не меньшее значение тогда в создании всемирной концепции занимали Юг и Север (речь идет об обращении нашего книжника к Византии и Скандинавии). В такой постановке вопроса Русь выступала уже как Скандославия. В этом нет ничего удивительного. Само положение Руси на пути из варяг в греки заставляло ее бороться за свою независимость, как с Византией, так и со Скандинавией. Эта борьба и нашла отражение в исторических теориях Древней Руси.

Скандинавия была той стороной, с которой летописец связывал свою концепцию происхождения княжеской власти на Руси. Самые древние летописцы не были современниками предполагаемого Рюрика, и рассказ о мирном, добровольном призвании варяжских князей был книжной конструкцией, созданной два с половиной столетия спустя. Сюжет о призвании варяжских князей, таким образом, был легендой, открывавшей собой легендарный период русских исторических теорий. В легенде о Рюрике была сформулирована концепция происхождения монархии в России, и что важно, для летописца появление первого князя было началом русской земли, исходным рубежом всей русской истории. Какую же цель преследовала эта концепция первоначально?

Древние летописи составлялись в те годы, когда единая Русь, созданная первыми киевскими князьями, стала рушиться. И летописец, будучи горячим сторонником единства русской земли, выступал против княжеских междоусобиц, для чего и апеллировал к истории. Концепция наших древних летописцев - единый князь на единой земле - явилась историческим обоснованием той истины (для летописца), что Рюрик был призван на Русь для успокоения раздоров, чтобы судить по праву. В построениях летописцев это был главный аргумент, с помощью которого русские книжники стремились остановить распад Древней Руси. И в этом смысле иноземное происхождение Рюрика должно было придать, в глазах летописца, весомость династии Рюриковичей.

Легенда о Рюрике играла большую и внешнеполитическую роль. Д.С. Лихачев подчеркивает, что норманнское происхождение династии Рюриковичей имело ярко выраженную антивизантийскую направленность. Это происхождение исторически мотивировало исконную независимость Руси от Византии, от ее посягательств, против которой в этот период она вела ожесточенную борьбу. Летописание зарождается во время Ярослава Мудрого - это был апогей борьбы Руси с Византией (1043 год - военный поход), борьба на церковном фронте (Феопемпта и Иллариона), что нашло отражение в первых исторических теориях.

В этой связи надо упомянуть сочинение не летописного характера - “Слово о Законе и Благодати” митрополита Иллариона. “Слово” можно считать первым русским политическим трактатом, написанным в XI веке. “Слово” явилось яркой политической речью, где обилие цитат из священного писания держится на прочном каркасе антивизантийской исторической концепции. Илларион использует различные средства художественной выразительности. Как отмечает Г.В. Вернадский, по той аудитории, к которой обращено это произведение, “Слово” было произведением элитарным (“... для людей преизлихо пресытившихся сладости книжной”). Автор начинает свое произведение с выяснений взаимодействия Закона и Благодати. По мысли Иллариона, Закон призван определять внешние поступки людей на той стадии их развития, когда они не достигли совершенства. Благодаря такому подзаконному состоянию человечество способно избежать взаимного истребления. Закон и истина у Иллариона не противопоставляются друг другу. Наоборот, они рассматриваются во взаимодействии с заданной последовательностью. Законопослушное и нравственное поведение человека в обществе связано с постижением истины и с достижением в связи с этим - Благодати как идеала христианина.

Илларион подходит к рассмотрению и формированию своей исторической концепции, которая дополняет и углубляет летописную версию. Здесь Илларион утверждает идею равноправия (“равновеликости”) всех народов, живущих на земле. Он подчеркивает, что время избранничества одного народа уже прошло, и поэтому Илларион осуждает притязания Византии на гегемонию во всем христианском мире. Автор, протестуя против этого притязания, стремится показать международное значение Киевской Руси как равноправного среди других государств. Интересно то, что Илларион стремится не только поставить Русь рядом с Византией, более того - он ставит Русь выше Византии.

