Глава 6.

Теории развитого индустриального общества

середины XX века

6.1. Введение

В середине XX в. получила <новую жизнь> теория индустри-

ального общества. Исторические трансформации XX в., новые

социальные, культурные и экономические реалии сделали не-

адекватными многие положения и теории классической социо-

логии. Это касалось, прежде всего, теорий промышленного ка-

питалистического общества. Социально-исторические реалии

XX в. следовало соотнести с теорией индустриального общест-

ва, разработанной в рамках классической социологии, и, преж-

де всего, с самим понятием <индустриализма>, поскольку на

тот момент индустриализм как реальность во многом изменил

свое содержание. Новые концепции индустриального общества

XX в. формулируются в рамках напряжения, которое прояви-

лось между теориями промышленного капиталистического об-

щества классической социологии, существующими в качестве

идеального типа в социологическом мышлении, с одной сторо-

ны, и теоретическим анализом исторических трансформаций,

которые претерпевают общества XX в. - с другой.

В XX в. индустриализм утвердился в полной мере, и его эф-

фективность в качестве средства достижения целей экономиче-

ского роста, решения проблемы бедности, роста экономическо-

го могущества, в качестве средства обеспечения массовых по-

требностей и решения задач социального государства (образо-

вания, медицинского обслуживания населения, социального

страхования и т. д.) ни у кого уже не вызывала сомнений. При

этом индустриализм оформился в настолько мощную и на-

столько значительную силу, что стал определять жизнь общест-

ва в гораздо большей степени, чем это было в XIX в. В общест-

вах XX в. индустриализм перестал ограничиваться сферой эко-

номики, сферой производства товаров машинным способом.

Индустриализм превратился в цивилизацию, в среду обитания

человека, техногенную, организационную по своей природе.

238

Индустриализм стал определять тотальность социальной жиз-

ни. Образовался некий сплав индустриально-экономических,

социальных и культурных институтов, которые уже имели дру-

гое содержание, чем содержание социальных институтов об-

ществ XIX в.

Главным содержанием этого нового индустриализма сере-

дины XX в., мощно и неотвратимо определявшего жизнь, стала

технологизация всех социальных и культурных сфер. Индиви-

дуальная человеческая жизнь и жизнь общества в целом

оформляются в некий технологический универсум. Стандарты,

нормы и логика функционирования технологического универ-

сума с очевидностью стали проникать и завоевывать социаль-

ную и культурную сферы, а также индивидуальное сознание

человека, определять его поведение, принимаемые им решения.

Все эти явления продемонстрировали абсолютную неотдели-

мость индустриализма XX в. от научно-технического прогресса.

Этот последний стал не только символом индустриальной мо-

щи и индустриальных возможностей общества, но процессом,

ускользающим из-под контроля человека и общества. Некон-

тролируемость научно-технического прогресса породила впол-

не обоснованные опасения и даже страх, который присутствует

в большинстве теорий индустриального общества. Социальный

алармизм, связанный с осознанием возможных рисков и не-

предсказуемостью научно-технического прогресса, в 60-е годы

мощно вышел на поверхность. Следствием этого, наряду с про-

чим, стало и начало пересмотра принципов социального разви-

тия, базирующихся на теории социального прогресса, разрабо-

танной в рамках Просвещения.

