Сентябрь 19

Вечером занимается с А. К. Тарасовой и М. А. Крыжановской ролями Ани и Вари из «Вишневого сада».

Сентябрь 20

Проводит первую репетицию со статистами — участниками народных сцен «Царя Федора Иоанновича»¹⁹³. «Перемизансценировал» ряд мест.

Заметки С. к репетициям «Царя Федора Иоанновича». Архив К. С., № 3214.

Вечером работает с Тарасовой над ролью Ани.

Дневник С. Архив К. С.

Сентябрь, после 20‑го

Ежедневно репетирует спектакли, предназначенные для показа в Берлине.

«Заигранные пьесы до того разладились, что трудно было ощупать в них живые волнующие места. Все внутри износилось. Кроме {310} того, расколотая за последние годы труппа и вновь формируемая для предстоящих гастролей потребовала замены многих из исполнителей».

Собр. соч., т. 6, стр. 126.

«Станиславский рвал и метал. Репетировали с 9 утра до 12 ночи. Когда наш театр был занят по утрам немцами, шли в другой театр».

Письмо Л. М. Леонидова к Б. Л. Изралевскому от 9/X. Сб. «Л. М. Леонидов», стр. 295.

Сентябрь 21

«Утром была Германова. Хочет играть¹⁹⁴. Я ей все сказал прямо: боюсь ее характера. Боюсь, что Пашенная откажется, а Книппер обидится. Я ненавижу ее за характер, но люблю за отношение к искусству.

К И часам все артисты собрались в фойе театра. На этот раз — чинно. Встреча Кореневой и Германовой. Кто первая подойдет. Под предлогом, что Кореневу закачало и ее шатает, — она осталась на месте, а подошла Германова. Эта пошлость меня возмутила и я придирался к Кореневой на репетиции. Мстил».

Дневник С. Архив К. С., № 807.

В. В. Лужский пишет в своем Дневнике о том, как С. в этот день проводил показную репетицию «Царя Федора Иоанновича» для корреспондента газеты «Berliner Tageblatt».

«… Конечно, всё мы должны показать, конечно, поездка приобретает мировое, историческое значение…»

Архив В. В. Лужского, № 5100.

«Незабываемое зрелище. Он дирижирует, взмахивая кистями рук, своей актерской толпой, как капельмейстер дирижерской палочкой ведет свой оркестр. … Сначала актеры говорят только движением головы и мимикой, потом добавляется несколько жестов, вступает легкий шепот, шептание переходит в разговор, темп прибавляется, теперь Станиславский подает знак к вступлению актеру слева, который выплескивает стих, звучащий, как удар литавры, тогда Станиславский кивает с привлекающим жестом одному из актеров справа, который вливается в общее с силой тромбона, так что у него вздуваются жилы на лбу. Голоса смешиваются, страсти бушуют, Станиславский вскакивает со стула и, потрясая кулаками, вздувает такое фортиссимо, что все фойе Лессинг-театра содрогается, и беззаботные прохожие, идущие в кассу, чтобы взять билет… испуганно смотрят наверх. Но Станиславский еще не доволен динамичностью этой игры. В середине фортиссимо он хлопает, буря утихает и Станиславский объясняет. Говорит о пианиссимо, {311} аччелерандо и фортиссимо, становится рядом с актером, играет его роль, причем его лицо, обладающее способностью удивительного перевоплощения, проясняется отеческой добротой и нежностью, идет к другому актеру, играет его роль, при этом потрясая головой, подобно разгневанному Юпитеру, и голос его звучит властно и мощно, как качающийся медный колокол. Час за часом проходит репетиция без перерыва. Эти люди, так одержимы своей работой, что они не чувствуют ни усталости, ни голода и жажды. Наконец, наступает перерыв, и Станиславский приветствует меня с манерами безукоризненно светского человека».

Э. Вульф, У Станиславского. — «Berliner Tageblatt», 23/IX.