Средством для иллюстрации этой мысли служит попытка Иллариона перечеркнуть монополию Византии в распространении христианства. Христианство, - утверждает он, - это всемирное явление, имевшее в разных государствах своих учредителей и оберегателей. Утверждение христианства в Византии обычно связывалось с именем императора Константина. Илларион говорит, что у Руси есть свой Константин - это Владимир Святославич. Илларион отмечает, что князь Владимир Святославич владычествовал вовсе не в бедной и неизвестной стране, но в русской стране, которая известна во всех концах земли. При этом важно то, что он, перечисляя страны, в которых распространено было христианство, Византию не называет. Более того, как отмечается в научной литературе, согласно Иллариону, у Руси есть даже преимущество перед Византией, ибо русский народ - это молодой народ, и за ним будущее, следовательно, за ним - будущее христианства.

Илларион характеризует киевского князя как единодержавного правителя, сумевшего покорить все окрестные страны. Власть великого князя крепка и основана на правде. В Ярославе Илларион видит преемника великих дел Святослава и Владимира. Источник верховной власти Илларион усматривает в божественной воле, поэтому сам великий князь воспринимается как причастник божественного царства, который обязан перед богом отвечать за труд своих подданных, обязан обеспечивать мир и хорошее правление. В “Слове” Иллариона была предложена своеобразная религиозно-социологическая концепция, согласно которой история человечества движется через смену форм религии. Здесь Илларион использует известный сюжет о соотношении Ветхого Завета (Моисеева закона) и Нового Завета (Христовой благодати). Противопоставляя их, Илларион выводит два различных принципа общественного устройства:

1. На Законе основывается подчинение народов друг другу.

2. На Благодати основано полное равноправие народов.

Киевскую Русь Илларион характеризует как общество, основанное на Благодати. Тем самым он стремится теоретически обосновать государственную самостоятельность и международную значимость русской земли. Обычно христианское мироощущение, как правило, противопоставляется языческому как варварскому. Вопреки христианскому нигилизму Илларион не подчеркивает различия в русской жизни до 988 года и после. Скорее Илларион создает концепцию преемственности русской истории и воздает хвалу киевским князьям, стоявшим у истоков национальной государственности, много сделавшим для объединения славяно-русских племен. “Слово” высоко было оценено уже современниками и потомками. Эта сумма политических, философских, религиозных, правовых и исторических проблем, затронутых в “Слове”, еще долгое время разрабатывалась в русской исторической традиции в течение многих веков.

Тем не менее, общепризнанным является тот факт, что основными историческими сочинениями той эпохи являются летописи. Для летописца история Руси, в отличие от Иллариона, была тесно связана с призванием князей. Эта легенда изначально была призвана служить славе русской земли. Этот сюжет ратовал за единодержавие русского государства и служил идейным оружием против притязаний Византии.

Однако скоро варяжские мотивы утратили свое значение. Появившись в ПВЛ, этот сюжет переходил из одного летописного свода в другой и постепенно превратился в мертвую традицию, не привлекая внимания русских книжников. Дело в том, что в ходе истории изменялась международная обстановка, перед Русью вставали другие задачи, поэтому возникали новые исторические теории. Большинство из них также имело легендарную основу. Эти новые исторические теории возводились в разряд официальной идеологии и должны были служить славе Руси.

В ходе исторического развития по отношению к Византии Русское государство от обороны перешло в наступление. Да и сама Византия клонилась к упадку. В 1439 году Византия, испытывая мощное давление со стороны турок, пошла на унию с католической церковью, но надежды ее не оправдались. В 1453 год последовало падение Византии под ударами турок. Перед Русью встал вопрос о Византийском наследстве. Этот вопрос актуализировался в последующие годы. С 1480 года Русь обретает внешнеполитическую независимость, освободившись от ордынского ига. Русь начинает восприниматься как единственное православное государство, сохранившее свою независимость в огромном, окружающем ее море иноверческого мира.

