Июль 23

Переезжает из Ессентуков в Кисловодск.

Август 10

В связи с обсуждением вопросов, связанных с дальнейшим управлением театром и необходимостью выработать и заключить новый договор Товарищества МХТ²⁰, С. пишет Вл. И. Немировичу-Данченко:

«Мой индифферентизм и проч. имеет свои причины. Не всегда же я был таким. Было время, когда и я горел. Но есть, прежде всего, коренное разногласие — и много других причин. У меня и у пайщиков — разные цели, разные дороги и разная (как бы это назвать?) этика, воспитание, культура, взгляды, привычки, натура».

С. указывает, что он всегда стоял и ратовал за такое солидное дело, которое «умеет выпускать всегда только хороший товар».

{31} В отличие от тех пайщиков МХТ, которые думают в основном об удачно проведенном ближайшем сезоне, С. заботится о будущем театра, о его постоянном усовершенствовании. «Я ношу очень опасный в данном случае ярлык — непрактичного, гениального путаника и пр. И правда, я непрактичен — для данного сезона и очень практичен — для будущего доходного дела. Понятно, что при таких условиях я не имею голоса (я его и не ищу, не думайте, что это намек). Между тем я понесу наибольшую ответственность в материальном отношении, так как я наиболее обеспеченный плательщик и завишу от банков и биржи. Для меня солидность и прочность дела важнее дохода ближайшего года. И тут наши интересы и задачи радикально расходятся со всеми другими пайщиками».

С. утверждает, что «тысячи невидимых нитей» сковывают его движения по пути осуществления замыслов, которым он отдает свою жизнь. «И это естественно. То, что полезно для будущего, о котором я пекусь, — в большинстве случаев невыгодно в настоящем».

С. не соглашается с Немировичем-Данченко о необходимости слияния Первой студии с театром. Он настаивает на автономии студии и хочет нести личную ответственность за ее работу. Ошибкой Немировича-Данченко С. считает то, что он боится «выпустить власть из своих рук» и стремится «держать все большие и малые вожжи».

«Время пришло. Созовите всех пайщиков. Они должны управлять сами всем (кроме вопросов представительства и художественных) (конечно, утверждения), а мы с Вами должны быть в стороне и плотно вместе. (Только Вы и я, без всякого третьего). … Непременно и во всем — вновь скорее возбуждать к жизни уснувшую инициативу. И не бояться одного — большого сезонного убытка. … Перечитываю письмо и замечаю тот противный тон, которого я не терплю ни в других, ни в себе. Тон какой-то обиды, ворчанья. Что же мне делать? Он является помимо моей воли. Я хотел писать в самых дружеских деловых тонах и прекрасно настроен. Многих очень люблю, но не со всеми и не со всем согласен».

Собр. соч., т. 7, стр. 625 – 628.

Август 11

Продолжает письмо к Вл. И. Немировичу-Данченко; обсуждает репертуар на предстоящий сезон.

Категорически высказывается против постановки пьес Мережковского, Андреева, Чирикова и пр., которые, в конечном счете, приводят к банкротству в репертуаре театра. «Относительно сезонных пьес и успехов — так точно как и относительно перекрашивания собак в енотов — Вы мое мнение знаете.

Я считаю это очень невыгодным и для театра и для кассы».

{32} С. предлагает немедленно «залаживать» «Чайку», подумать для студии о пьесе Йосипа Косара «Непобедимый корабль», которую он, несмотря на ее оперность и мелодраматизм, предпочитает пьесам Мережковского и Андреева.

Приветствует мысль Немировича-Данченко о постановке пьесы Р. Тагора «Король темного покоя» и трагедии Эсхила «Прометей». «Рабиндранат, Эсхил — вот это настоящее. Мы этого играть не можем, но пробовать надо».

Рекомендует не останавливать работу над «Розой и Крестом», а немедленно пустить ее «студийным порядком». «Вот пьеса, из которой можно сделать что-нибудь только через студийные пробы, поправки и опыты».

Убежден, что надо ставить «Грозу», «Лес», «Бешеные деньги» Островского, «Преступление и наказание» Достоевского, возобновить «Снегурочку», «Ревизора», «Смерть Иоанна Грозного».

Там же, стр. 628 – 633.

«Я ведь только об этом и думаю в своей “системе”: как бы добраться до возвышенных чувств и красоты, но только не через красивость и не через сентиментальность, надрыв и штампы. Если мне на моем веку удастся положить первый камень, солидный и устойчивый, я сочту себя счастливым и поверю, что наши внуки увидят того актера, о котором я мечтаю. Но как из мухи не сделать слона, так и из нас, восьмидесятников-буржуев, не сделать героев. Техники же для подделки нет. Убежден, что мой путь единственный, но именно поэтому-то, что он настоящий, он очень долог».

Там же, стр. 630.