Июль 12

Предлагает Качалову взять на себя исполнение роли Штокмана в возобновляемом спектакле «Доктор Штокман» Ибсена. «Вам надо играть Штокмана. На это много причин… (1) Я играть не могу, по старости; не дотяну. Поэтому я от роли совсем и навсегда отказываюсь и передаю ее Вам в наследство. (2) Вот роль, в которой Вы можете хорошо показаться, и Вы при разговоре со мной соглашались с этим. (3) Пьеса “Штокман” — отличный вклад в новый репертуар Москвы»²²².

Собр. соч., т. 8, стр. 53.

Июль 15

Из письма М. П. Лилиной к Д. И. Юстинову:

Константин Сергеевич «безумно устал, очень похудел и, несмотря на свою усталость, продолжает работать. А впереди еще более безумный сезон».

Музей МХАТ. Архив Д. И. Юстинова.

Июль 22

Едет в Wernwald «для свидания и прощания с Игорем».

Письмо О. С. Бокшанской к Вл. И. Немировичу-Данченко. Архив Н.‑Д., № 3360/11.

Июль, после 22‑го

Получает письмо от концертмейстера-педагога Оперной студии Н. М. Малышевой об ее уходе из студии.

«Без Вас Студия до такой степени ушла назад в смысле искусства и так забыла о Вас, что делать там ремесло выше моих сил. … Сушкевич и Голованов не работали этот год и, вероятно, не будут и следующий. Работа же с Зинаидой Сергеевной и Владимиром Сергеевичем, людьми, которым Вы в искусстве дороги лишь постольку, поскольку Вы их брат и их поддерживаете, людьми, которые Ваши мизансцены называют “цирком” и о Вашей работе говорят: “У Станиславского всегда все через край”, людьми, которые повторяют как затверженный урок великие слова системы, без всякого их понимания — невозможно… Я люблю Вас и в искусстве и вне искусства. Видеть, как калечат работу всей Вашей жизни, не уча людей, а дрессируя их, и участвовать в такой работе — я не могу».

Архив К. С.

{377} Июль 25

Возвращается в Фрейбург.

В. И. Качалов в письме из Гарца благодарит С. за «наследство» — роль Штокмана, но вступить во владение этим наследством пока решиться не может.

«… Когда я думал о Штокмане, до того, как я перечитал пьесу, и когда вспоминал Ваше исполнение, мне казалось, что Вы даете замечательный, но совсем не ибсеновский образ Штокмана, и что, может быть, мне удастся, ближе держась автора, больше на него опираясь, нащупать какой-то образ более ибсеновского Штокмана, пускай не идущий ни в какое сравнение — по увлекательности и трогательности — с Вашим Штокманом, но имеющий хоть тот смысл и оправдание, что он по крайней мере будет более верным и близким автору и уже этим одним представляющий для меня интересную и даже волнительную задачу. Когда же теперь я перечитал пьесу, эта иллюзия исчезла, потому что я увидел ясна и понял; до какой степени Ваш Штокман — самый верный, самый подлинный ибсеновский Штокман. Ибсен написал все то, что Вы сыграли, Вы дали плоть и кровь всему тому, что было у автора в душе.

Можно найти какую-нибудь другую внешнюю характерность (думается, все-таки какую-то родственную Вашей), но по существу, по душевным элементам никакого иного Штокмана, кроме Вашего, нет и быть не может».

«Ежегодник МХТ» за 1948 г., т. 2, стр. 628.

Июль 27

Делает подробные замечания и пояснения по рисункам декораций, присланным из Берлина И. Я. Гремиславским к трем пьесам, возобновляемым на гастролях: «У жизни в лапах», «Хозяйка гостиницы» и «Иванов».

Требует, чтобы при возобновлении постановок были сохранены общий колорит, тональность, стиль декораций. Особое значение придает декорациям «Хозяйки гостиницы», не позволяет упрощать законченные до последней степени эскизы «знатока Бенуа, где все прочувствовано до гениальности».

Письмо С. к И. Я. Гремиславскому. Собр. соч., т. 8, стр. 55 – 59.