Эти идеи, витавшие в воздухе, о том, что Русь должна быть центром мирового православия, были в законченной форме сформулированы старцем Псковского Елеазарова монастыря Филофеем в виде знаменитой теории “Москва - третий Рим” (“два Рима падоша, третий Рим стоит, а четвертому - не быти”). Смысл этой теории в том, что два Рима пали вследствие отступления от истинной веры, то же самое ждет и Москву, если в ней порушится вера. Следовательно, с падением третьего Рима наступит конец света.

Считается, что концепция “Москва - третий Рим” получила хождение прежде всего в церковных кругах и ее идеи не проникали в сознание масс. Это неверно. В середине XVII века церковные реформы, проведенные патриархом Никоном, были восприняты как нарушение истинной веры, поэтому ожидания грядущего конца света явились мотивацией рождения старообрядчества. В учении протопопа Аввакума была выдвинута концепция “чувственного антихриста”. Он представлялся Аввакуму о двух рогах: один - Алексей Михайлович, а второй - патриарх Никон. Евфимий (беглый солдат), основоположник и идеолог бегунства, разработал концепцию неразделенного антихриста, согласно которой происходит постоянная смена одного антихриста другим. Основная масса старообрядцев - это простые люди, значит концепция “Москва - третий Рим” затронула многие умы и социальных низов.

После падения Византии церковь должна была искать защиту у московских государей. Царь выступал гарантом независимости православной церкви. Церковными кругами начинает в это время дополняться и углубляться мысль о божественном происхождении власти московского государя. Он трактуется как помазанник Божий. Царь - это Бог земной, а Бог - царь небесный. Следовательно, устанавливается параллелизм Царя и Бога, который был исходно задан христианскому сознанию.

Отразив идею преемственности Руси от Византии, эпоха конца XV - XVI веков все более отворачивается от Византии, обращаясь лицом к Западу. Византия занимает все меньшее место в русских исторических теориях, создаваемых такими памятниками древнерусской литературы, как “ Сказание о князьях Владимирских” тверского инока Спиридона-Саввы, “Сказание о Вавилон-граде” Ивана Пересветова, “Повесть о Новгородском белом клобуке”, “Сказание о Мономаховом венце” и др. В чем смысл этих исторических концепций? Все они преследовали определенную идейно- политическую направленность. Цель их - обосновать московское самодержавство. В них варяжские мотивы, утратив свое прежнее значение, получили другое истолкование.

Теперь происхождение московских государей ведется от кесаря Августа (римский император) через его брата Пруса, потомком которого в тринадцатом колене был Рюрик - основатель династии русских князей. Таким образом, Рюрик получает западное происхождение. Возведение династии к иноземному происхождению преследовало несколько целей: во-первых, возвеличивание династии, например, в то время многие знатные боярские фамилии начинали выдумывать мифологических прародителей обязательно с иноземными корнями, якобы стоявших у их истоков, что придавало более высокий статус роду; во-вторых, почему именно Август? Оказывается, согласно религиозным представлениям, на царствование Августа приходится рождение Иисуса Христа. Учитывая, что все сознание средневекового человека было пропитано религиозностью, можно утверждать, что это обстоятельство несомненно усиливало авторитет царской власти.

Заодно московские государи, в таком контексте, начинали представлять себя не только правопреемниками византийских императоров, но и императоров Западной Римской империи. Следовательно, начинали претендовать на тот объем полномочий, который имели римские и византийские императоры. Это способствовало еще большему обожествлению царской власти. В середине XVI века в чин царского венчания входит обязательный обряд миропомазания, который призван был убедительно показать, что Царь - действительно помазанник Божий. Это отличает его как на Руси, так и во всем мире. Василий III, например, отказался иметь дело с послом империи Великих Моголов на том основании, что они узурпаторы власти. Иван III отказался от королевского титула, обещанного императором Священной Римской империи, утверждая, что московские государи являются законными правителями, так как получают свою власть от Бога, а получать королевский титул из рук римского папы - это позор.