Сейчас трудно представить себе, какие поистине революци-

онные трансформации претерпела жизнь и среда обитания че-

ловека, в том числе его бытовая среда, в середине XX в., по

сравнению с ситуацией начала XX в. Более того, для большей

выразительности можно сблизить точки сравнения: 30-е годы -

60-е годы. Эти три десятилетия вместили в себя <слишком мно-

го>. Прежде всего - ужас Второй мировой войны с ее совер-

шенно новыми техническими средствами тотального разруше-

ния: массовой авиацией и массированными налетами, массовы-

239

ми танковыми сражениями, массированными артиллерийскими

обстрелами. Это была новая война, и совершенно новый опыт

столкновения с техникой, венцом которого явилось применение

атомного оружия, заставившего человечество заглянуть в безд-

ну. Затем техника ворвалась в жизнь в качестве совершенно

новых возможностей для каждого человека. Авиация, автомо-

били, радио, телефон, телевидение - все это стало массовым на

протяжении жизни одного поколения. Эти новые технические

возможности радикальным образом изменили отношение к

пространству и времени, создали новые коммуникативные сис-

темы отношений, новые типы поведения как в трудовой, так и в

бытовой сферах и в сфере отдыха, сформировали новые типы

потребления, новые рынки товаров. Радикальным образом из-

менилась сфера труда и производства. Появилась совершенно

новая номенклатура товаров; были созданы новые профессии,

потребовавшие совершенно новой квалификации, значительно

более высокой подготовки и высокого уровня технической

компетенции. Все сферы производственной, социальной, куль-

турной, бытовой жизни получили новое технологическое осна-

щение, которое вышло на авансцену и стало определять новое

качество жизни, новый цивилизационный уровень. Символом

этого процесса <технизации> жизни, нового уровня научно-

технического прогресса стал запуск первого в мире искусствен-

ного спутника Земли в 1957 г. и вскоре последовавший полет

человека в космос.

Феномен научно-технического прогресса стал главным,

фундаментальным явлением для середины XX в., определив-

шим качество и тип нового индустриализма. Именно его ос-

мысление положило начало формированию новых теорий ин-

дустриального общества, опиравшихся на опыт обществ сере-

дины XX в.

Проблема отношения науки и техники, с одной стороны, и

социальной и культурной подсистем общества - с другой, стала

главной для этих теорий. Ее осмысление носило сложный и

многоплановый характер. Разрабатывались теории и проводи-

лись эмпирические исследования, носившие как целостный, так

и частичный, специализированный характер. Некоторые из них

240

имели критический, другие - апологетический характер, многие

включали идеологические тезисы и очень широко обсуждались

не только социологами, но и политиками. Особое значение

здесь имеет то обстоятельство, что именно в рамках анализа

нового индустриализма, проведения соответствующих эмпири-

ческих исследований и при разработке теорий развитого инду-

стриального общества был сформулирован <постиндустриаль-

ный тезис> и обсуждение теорий <нового> индустриального

общества переросло в разработку теорий постиндустриального

общества.

Рассмотрение этих концепций в данной главе будет по-

строено в соответствии с историческим развитием основных

идей и теорий, появлением и постановкой фундаментальных

проблем и формулированием ответа на них. Как уже было ска-

зано, речь идет об очень сложном и многоплановом конгломе-

рате проблем и теорий, оформлявшихся в сложную и напол-

ненную новыми явлениями эпоху. Поэтому представляется це-

лесообразным начать рассмотрение процесса с теорий, обла-

дающих известной целостностью подхода, содержащих целост-

ную систему идей и их разработку, и в силу этого задающих

горизонт понимания для всех остальных теорий и концепций.

Такими теориями, на наш взгляд, в первую очередь являются

теории развитого индустриального общества, разработанные

представителями критической теории Франкфуртской школы, а

также теория индустриального общества Раймона Арона.

6.2. Теории развитого индустриального общества

Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно

Теории индустриального общества, разработанные в рамках

критической теории, не являются однородными образованиями,

однако их объединяет общая критическая установка по отноше-

нию к индустриальному обществу и истории его становления.

Становление индустриального общества и индустриализма

как такового связывается представителями критической теории

с научно-техническим прогрессом. Анализ общества через

призму императивов науки и техники - тех возможностей, ко-

241

торые наука и техника предоставляют обществу, с одной сторо-

ны, и тех требований, которые она предъявляет ему, последст-

вий, к которым она приводит, с другой стороны, - стал магист-

ральным направлением теоретического и эмпирического иссле-

дования в рамках концепции индустриального общества.

