4. Посткейнсианство: откуда и зачем?

Доведя страну до нынешней слабости, реформаторы убеждают нас теперь, что единственным спасением для нас является привлечение иностранного капитала. На определённых условиях это, наверное, допустимо. Но никто не будет любить нас больше, чем мы сами себя. Никто не будет заботиться о нас, если мы сами не найдём в себе сил для нового подъёма. Надежды на доброго дядю – обман.

В такой ситуации нет ничего важнее хорошей теории, проливающей свет на пути и перспективы развития страны. Её сейчас у нас нет. Что на это не подходит марксистская теория в её догматическом, советском варианте ясно из опыта прошлого. Советская идеология сильно окостенела и не смогла ответить на вопросы времени, указать на те социальные силы и процессы, которые подтачивали и разъедали устои общественного строя и привели его к гибели. Но ещё меньше отвечает нашим нуждам принятая теперь либеральная (неоклассическая) теория. Советский марксизм хоть в догматической форме, но говорил о наших проблемах. Неоклассическая теория не менее догматична, далека от реальности и порождает иллюзии. Даже на Западе, на почве которого она возникла и условиям которого соответствует более всего, эта теория подвергается фундаментальной критике за несоответствие реальным процессам.

Хотя по традиции советского периода, власти навязали неоклассику преподавательскому корпусу, о её несостоятельности на Западе говорили задолго до печального опыта постсоветских государств. Еще в 1983 году выдающийся американский посткейнсианец А. Эйхнер писал: «Экономикс как дисциплина состоит из теоретического аппарата … который не соответствует действительности. В самом деле, эта теория немногим более чем разработка набора дедукций, предлагающих комплект метафизических, а, следовательно, ненаучных аксиом. Неудивительно, что любая, основанная на такой теории, государственная политика просто кличет беду».^iv Сегодня мы это увидели ещё раз. Теорией общего равновесия и оптимальностью по Парето, якобы неотъемлемо свойственных капитализму, неоклассическая теория закрывала себе глаза на надвигавший кризис.

Что касается нас, где культурная почва глубоко отлична от западной, то здесь неоклассика показала свою полную непригодность. За исключением торговли и сферы услуг, превозносимый неоклассической теорией частный собственник в наших условиях оказался не только менее эффективным, чем советский директор, но ещё и небывалым мотом и мошенником. По своему образу и подобию частный собственник сделал общество криминальным, а основные звенья общественной жизни заразил коррупцией. Он принёс в нашу жизнь то, чего у нас никогда прежде не было: практику похищения людей с целью выкупа, заказные убийства и рейдерский захват собственности и т.д.

Теоретические истоки наших многочисленных бед, на мой взгляд, надо видеть в неоклассической теории, которая была предложена нам в соответствии с западной стратегией подчинения российской экономики своим интересам. Наше экономическое мышление также формировалось в этом направлении. В наиболее благоприятное положение поставлены учебные заведения, формирующие у молодёжи угодное Западу либеральное понимание вещей. С такой же целью подбираются переводимые учебники и работы отдельных авторов. Среди них нет альтернативных изданий. Между тем, мировая экономическая мысль чрезвычайно богата и разнообразна. За фасадом того, что рекламируется для сбыта за рубеж, остаются малоизвестные нам бесценные идейные бриллианты. Конечно, прямо в глаза они бросаются не всегда. Чтобы добраться до них, надо просеять немало теоретической «руды». К сожалению, должной работы в этом направлении нет. Мы принимаем то, что нам предлагают, и не ищем то, что нам нужно. Нелегкую работу над альтернативной экономической теорией никто не финансирует, и ее приходится проводить на свой страх и риск, мотивируясь профессиональным интересом и чувством гражданской ответственности.

Такой бесценной представляется мне альтернативная неоклассике посткейнсианская экономическая теория. Многие считают название неудачным, ибо она не меньше связана с Марксом, Калецким, Кальдором, Джоан Робинсон и рядом других выдающихся экономистов современности. Но поскольку название стало обиходным, то приходится его придерживаться. Гораздо важнее, что посткейнсианцы отвергают неоклассику и противопоставляют ей свой альтернативный подход по широкому кругу проблем вплоть до методологии экономического анализа, что при всех различиях авторов придаёт этой теории определенную цельность.

Посткейнсианство отвергает исходное положение неоклассики о свойстве рынка и капитализма стремиться к спонтанному саморегулированию, достижению общего равновесия, так называемой оптимальности по Парето, и способности агентов рынка точно рассчитать и предвидеть результаты своих действий. Наоборот, – говорит посткейнстанство, – экономика характеризуется фундаментальной неопределенностью будущего, и точные последствия своих действий люди предвидеть не могут. Кризисные спады явный тому показатель. В рынке и капитализме заложена тенденция не к равновесию, а к его нарушению, когда экономике приходится функционировать «на острие ножа», чреватого обострением социальной напряжённости. Чтобы избежать её, общество должно воздействовать на экономику с помощью государства. Отсюда выдвижение посткейнсианством на первый план задачи обеспечения занятости путем стимулирования частных и государственных инвестиций и накачивания совокупного спроса как стимулятора экономического роста.

Одним словом, посткейнсианство является бесценным даром для нас при условии дополнения его отечественными разработками, обобщающими наш собственный опыт. В советской практике государственного регулирования и планирования было много негативного, но, как теперь ясно, было немало и позитивного. Кризисных спадов экономики не было, рабочих на улицу не выбрасывали и без средств существования не оставляли, жильё люди получали бесплатно, а угрозы его потери не было. Каждому человеку были обеспечены минимальные социальные гарантии. Не от всего своего надо отказываться! Требуется работа, подобная той, которую в агротехнике принято называть районированием сорта, его приспособлением к иным почвенно-климатическим условиям. Российская почва глубоко отлична от англо-американской, а потому приспособление посткейнсианства к нашим условиям надо рассматривать как проблему исключительной теоретической и практической значимости.