Начало Руси устанавливается через преемственную цепочку от Августа к Прусу, а затем к Рюрику, потомки которого были великими киевскими князьями. Из Киева столица была перенесена во Владимир, а затем политический центр переместился в Москву. Таким образом, московские государи оказываются правопреемниками великих киевских князей, что позволяет им претендовать на территории, входившие в состав Киевского государства как на свою отчину, хотя ныне они являются частью Великого Литовского княжества. Это обстоятельство объясняет частые конфликты Московской Руси с Русью Литовской. В основе их лежал территориальный вопрос.

В идейных концепциях Московской Руси все большее место начинает также занимать представление, что московские князья являются правопреемниками и золотоордынских ханов. После распада Золотой Орды образуется ряд самостоятельных государств: Московская Русь, Казанское, Сибирское, Астраханское ханства и др. Между ними начинается борьба за территориальное наследие Золотой Орды. Право Московии на эти земли было необходимо обосновать.

Американский историк Р. Пайпс писал, что восточные деспоты постоянно нарушали права своих подданных, московские же государи не признавали за подданными каких-либо прав. Эта мысль выражалась не только в общественно-политических концепциях того времени, но проявлялась и в повседневной жизни. Например, даже самые знатные бояре, обращаясь с просьбой к государю, именовали себя: “Яз, холоп твой, государь”. Социальные же низы вообще называли себя «сиротами твоими, государь». В этом прослеживается внедренность в сознание людей тех концептуальных положений официальной идеологии, которые разрабатывались в эпоху формирования единого Московского государства. Русь все более обращается к Западу, в XVI веке она начинает войну за выход к Балтийскому морю. Поэтому новые исторические концепции, ориентированные на Запад, все более утверждаются в повседневной практике Московского государства.

После периода политической нестабильности, в конце XVII в. начинается царствование Петра I. И теперь в общественно-политической мысли начинают утверждаться другие исторические теории и концепции, которые активно вводят Россию в русло мировой истории. Петром I стала утверждаться концепция круговорота, заимствованная у ученого Лейбница. Согласно этой концепции, колыбелью всех знаний являлась Греция, затем все культурное богатство, наработанное ею, перешло в Италию, оттуда - в Центральную Европу. Теперь на несколько веков центром мировой цивилизации должна стать Россия, а затем эти науки и ценности возвратятся в свое истинное отечество - Грецию.

ТЕМА № 4

ОСОБЕННОСТИ И ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ РУССКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ

МЫСЛИ В XVII ВЕКЕ

I. Исторические произведения начала XVII века о смуте в московском

ГОСУДАРСТВЕ

XVII век, по справедливому и давно устоявшемуся мнению, открывал "новый период русской истории". Начиналась постепенная трансформация традиционного общества. Это определило изменения в развитии исторической мысли, изменения в форме, жанре исторических сочинений в XVII веке.

Это столетие открывается знаменательными событиями: обострение социально-политического кризиса в стране, острые социальные конфликты, выливающиеся в народные движения, которые стали симптомами неудовлетворенности низов своим положением, борьба за власть, иностранная интервенция. Неслучайно, они были названы Смутой в Московском государстве. В этой ситуации внимание современников было приковано к происходящим событиям. Они нашли отклик в произведениях, созданных по горячим следам до середины XVII века. Все эти сочинения можно разделить на две большие группы:

1. Летописи и другие русские нарративные произведения.

2. Сочинения иностранцев.

Первая группа произведений включает в себя ряд крупных летописных памятников, охватывающих в своем изложении события от конца XVI до середины второго десятилетия XVII века. Преобладающей формой русских повествовательных произведений являются повести и сказания. В литературе они, обычно, рассматривались в двух аспектах: как источник по политической истории, и как памятник “идеологии феодального класса”. В связи с этим в данных произведениях отмечали идеи патриотизма, гражданского долга, право народа строить свою судьбу, идеи моральной ответственности за судьбу страны. Особое внимание уделялось вопросам интерпретации идей самодержавия, взаимоотношения сословий и отношения к народным движениям. Во всех этих случаях повести и сказания о Смуте – произведения исторические, но исторические с точки зрения того времени, которое описывают, а не того времени, когда они создавались. Это позволяет углубить наше представление о сущности общественно-политических и культурных процессов, протекавших в Московском государстве в тот период. По времени создания эти повести и сказания делят на несколько групп:

1. Повести и сказания, появившиеся в первые годы после окончания Смуты (например, Хронограф (изложение всемирной истории от сотворения мира) 1617 года; Сказание Авраамия Палицына, келаря Троице-Сергиева монастыря; Временник Ивана Тимофеева; 1620 год - Хронограф третьей редакции).