Работа Макса Хоркхаймера и Теодора Адорно <Диалектика

Просвещения>, вышедшая в 1947 г., стала своеобразным теоре-

тическим манифестом, в котором нашли отражение основные

положения новой концепции индустриального общества. Глав-

ным и определяющим моментом теории развитого индустри-

ального общества, разработанной М. Хоркхаймером и Т. Адорно,

была содержащаяся в ней социальная критика практики и тео-

рии научно-технического прогресса.

Научно-технический прогресс как основа социальных

трансформаций в развитом индустриальном обществе

Концепция прогресса, бывшая одним из ключевых моментов

теорий индустриального общества классической социологии,

была сформулирована в рамках философии Просвещения, увя-

завшей его с увеличением объема знания и развитием науки в

целом. Наука и знание рассматривались как безусловное благо,

рост которого и должен привести человечество к материально-

му благосостоянию, политической и духовной свободе. Исто-

рия выстраивалась и программировалась как перманентный

рост знания и сопряженные с ним процессы благотворной со-

циальной трансформации. Именно поэтому фактические по-

следствия программного проекта Просвещения, наблюдаемые в

обществах XX столетия, стали для Хоркхаймера и Адорно ос-

новным объектом социологического интереса.

В рамках Просвещения формируется специфическое отно-

шение человека и природы, человека и общества. Это отноше-

ние они характеризуют как устремление к власти и доминиро-

ванию над природой и обществом посредством науки и знания.

<Программой Просвещения было расколдовывание мира. Оно

стремилось разрушить мифы и свергнуть воображение посред-

ством знания. Техника есть сущность этого знания. Оно имеет

своей целью не понятия и образы, не радость познания, но ме-

242

тод, использование труда других, капитал. Те немногие вещи,

которые оно [знание] ... все еще таит в себе, сами по себе опять

же являются всего лишь инструментами... Единственно чему

хотят научиться люди у природы, так это тому, как ее исполь-

зовать для того, чтобы полностью поработить и ее, и челове-

ка>^. <Пробуждение субъекта> куплено ценой признания власти

в качестве принципа всех отношений. Просвещение относится к

вещам точно так же как диктатор к людям. Они известны ему в

той степени, в какой он способен манипулировать ими. Точно

так же и <человеку науки вещи известны в той степени, в какой

он способен их производить. Тем самым их в-себе становится

их для-него. В этом превращении сущность вещей всегда рас-

крывается как та же самая в каждом случае, как субстрат власт-

вования>^.

Просвещение - <тоталитарно>. В качестве бытия и события

Просвещением заранее признается только то, что удается по-

стигнуть через единство; его идеалом является система, из ко-

торой вытекает все и вся, мышление редуцируется к математи-

ческому аппарату. <Просвещение тоталитарно как ни одна из

систем. Неистина его коренится не в ... аналитическом методе,

не в редукции к элементам, не в разрушении посредством реф-

лексии, но в том, что для него всякий процесс является с самого

начала уже предрешенным. Когда некой математической про-

цедурой неизвестное превращается в неизвестное того или ино-

го уравнения, на нем, тем самым, ставится клеймо давно и хо-

рошо известного, еще до того, как устанавливается какое бы то

ни было его значение. ... Просвещение учреждает единство

мышления и математики. Тем самым последняя ... превращает-

ся в абсолютную инстанцию>^. Власть и познание - синонимы,

считают Хоркхаймер и Адорно, по причине того, что путь че-

ловека к науке Нового времени пролегал через отречение от

смысла. Понятие было заменено формулой, поиск причины -

^Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. - М. - СПб.,

1997. С. 16 - 17.

^Там же. С. 23.

^Там же. С. 40.

243

формулированием правила и вычислением вероятности. Число

стало каноном Просвещения. <Буржуазное правосудие и това-

рообмен регулируются одними и теми же уравнениями>.

Просвещение подчиняет себе природу посредством рацио-

нализации труда. <Разделение труда, в которое социально раз-

вивается господство, служит самосохранению порабощенного

целого. Но тем самым ... (целое) становится исполнителем воли

партикулярного... То, что происходит со всеми благодаря не-

многим, неизменно осуществляется в виде торжества многих

над единичным: гнет общества всегда несет на себе одновре-

менно и черты гнета коллектива>^.

