Март 13 – 20

Вл. И. Немирович-Данченко проводит репетиции отдельных сцен «Села Степанчикова» с С. в роли Ростанева.

«От меня и Ростанева Достоевского может родиться не сам Ростанев, а наш общий сын, во многом напоминающий и мать и отца. Немирович же требует, как и все литераторы, — пусть отец с матерью родят второго отца или вторую мать, точь‑в‑точь. Да что же их родить, когда они уже есть. Я могу дать только Ростанева-Станиславского или, в худшем случае, Станиславского — Ростанева. Но одного Ростанева пусть дают литературные критики. Он будет так же мертв, как и их критические статьи. Пусть не совсем то, но живое. Это лучше, чем то самое, но мертвое».

Запись С. Архив К. С., № 3174.

«… Несколько лиц, участвовавших в постановке 1917 года, а частью видевших репетиции ее в качестве зрителей, говорят, что, исполняя эту роль так, как он ее понимал и чувствовал, он был изумительно прекрасен и трогателен. Но в 1917 году оказалось, что режиссировавший этот спектакль совместно с ним Вл. И. Немирович-Данченко разошелся с ним в самом подходе к роли, в литературном истолковании ее. Он хотел видеть в Ростаневе прежде всего военного в отставке, бурбона. И столкновение этих двух в корне различных подходов к роли замутило для Станиславского уже сложившийся у него, любимый им образ и так потрясло его, что он не смог дальше работать над ним…»

Из воспоминаний Л. Я. Гуревич. — Сб. «О Станиславском», стр. 160.

Март 20

Избран в почетные академики по разряду изящной словесности при отделении русского языка и словесности Академии наук³⁶. «Константину Сергеевичу Алексееву-Станиславскому мы обязаны целой новой страницей в истории нашего театра. Как в былое время Гоголь и Островский сблизили драматическое творчество с жизнью и показали нам, как правда этой жизни может быть воплощена в художественном произведении, предназначенном для сценического исполнения, так в наше время Станиславский показал нам, как такое сценическое исполнение может сохранить всю правду жизни на подмостках.

Замысел Станиславского — заменить старую условную манеру сценического действия живым отражением на сцене той простой {54} и естественной красоты, которая разлита в самой жизни, оправдался на целом ряде постановок. Четверть века тому назад эта реформа театра была задумана Станиславским и благодаря его огромному таланту и его упорному труду проведена с исключительным успехом.

Таланту Станиславского Московский Художественный театр обязан своей славой, а этот театр в истории нашего искусства — одна из самых ярких и красочных глав».

Из представления Н. А. Котляревского и А. Ф. Кони об избрании Станиславского в почетные академики по разделу изящной словесности. Архив К С. (машинописная копия).

«Я очень, очень счастлив, что культурная работа деятелей сцены наконец признана Академией».

Письмо С. к Н. А. Котляревскому от 28/III. Собр. соч., т. 7, стр. 640.

МАРТ, после 20‑го

Получает поздравления от знакомых и театральных деятелей по случаю избрания его почетным академиком.

МАРТ 21, 22, 24, 27

Репетирует роль Ростанева.

МАРТ 26

На заседании во Второй студии.

«Константин Сергеевич убедительно просил нас всех “беречь своих учителей”».

Письмо А. А. Шереметьевой к В. В. Лужскому от 1/IV. Архив В. В. Лужского, № 4681/1.

МАРТ 28

Утром генеральная репетиция «Села Степанчикова» — последняя репетиция со Станиславским в роли Ростанева.

С. «дошел благополучно до генеральной репетиции, а на генеральных что-то застопорилось в каких-то уголках сознания Константина Сергеевича. Неуловимые нити мешали ему освободиться от самого себя, не давая возможности вполне “перевоплотиться” в полковника Ростанева. Станиславский страдал. Те, кто окружал его, видели его муки. …

Мизансцена к началу последней картины была построена так, что мне (я играла девицу Перепелицыну) было хорошо видно лицо Станиславского — Ростанева. … Станиславский плакал.

Слезы скатывались по его нагримированным щекам и застревали в наклеенных усах и бороде. …

В зрительном зале, за режиссерским столом, сидел Владимир Иванович. Он ждал… Станиславский был предельно дисциплинирован. Он вытер глаза большим белым платком, подозвал к себе {55} помощника режиссера. Тот подбежал с лицом, перекошенным от волнения: “Давайте!” — прошептал Станиславский. Дали занавес и репетиция прошла “без сучка, без задоринки” (для поверхностного, конечно, взгляда)».

Серафима Бирман. Путь актрисы, М., ВТО, 1959, стр. 59 – 60.

«Когда после генеральной репетиции “Села Степанчикова” Владимир Иванович отобрал у него роль полковника Ростанева и передал ее Массалитинову, театр ахнул и ужаснулся в ожидании: что же будет? … Ничего не было! Он беспрекословно подчинился авторитету режиссера… Ни звука протеста, ни слова ропота не услышали мы от него по этому поводу»³⁷.

Из воспоминаний В. А. Вербицкого. — Сб. «О Станиславском», стр. 328.

«А я дам краткое освещение того, что случилось: Владимир Иванович хотел влить в готовый образ немного своего отношения к этой роли, вероятно, литературно очень верного, но этого немногого Константин Сергеевич не мог принять своим нутром или просто не понял, как принять; и вся роль или скорее весь вкус к роли пропал; испарился аромат роли. А когда он играл без указки, то без слез нельзя было смотреть на его исполнение. Чудная была роль».

Письмо М. П. Лилиной к Л. Я. Гуревич от 6/XII 1939 г. — Сб. «М. П. Лилина», М., ВТО, 1960, стр. 270.