2. Группа сочинений, созданных в двадцатые годы XVII века – это произведения Хворостинина, Шаховского; “Повесть книги сея” Катырева-Ростовского; рукопись Филарета; “Повесть о князе Скопине-Шуйском”; “Повесть о победах Московского государства”; “Иное сказание” и “Новый летописец”.

3. Произведения, созданные в середине пятидесятых годов: “Сказание о начале патриаршества”; “Сказание о царствовании царя Федора Иоанновича”; “Житие царевича Дмитрия”, внесенное в Минеи Тулупова; “История о первом патриархе Иове московском”; “Повесть о разорении Московского государства”.

В жанровом отношении эти произведения представлены статьями летописца и хронографа, произведениями житийного характера и историческими повестями. При этом жанр исторической повести является основным. Исторические повести совмещают в себе черты собственно исторических трудов, публицистических произведений, а в некоторых случаях и мемуаров. Их отличительными чертами являются тематическое единство, частые нарушения хронологического принципа изложения, интерес к историческим деятелям. Эти черты были новыми для средневековой русской литературы. Повести и сказания о Смуте объединяет общность происхождения; все они тяготеют к Москве, написаны московскими дворянами либо являются официальными памятниками. Особенности данного типа произведений - в прагматическом интересе к событиям начала XVII века, которые важны не сами по себе, а с точки зрения возможности использовать их в современной для авторов политической ситуации.

Авторы исторических повестей были идеологами своего сословия. Наибольшее внимание они уделяли массовым народным движениям начала XVII века, которые представляли для всего их сословия серьезную опасность, угрозу. Эти народные движения воспринимались авторами как самое большое зло, как абсолютное разрушение сложившейся системы отношений. Они понимали их так: рабы не слушаются и не служат своим господам, а вместо этого чинят своим господам насилие, мучают, убивают, разоряют их. Таким образом, восставшие забывают свой социальный статус и присваивают себе новый. Господа при этом становятся на место холопов, и возникает новая система отношений, как перевернутое отражение существовавшей. Поэтому в борьбе с восставшими господа принимают новые законы, которые диктуются новыми отношениями. Однако с подавлением восстаний, снова начинают действовать обычные отношения господ и холопов. Одним из наиболее важных и полных произведений о событиях начала XVII века был “Новый летописец”. Его составили на основе документов государственных архивов в конце двадцатых годов XVII века при дворе патриарха Филарета.

На страницах “Нового летописца” получила отражение официальная версия событий с точки зрения правящей династии Романовых. Он характеризует все этапы народной борьбы в ходе Смуты (в том числе - восстание Хлопка), освещает ход военных действий между правительственными войсками и восставшими. По материалам этого произведения можно судить о масштабе народных движений, об их социальной направленности. В “Новом летописце” приводятся сведения о составе участников повстанческого движения, о расправах крестьян и холопов со своими угнетателями. Излагаются события от смерти Ивана IV до возвращения из польского плена патриарха Филарета. Составители “Нового летописца” пытались провести главную идею - обосновать законность избрания династии Романовых на московский престол. “Новый летописец” был одним из последних среди русских летописей. Эта форма изложения исторического материала начинала себя изживать. Распространяются исторические повести и сказания.