Специфика позиции Хоркхаймера и Адорно, ее новизна по

сравнению с теориями классической социологии в вопросе гос-

подства, насилия и эксплуатации состоит в том, что эти отно-

шения рассматриваются как укорененные в обществе как це-

лом, а не как отношения между классами или группами, не как

доминирование одной группы над другой. Господство носит

тоталитарный характер в том смысле, что предстает как доми-

нирование целого общества над отдельным человеком и осуще-

ствляется в безличных формах системы и формулах науки; оно

оплачивается отчуждением человека от порабощаемых им объ-

ектов и овеществлением духа. <Заколдованными> становятся

отношения самих людей, и даже отношение единичного чело-

века к самому себе.

Единичный человек <сморщивается> до размеров узлового

пункта конвенциональных ролей и способов функционирова-

ния, объективно от него ожидаемых. Анимизм одушевлял вещь,

индустриализм овеществляет души, как подчеркивают Хорк-

хаймер и Адорно. Экономическим аппаратом уже автоматиче-

ски, еще до тотального планирования, товары наделяются цен-

ностями, направляющими поведение людей. Бесчисленными

сетями массового производства и массовой культуры норма-

тивные способы поведения единичного человека оформляются

в качестве единственно естественных, пристойных, разумных.

Масштабом оценки для человека становится самосохранение,

^Там же. С. 37.

244

удачное или неудачное исполнение функции, соответствие тем

ожиданиям, которые ею задаются.

Все, выпадающее из заданных образцов поведения, подавля-

ется коллективом, осуществляющим надзор. Этот тотальный

надзор начинается со школьной скамьи и продолжается во всех

сферах деятельности. И при этом, продолжают Хоркхаймер и

Адорно, сам <грозный коллектив> представляет собою всего-

навсего обманчивую поверхность, под которой таятся силы,

манипулирующие и им как инстанцией насилия. Авторы <Диа-

лектики Просвещения> вскрывают глубинные механизмы по-

давления и господства, овеществления и отчуждения человека:

научно-техническая и социальная тенденции, с давних времен

переплетавшиеся друг с другом, в настоящее время оконча-

тельно сходятся в тотальном охвате человека.

Бесконечный научно-технический прогресс, по мнению

Хоркхаймера и Адорно, обернулся для человека бесконечным

регрессом, выхолащивая его самость и превращая его в мани-

пулируемый внешними силами и организациями автомат. Люди

превращаются в то, против чего был направлен закон развития

общества - <закон развития самости>: во всего лишь видовые

существа, друг другу тождественные благодаря изоляции в

<принудительно управляемой коллективности>. Эта <принуди-

тельно управляемая коллективность> и есть то, во что превра-

тилось общество в эпоху позднего индустриализма. Выйти за

рамки этого научно-технического универсума невозможно, да-

же оперевшись на единственно возможную сферу - сферу куль-

туры, как того, что предположительно может быть нефункцио-

нально и неутилитарно. Культура также оказывается колонизи-

рованной научно-техническим разумом, как и сфера социально-

го. Теория культуры становится поэтому у Хоркхаймера и

Адорно важнейшим компонентом теории индустриального об-

щества.

<Культуриндустрия> как теория культуры

Теория культуры складывается из нескольких базисных поло-

жений, вскрывающих ее природу и функции в современном

обществе. Главным в понимании культуры индустриального

245

общества является то, что она существует как культуриндуст-

рия, основной целью которой является подчинение человека и

тотальный контроль над индивидуальным сознанием и общест-

вом в целом.

