Апрель 8

А. Дункан, гастролирующая в Москве со своими ученицами, пишет С.:

«Для меня это горе, что Вы не пришли ко мне ни утром, ни в театр, ни в школу. Прошу Вас постарайтесь быть в театре сегодня вечером — это, наверно, будет мое последнее выступление перед отъездом и Вы увидите детей».

Архив К. С., № 2220.

Из письма Е. Б. Вахтангова к Вл. И. Немировичу-Данченко: «Я научился понимать разницу чувствования театра Вами и Константином Сергеевичем. … Вы раскрыли для меня понятия “театрально”, “мастерство актера”.

… Быть признанным Вами и Константином Сергеевичем, если бы даже другие и не признавали, вершина достижения».

«Евг. Вахтангов. Материалы и статьи», стр. 204.

Апрель 9

Играет роль графа Любина.

Апрель 10

На заседании по вопросу государственной помощи академическим театрам, проводимом Луначарским у себя на квартире, в Кремле.

Телефонограмма зав. Главнауки И. И. Гливенко к С. Архив внутренней жизни театра.

{286} В беседе с учениками Вахтангов полемизирует со Станиславским, сравнивая его творческий метод с режиссурой Мейерхольда. Е. Б. Вахтангов говорит о том, что С., увлекаясь изгнанием пошлости из театра, убрал вместе с ней и «нужную театральность», которая, по мнению Вахтангова, «в том и состоит, чтобы подносить театральные произведения театрально».

«Константин Сергеевич подавал правду правдой, воду подавал водой, куропатку куропаткой, а Мейерхольд убрал правду совсем, то есть он оставил блюдо, оставил способ приготовления, но готовил он не куропатку, а бумагу. И получилось картонное чувство. Мейерхольд же был мастером, подавал по-мастерски, ресторанно, но кушать это было нельзя. Но ломка театральной пошлости средствами условного театра привела Мейерхольда к подлинной театральности, к формуле: зритель ни на одну секунду не должен забывать, что он в театре. Константин Сергеевич через свою ломку пришел к формуле: зритель должен забыть, что он в театре».

«Евг. Вахтангов. Материалы и статьи», стр. 207 – 208.

Апрель 12

Проводит первую генеральную репетицию «Евгения Онегина». Среди гостей-зрителей Луначарский, Малиновская, Енукидзе, В. Фигнер, артисты Большого и Художественного театров. «Этот спектакль “Онегина”, где К. С. сам делал роль с каждым из участников спектакля, где каждый такт музыки был насквозь пропитан его творческой личностью, является непревзойденной формой оперного спектакля».

Из воспоминаний Н. М. Малышевой. Архив К. С.

«Исполнители спектакля — молодые студийцы — играли в своих обычных современных платьях и костюмах. Не было фраков, париков, гримов, не было рампы, и публика, сидевшая в двух шагах от исполнителей, как бы участвовала в том, что происходило на сцене. За кулисой, держа в руках шнуры от занавеса, прижавшись к оконной нише, сидел Константин Сергеевич и “давал” занавес. По его то улыбающемуся, то страдающему лицу видно было, что он тоже участвует в спектакле, переживая все происходящее на сцене».

П. И. Румянцев, Станиславский и опера, стр. 77.

Апрель 17

Играет роль Крутицкого.

Апрель 18

Дарит тяжело больному Е. Б. Вахтангову свою фотографию с надписью:

«Милому, дорогому другу, любимому ученику, талантливому сотруднику, единственному преемнику; первому, откликнувшемуся {287} на зов, поверившему новым путям в искусстве, много работавшему над проведением в жизнь наших принципов; мудрому педагогу — создавшему школу и воспитавшему много учеников; вдохновителю многих коллективов, талантливому режиссеру и артисту, создателю новых принципов революционного искусства, надежде русского искусства, будущему руководителю русского театра».

Собр. соч., т. 8, стр. 452 – 453.

АПРЕЛЬ 20

Играет роль графа Любина.

АПРЕЛЬ 21

Играет роль Крутицкого.

АПРЕЛЬ 22

Играет роль Сатина.

АПРЕЛЬ 23

Проводит вторую генеральную репетицию «Евгения Онегина» с публикой.

«Певцы вполне усвоили принципы речитативно-тональной декламации, применяемые даже в сложных ансамблях, без малейшего нарушения основы многоголосного исполнения. Причем чисто музыкальная сущность данного эпизода приобретала какую-то особую внутреннюю одухотворенность и логичность. … Работа К. Станиславского является не только оперной крупной реформой, но имеет также глубоко педагогическое значение для нашей оперной молодежи, зачастую попадающей на большую сцену без предварительной сценической подготовки. Эта работа таит в себе залог возрождения русского оперного театра».

Евг. Крейн, «Евгений Онегин» в студии Большого театра. — «Экран», № 31, 4 V.