“Казанское сказание” найдено в сборнике XVII века М.Н. Тихомировым. Оно было написано не позднее 1611-1612 годов. Тихомиров полагал, что автор его был выходцем из западных или юго-западных областей государства и принадлежал к духовенству. Другой историк И.И. Смирнов считал, что автор происходит из приказных кругов. Бесспорной остается хорошая осведомленность этого человека. В “Казанском сказании” впервые приводятся цифры о количестве правительственных войск и сил повстанцев, об их потерях, дается материал о социальной направленности восстания Болотникова: оно было направлено против “доброродных господ”. Согласно “Казанскому сказанию”, восставшие в Москве намеревались “разделить дома вельмож и сильных” людей. Хотя в сочинении высказывается резко отрицательное отношение к участникам восстания, автор отмечает широкий размах движения, что способствует более объективному освещению событий восстания И.И. Болотникова.

В 1620 году было закончено сказание Авраамия Палицына (“История в память предыдущим родам”) – это сочинение представляет собой интерес как источник, характеризующий положение в стране накануне грозных потрясений. Оно обнажает причины народных восстаний начала XVII века: стихийные бедствия 1601-1603 годов, голод, массовые закабаления господами свободных людей, катастрофическое положение холопов, изгнанных господами. Все это вело к разбойничеству по всей России. Осмысливая происходящие события, Палицын считал, что главной причиной всех бед, выпавших на Московское государство, было стремление людей повысить свой социальный статус. В центре внимания находится оборона Троице-Сергиева монастыря от интервентов. Описывая все эти события, Сказание возвеличивает роль церкви, церковных деятелей начала XVII века и проводит идею, что внутренние смуты и иностранная интервенция стали следствием забвения русскими людьми догм русской православной церкви.

Во второй половине двадцатых годов появляется полемический ответ на труд А. Палицына, который ученые назвали “Иное сказание”. В нем, в противовес отрицательной оценке Палицына, идеализируется царь Василий Шуйский. По своей структуре “Иное сказание” представляет компилятивное произведение, опирающееся на многочисленные предшествующие источники и рассказы очевидцев в авторской обработке. Однако в отношении к восставшим и Палицын, и “Иное сказание” солидарны. Автор “Иного сказания” относится к восставшим также с ненавистью. Он называет их “плотоядные звери”, “разбойники”.

При всей своей тенденциозности и пристрастии “Иное сказание” имеет большое значение для изучения событий 1606-1607 годов (восстание Болотникова), содержит богатый фактический материал. В “Ином сказании” сохранилось изложение крестоцеловальной записи, данной Шуйским при вступлении на царский престол. Важными представляются и рассказы об осаде болотниковцами Москвы, о боях у Симонова монастыря и Красного села, об обороне Калуги и т.д.

Дьяк Иван Тимофеев (Семенов) написал знаменитый “Временник”. С его точки зрения, политический кризис в стране возник потому, что было допущено выступление народных масс. Важными причинами бессилия власти он считает события середины XVI века. Тимофеев осуждает Ивана Грозного за его преследование бояр, опричнину. Все это привело к подрыву государства и государственной власти, в то время как истинные цари должны знать, какому роду какую честь оказывать; худородным же никакой чести оказывать не следует. А Иван Грозный и Борис Годунов от этого правила часто отступали. Иван Грозный, в изложении Тимофеева, был расположен к ярости, жесток и порочен.

Только законная династия может обеспечить благоденствие страны. Отсюда - резко отрицательная оценка и отношение к деспоту Годунову, который достиг власти преступным путем. Такое же отношение у Тимофеева и к Шуйскому, не имевшему законных царских прав. С другой стороны, автор “Временника” осуждал московскую знать за непротивление Годунову, тем самым намекая на необходимость активной борьбы московской аристократии против посягательств царской власти на ее положение и права. “Временник” Ивана Тимофеева был выдержан в духе религиозной идеологии, написан тяжелым языком. Несмотря на это, “Временник” в осторожной форме выражал недовольство той части старомосковской аристократии, которая с воцарением династии Романовых вынуждена была отойти на второй план.

