Сентябрь 24

Репетирует «Женитьбу Фигаро». «Очень подробно» разбирает роль Фигаро, дает указания и советы Н. П. Баталову, как ему дальше работать.

Запись помощника режиссера в Дневнике репетиций.

{567} Сентябрь 25

Играет роль Ивана Петровича Шуйского.

Пишет по поводу предложения дирекции МХАТ организовать гастроли в Баку и Тифлисе с целью покрытия дефицита театра: «В халтурных поездках участвовать не буду и честно об этом предупреждаю. Хорошим поездкам и гастролям — сочувствую. Хотя, лучше бы было сидеть дома и доработать производственный план».

Запись С. на протоколе заседания дирекции МХАТ. Архив К. С., № 4111/2.

Сентябрь 26

Смотрит в Государственном театре имени Вс. Мейерхольда «Великодушного рогоносца».

«Буду ждать Вашу рецензию. Мне очень важен именно Ваш отзыв. Зинаида Николаевна шлет Вам сердечный привет. Поздравляем с победой (разрешение пьесы Булгакова).

Целую Вас. Любящий Вас

Вс. Мейерхольд».

Письмо В. Э. Мейерхольда к С. В. Э. Мейерхольд, Статьи. Письма. Речи. Беседы, ч. 2, стр. 103.

После спектакля С. записывает в книге почетных посетителей театра:

«Всеволод Эмильевич мой старый друг.

Видел его во все моменты поисков, метаний, ошибок и достижений. Люблю в нем то, что он во все эти моменты был увлечен тем, что делал и искренно верил тому, к чему стремился».

ЦГАЛИ, ф. 963, оп. 1, ед. хр. 288.

«Я был вместе со Станиславским на “Великодушном рогоносце”. К спектаклю он отнесся резко отрицательно, не увидев в нем ничего нового; он испытывал не столько раздражение, сколько разочарование».

П. Марков, Правда театра. Статьи, стр. 42 – 43.

«М. М. Коренев, один из ближайших соратников Мейерхольда, рассказал мне о посещении Станиславским “Великодушного рогоносца” в сентябре 1926 года. Узнав, что его учитель придет смотреть “Рогоносца”, Всеволод Эмильевич так нервничал, что не выдержал и в день спектакля скрылся из города (на дачу), поручив М. М. Кореневу вместо него принять почетного гостя. Станиславский знал Михаила Михайловича как брата Л. М. Кореневой, артистки МХАТ, но был удивлен, что самого Мейерхольда не было в театре. Константин Сергеевич приехал с П. А. Марковым, досмотрел “Рогоносца” до конца, не выразив внешне ни одобрения, {568} ни порицания. Но было очевидно, что спектакль он внутренне не принял.

Большой заинтересованный интерес проявил Станиславский к Музею ГОСТИМа, где экспонировались макеты и фотографии спектаклей за пятилетие театра (1920 – 1925), от “Зорь” Верхарна до “Мандата” Н. Эрдмана. Макеты произвели большое впечатление на Станиславского и он долго и внимательно их рассматривал. Оценил смелость экспериментов и открытий Мейерхольда, новизну принципов сценического оформления, динамику движущихся ширм и концентрических кругов, неожиданное сочетание натуральных и условных элементов.

Когда же мейерхольдовцы, сопровождавшие Станиславского, настойчиво стали просить его оставить свой отзыв в книге почетных посетителей театра, Константин Сергеевич отказывался, не хотел писать. Наконец, его уговорили. Томительная, невыносимо долго длящаяся пауза. Станиславский сидит нахмурившись перед книгой отзывов. Сумрачный, покусывая кисть руки. Все замерли, словно окаменели. Наконец, Станиславский берет перо и размашистым почерком пишет несколько строк, что Всеволод Эмильевич его “старый друг”, который был всегда искренен “во все моменты поисков, метаний, ошибок и заблуждений”».

Из дневника Н. Н. Чушкина.

Не согласен с решением Репертуарно-художественной коллегии МХАТ ввести В. А. Вербицкого на роль Барона в пьесе «На дне». «А разве Качалов не будет играть Барона? Зачем вводить того, кто так или иначе расстраивает хороший слаженный ансамбль самой модной теперь пьесы. Кроме того, считаю, что самая вредная, в данный момент, роль для Вербицкого это — Барон, т. к. в ней могут вновь со всей силой проявиться его застарелые штампы».

Запись С. на протоколе заседания Репертуарно-художественной коллегии МХАТ. Архив К. С., № 4247.