Суть концепции культуриндустрии состоит в том, что куль-

тура становится индустриальным образованием, повторяет и

воспроизводит логику всей системы - системы технического

разума, бизнеса, насилия и эксплуатации. <Кино и радио уже

более не требуется выдавать себя за искусство, - отмечают

Хоркхаймер и Адорно. Та истина, что они являются не чем

иным, как бизнесом, используется ими в качестве идеологии,

долженствующей легитимировать тот хлам, который они

умышленно производят. Они сами себя называют индустриями,

и публикуемые цифры доходов их генеральных директоров

устраняют всякое сомнение в общественной необходимости

подобного рода готовых продуктов>^. По мнению Хоркхаймера

и Адорно, очевидна зависимость культуриндустрии от наиболее

могущественных секторов индустриального производства - ме-

таллургии, нефтедобычи, энергетики, химической промышлен-

ности, по сравнению с которыми монополии в области культу-

ры выглядят слабыми и зависимыми.

Как индустриальное образование культура не только вклю-

чена в систему экономических и социальных отношений, она

является продуктом технологических стандартизированных

процессов своего собственного производства, которые порож-

дают столь же стандартизированную продукцию культуринду-

стрии. На все накладывается печать единообразия. Кино, радио,

журналы складываются в систему, каждый раздел которой и все

они вместе выказывают редкостное единство формы, взглядов и

стиля. Технический стандарт порождает стандарт культурный;

стандарт технологической формы порождает стандарт содер-

жания. Власть над обществом приобретается посредством тех-

нического стандарта, но по своей сути она воплощает власть

экономически господствующих. Техническая рациональность,

подчеркивают Хоркхаймер и Адорно, является рационально-

^Там же. С. 150.

246

стью самого господства. Однако вину за это никоим образом не

следует возлагать на некий закон развития техники как таковой.

Причина - в способе ее функционирования в экономической и

социальной системах.

Идентичные программы радиостанций, бесконечные <мыль-

ные оперы>, <оскорбительные адаптации> классических произ-

ведений и т. д. и т. п. - такова основная продукция культурин-

дустрии, таков ее специфический язык с только ему свойствен-

ным синтаксисом и вокабуляром. И несмотря, а скорее даже

благодаря постоянной погоне за новыми эффектами и техниче-

скими возможностями, власть стереотипа и стандарта только

усиливается. Культуриндустрия и ее продукты - это утвержде-

ние стереотипа и стандарта и отрицание стиля в традиционном

искусствоведческом смысле слова. Культуриндустрия сама ста-

новится стилем - единственным, исчерпывающим и тотальным.

Могущество индустриального общества, пишут Хоркхаймер

и Адорно, подчиняет себе человека раз и навсегда. Продукты

культуриндустрии могут рассчитывать на то, что они будут по-

требляться всегда и в любых условиях, ибо всякий человек яв-

ляется моделью гигантской <экономической машинерии> изна-

чально и постоянно, и в труде, и в отдыхе, который подобен

труду и удерживает человека в постоянном напряжении. <Из

любого фильма, из любой радиопередачи может быть почерп-

нуто то, что в качестве социального эффекта не может быть

приписано никому в отдельности, но только всем вместе. Каж-

дая отдельно взятая манифестация культуриндустрии безотказ-

но воспроизводит человека как то, во что превратила она его в

целом. Надзор за тем, чтобы процесс простого воспроизводства

духа случайно не привел к расширенному его воспроизводству,

осуществляется всеми ее агентами, от продюсера до женских

союзов>^. Культуриндустрия реализует человека только в каче-

стве родового существа. Каждый есть только то, посредством

чего он способен заменить любого другого: <нечто взаимозаме-

няемое>, <экземпляр>, <чистое ничто>. Подобная гармония яв-

ляет собой карикатуру на солидарность. Она формирует стан-

^Там же. С. 158.

247

дартные потребности и удовлетворяет их посредством стандар-

тизированных продуктов.