Среди авторов иностранных сочинений о московской Смуте - представители различных государств Западной Европы. Начало XVII века – время широкого развития наемничества на Западе. Наемные войска имела и Россия. Таким образом, к привычным уже русскому взору иностранным купцам примкнули широкие массы авантюристов всех мастей и рангов. И иностранцы в массовом количестве стали не только свидетелями, но и участниками событий Смутного времени, которые вызвали их повышенный интерес. В результате многие взялись за перо. Всего насчитывается более пятидесяти западных книг о московской Смуте. Большая часть этих произведений принадлежит полякам: дневник Вацлава Диаментовского, Записки о Московской войне Станислава Жолкевского, дневник московского похода Яна Петра Сапеги, дневник Марины Мнишек и др.

В иностранных произведениях можно выделить некоторые общие моменты, характерные для всей этой группы.

Во-первых, по своей методологии сказания иностранцев представляют собой далеко не передовое явление тогдашней мысли Западной Европы. Их авторы были профессиональными солдатами, купцами, дипломатами, и все достижения гуманистической мысли на Западе, как правило, прошли мимо них. Поэтому методология этих авторов не выходит за пределы представлений, распространенных в средневековой анналистике. Надо учитывать, что мы имеем дело не с историческими произведениями в полном смысле слова, а с мемуарами, дневниками, письмами, в которых описано то, что автор наблюдал и слышал.

Во-вторых, по сравнению со временем Ивана Грозного, Сказания XVII века содержат материал не только более обширный по объему, но и более разнообразный по характеру. Сказания в большей степени охватывают область социальных отношений и социальной борьбы, и эту струю, несомненно, внесли народные движения начала века. Более отчетливо зазвучала тема борьбы внутри господствующего класса, обострившаяся в связи с иностранной интервенцией.

В Сказаниях иностранцев можно найти сведения о положении в любом из борющихся в то время лагерей. Авторами большинства иностранных сочинений были наемники, основным делом жизни которых являлась война, из нее они пытались извлечь выгоду для себя. Поэтому нередко наемники переходили из одного враждующего лагеря в другой. Например, Жан Маржерет - личный телохранитель Лжедмитрия I, жестоко подавлял восстание москвичей против интервентов, и вместе с поляками оборонял Москву от земского ополчения. Когда же Москва была взята русскими войсками, Маржерет предложил свои услуги князю Пожарскому. К тому же в иностранных Сказаниях можно найти сведения, которых нет в русских источниках.

В-третьих, по своему отношению к России авторы Сказаний обычно продолжают предшествующую традицию, т.е. к русским они относятся свысока. Особенно этим отличались иностранные наемники, которые грабили Россию. Неудивительно, что рассказ о грабежах, убийствах мирного населения в Сказаниях играет особую роль.

Смутное время в России запечатлено во многих сочинениях иностранцев. Они отличаются между жанрами (дневники, мемуары, письма, донесения), социальной принадлежностью авторов, их политической ориентацией. При всем этом общим для них остается пристрастность и тенденциозность оценок происходящего в России, особенно это характерно для польских авторов.

Незаменимым источником для изучения событий Смуты является сочинение голландского купца Исаака Массы “Краткое известие о Московии в начале XVII века” (написано в 1610-1611 годах). Он долго жил в Московском государстве, был на Руси с 1601 по 1608 годы, и в 1612 году. Исаак Масса отличался природной любознательностью, хорошим знанием русского языка, общался с широкими слоями московского общества. Все это в сочетании с собственными наблюдениями и позволило ему написать о событиях начала XVII века в яркой и увлекательной форме. Сочинение И. Массы ценно авторскими оценками, оно дополняет некоторые известные факты о голоде 1601-1603 годов, описания конкретных ужасов, страданий, содержит критические замечания в адрес русского духовенства и землевладельческой аристократии, которые укрывали хлеб в ожидании еще большего повышения цен. Другое сообщение И. Массы касается восстания Болотникова. Автор приводит ценные биографические сведения о Болотникове, относится к нему с симпатией, называет “главным атаманом”, подчеркивает его смелость, полководческий талант. И. Масса нарисовал картину начального этапа Смуты и остановился на апогее этой социально-политической борьбы, связанной с восстанием Болотникова.

