Сентябрь 10

Огорчен отказом Н. В. Демидова вести занятия по системе в школе МХАТ.

«Это какой-то рок!

Работал, мучился с Вахтанговым. Его не признавали, выгоняли из театра, а под конец поманили, и там он давал уроки, обещал режиссировать; в “Габиме” работал по ночам, а для меня во всю свою жизнь нашел только 2 вечера, чтобы вместе поработать над Сальери.

Все, что ни сделаю, ни заготовлю, — у меня вырывают из-под рук, а я — на бобах»¹⁸⁶.

Письмо С. к Н. В. Демидову. Собр. соч., т. 8, стр. 25.

Сентябрь 12

Проводит заседание в Оперной студии Большого театра. В своем докладе намечает широкие перспективы творческой и организационной деятельности студии.

Считает, что студия должна состоять из трех самостоятельных автономных отделов: студии актера, оркестровой студии и хоровой студии. Все эти студии объединяются на оперных спектаклях и симфонических вечерах.

«Все студии (в том числе и актерская) должны себе поставить целью уметь окупать себя самостоятельно. Нельзя всегда висеть на шее Правительства». Но при всей самостоятельности и автономности оркестр и хор, по требованию С., «должны быть в курсе всех принципов и требований Студии». «Необходимо, чтоб оркестр и хор знали систему», указывает С., «ясно понимали бы смысл и цель сквозного действия, {306} задач и т. д., а также сознательно относились бы к ритму тела, движений и вообще сценического действия». На время своего отсутствия С. предлагает возложить обязанности заведующего студией на А. В. Богдановича, режиссерскую часть передать Б. М. Сушкевичу, общее музыкальное руководство поручить дирижеру Н. С. Голованову.

Идеальная программа Школы-Студии Большого театра. Протокол собрания Художественного совета Оперной студии Большого театра. — Архив К. С.

«Тов. Б. М. Сушкевичу.

Согласно Вашему обещанию я прошу Вас взять часть моих функций в Оперной Студии. Вот в чем будут заключаться Ваши обязанности: 1) переносить на большую сцену (Новый театр или 4‑я Студия) готовые и слаженные в студийном помещении, спектакли; налаживать сценическую, закулисную часть… дать общую физиономию спектаклей, чтобы они зазвучали на публике не меняя, при этом, установленного плана. После постановки спектакля — проверять его и в случае, если он разладится, вновь налаживать. 2) Спектакль может быть показан публике только в том случае, когда музыкальная часть (Голованов и Садовников), вокальная (Богданович и Гукова) и наконец режиссерская часть (Соколова, Алексеев, Демидов и Вы председатель с правом голоса) — дадут на это разрешение. Если одна из этих частей не дает согласия, — спектакль должен быть дорепетирован. Всецело доверяя Вам и другим режиссерам, которые знают мои убеждения, требования и задачи, я уверен, что Вы не допустите спектакля, за который мне придется краснеть, и не позволите тем театрам, где нам придется играть, выставлять мое имя на афишу, если не сочтете постановку удовлетворительной. 3) Прошу Вас быть консультантом по вопросам режиссерского характера, при постановках новых пьес, во время недоразумений на репетициях или спектаклях. 4) По вопросам материального характера обращаться к моему заместителю по заведыванию Студией — А. В. Богдановичу».

Письмо (черновик) С. к Б. М. Сушкевичу. — ЦГАЛИ, ф. 2484, оп. 1, ед. хр. 12.

Пишет Вл. И. Немировичу-Данченко в Висбаден: «Я уезжаю с твердым намерением вернуться в Москву “иль со щитом, иль на щите”.

Или удастся сплотить первую группу, и тогда можно будет пытаться продолжать дело; или это не удастся, и тогда надо его кончать».

Рассчитывает за границей завершить постановку «Плодов просвещения» и подготовить «Каина» «в новой мизансцене» с Качаловым в роли Люцифера.

{307} Обеспокоен вышедшей в свет книгой В. М. Волькенштейна «Станиславский», в которой недооценено значение деятельности Немировича-Данченко в Художественном театре.

«На моей спине сводились какие-то счеты с Вами. Вы мне поверите, что я всячески готов исправить происшедшую неловкость».

Собр. соч. т. 8, стр. 26.

«Милому, любимому, верному другу —

целителю, утешителю и страстотерпцу Ф. Н. Михальскому. Ваш девиз: “Придите ко мне все труждающиеся и аз успокою вы”. С такими чувствами в душе Вы живете в наш век, в Москве, в 1922 году! Остается удивляться, радоваться на Вас, любить Вас, петь Вам хвалу и бесконечно благодарить. Что я и делаю.

Ваш душевно

К. Станиславский».

Надпись на фотографии, подаренной Ф. Н. Михальскому. Собр. соч., т. 8, стр. 463.