<Культуриндустрия порочна, однако не как вавилонское

скопище грехов, но как собор, воздвигнутый во славу превозно-

симому до небес удовольствию>^. Сращивание культуры с раз-

влечением приводит не только к деградации культуры, но и к

попыткам <одухотворить> развлечение. Данная тенденция яв-

ляется имманентно присущей самому принципу развлечения,

<просвещенческо-буржуазному по сути>. Но изначальное род-

ство бизнеса и развлечения обнаруживает себя в специфиче-

ском предназначении последнего. Быть удовлетворенным озна-

чает быть согласным. Получать удовольствие, пишут Хоркхай-

мер и Адорно, всегда означало не сметь ни о чем думать, за-

быть о страдании даже там и тогда, где и когда оно показывает-

ся. В основе его лежит бессилие. Оно в действительности явля-

ется бегством от реальности и от последней мысли о сопротив-

лении. Человеку следует признаться в собственной ничтожно-

сти, расписаться в собственном поражении. Общество стано-

вится обществом отчаявшихся.

Развитое индустриальное общество середины XX в. - это

общество, в котором возможность стать свободным социаль-

ным и экономическим субъектом, собственником, уже полно-

стью ликвидирована. Независимое предпринимательство, на

котором основывалась буржуазная семья и общественное по-

ложение человека, оказалось в зависимом положении. Все ста-

новятся служащими, всем навязывается совершенно опреде-

ленная манера держать себя, состоящая в постоянном демонст-

рировании всем и каждому своей пригодности для этого обще-

ства. Существование в условиях позднего капитализма есть не

что иное, как <непрерывно длящийся обряд инициации>. Каж-

дый обязан доказывать, что он без остатка идентифицирует се-

бя с властью. Индивид становится иллюзорным, но не просто

из-за своей стандартизованности, создаваемой в рамках культу-

риндустрии. Его терпят лишь до тех пор, пока его безоговороч-

ная идентичность со всеобщим остается вне сомнения.

^Там же. С. 179.

248

Позднее индустриальное капиталистическое общество - это

тотальный универсум, сформированный стандартизирующим

влиянием науки и техники на основе принципа доминирования

и власти. Ничто, даже культура - исходная сфера субъективно-

сти - не может противостоять унифицирующему и стандарти-

зирующему влиянию техники и технологии, выступающих от

имени высшего авторитета - науки и научного мышления. <Ух-

ваченность> индивида стандартизирующим влиянием техноло-

гии осуществляется во всех сферах труда, культуры. Сфера со-

циального также становится сферой, формируемой технология-

ми, посредством которых осуществляется доминирование и

эксплуатация. В результате возникает общество карикатурной

солидарности, основная драма которого разыгрывается как про-

тивостояние отдельного, изолированного индивида, с одной

стороны, и тотального и даже тоталитарного целого - с другой.

***

В результате осуществленного анализа теория развитого инду-

стриального общества у Хоркхаймера и Адорно предстает

следующей. Это индустриальное общество в буквальном смыс-

ле слова, его экономика представляет собою высоко развитую

автоматизированную систему производства товаров. При этом

наука и техника определяют не только производственную, но и

социальную, политическую и культурную сферу, вырабатывая

соответствующие технологии принятия решения и действия и

сплавляя эти сферы в единый тоталитарный универсум.

Развитое индустриальное общество - это капиталистиче-

ское общество с присущими ему формами собственности, наси-

лия и эксплуатации. Однако это общество, в котором возникает

новая социальная структура, сформированная через противо-

стояние единичного человека тотальному социальному целому.

Два фактора - стандартизирующее влияние техники и техноло-

гии на индивида, с одной стороны, и утрата индивидом истин-

ных типов солидарности, с другой - превращают его в одиноко-

го и изолированного человека массы. Именно это явление, а

также специфическая форма культуриндустрии, в которую вы-

лилась культура, и позволяет говорить о позднем индустриаль-

249

ном обществе еще и как о массовом обществе.

Идеи, разработанные М. Хоркхаймером и Т. Адорно в <Диа-

лектике Просвещения>, оказали определяющее влияние на раз-

витие теоретической мысли всей критической социологии и

даже более широко - на оформление и становление всего по-

стмодернистского дискурса в социологии последней трети XX

в. Ключевые моменты концепции общества, которые мы вы-

членили в данной работе, стали главными темами последую-

щих социологических исследований, кристаллизировавших во-

круг себя основные социологические интересы и теоретические

перспективы.