Другим иностранным сочинением о Смуте стала “Московская хроника” Конрада Буссова, саксонского наемника на русской службе, написанная в 1612 году. Он не скрывает своего враждебного отношения к Шуйскому и к деятелям его правительства. Когда Лжедмитрий I был убит, и царем выкликнули Шуйского, К. Буссов переметнулся на сторону Болотникова (1606 год). Поэтому он имел возможность лично наблюдать за действиями восставших, проделал весь путь болотниковцев вплоть до осады и падения Тулы. Обо всем этом написано в яркой форме. Известия “Московской хроники” имеют особую ценность. Для Буссова характерно доброжелательное отношение к Болотникову. Именно ему посвящены лучшие страницы “Московской хроники”. Здесь важны свидетельства автора о заграничном периоде жизни Болотникова. Он дает высокую оценку предводителю народного движения, подчеркивает смелость, благородство, называет его верным рыцарем, опытным витязем. Буссов далек от понимания социальной сущности событий на Руси.

В начале XVII века всех волновал вопрос о личности Лжедмитрия I. Его обычно отождествляют с Гришкой Отрепьевым. Однако К. Буссов высказал отличную от официальной точку зрения. Центром самозванческого заговора был, по его мнению, Кремлевский Чудов монастырь. Его монахи давно уже были активными участниками всех придворных интриг. Они отправили Отрепьева в Польшу с поручением отыскать там юношу подходящего возраста и наружности и убедить его выдать себя за царевича Дмитрия. Отрепьев с этой задачей превосходно справился. Мнение К. Буссова было поддержано в XIX в. историком Н.И. Костомаровым.

Буссов описывает стремление Шуйского разоблачить самозванца с помощью канонизации Дмитрия и перенесения его мощей из Углича. По приказу Шуйского был убит девятилетний мальчик, на несколько дней его тело закопали в землю, после чего извлекли и демонстрировали в качестве нетленных мощей Дмитрия. Поскольку, подчеркивает Буссов, подлог был очевиден, это привело к еще большей дискредитации Шуйского.

Для “Московской хроники” характерны многочисленные диалоги, речи исторических персонажей – это своеобразный литературный прием автора. “Московская хроника” изобилует ошибками в цифрах, датах и именах, сведения Буссова надо проверять по другим источникам.

Английское донесение “Состояние Русского государства по смерти последнего претендента Димитрия” (март-апрель 1607 года), автором которого был Джон Мерик, по своему объему не велико. Этот секретный документ содержит много ценного материала: о численности армии Болотникова, об обстановке в Москве во время ее осады болотниковцами, содержание прелестных писем Болотникова к жителям столицы, в которых он призывает выступать против своих господ, завладеть их добром. Донесение нужно было Мерику для обоснования необходимости и возможности осуществления английской интервенции. Она, считает автор, выгодна для торговых интересов Англии. Но интервенция не состоялась, и донесение интересует нас теперь лишь как источник по истории Смутного времени.

“Историческое повествование о важнейших смутах в государстве Русском” голландца Элиаса Геркмана было опубликовано в Амстердаме в 1625 году. Ценным в нем является описание последнего этапа восстания Болотникова. Особенно важно сообщение Геркмана о переговорах Болотникова с Шуйским во время осады Тулы. Геркман приводит текст договора между Шуйским и восставшими. Этот текст по другим источникам не восстанавливается. Факт ведения переговоров остается без сомнения, но достоверность содержания приведенного текста является спорной.

Записки “Состояния Российской державы в начале XVII в.” французского наемника Жана Маржерета впервые опубликовали в 1607 году. Автор во время первой самозванческой интриги был личным телохранителем Лжедмитрия I, и в своих мемуарах подчеркивал, что это был не самозванец, а настоящий царевич Дмитрий. Поэтому свою службу ему он рассматривает как законное деяние. В записках говорится о борьбе за законные, но попранные права царевича Дмитрия, осуждается заговор Шуйских.

В русских и иностранных сочинениях о Смуте много общего. Отличаются они дополнительными свидетельствами, характерным для иностранцев взглядом "со стороны". Смута вызвала подъем национального самосознания, привела к пробуждению исторического сознания людей той эпохи.