Преимущественные для детского возраста психогенные реакции

(Продолжение)

Изменение характера под влиянием неблагоприятных

Условий воспитания

В предыдущих лекциях были рассмотрены различные фор­мы острых и подострых психогенных реакций, которые преиму­щественно наблюдаются у детей. Не менее значительна роль возрастных особенностей и в тех случаях, когда причиной ре­активных состояний являются длительно действующие психо­генные факторы. Реактивное состояние в этих случаях возни­кает исподволь, формируется очень постепенно и при опреде­ленных условиях принимает длительный, а иногда и относи­тельно стойкий характер. В детской клинике эта разновид­ность реактивных состояний с длительным течением также имеет свои особенности как в патогенетическом, так и в кли­ническом отношении.

В возникновении этой разновидности реактивных состоя­ний наибольшее значение в детской клинике приобретает не­благоприятная семейно-бытовая обстановка.

О большой патогенной значимости неблагоприятной семейной ситуации пишет ряд как отечественных, так и зарубежных авторов. Однако ие все они одинаково понимают, в чем сущность этого неблагоприятного влияния на ребенка. В предыдущей лекции было указано, что представители психо* аналитического направления, как последователи Фрейда, так и иеофрейди- сты, видели основную причину во взаимоотношениях матери и ребенка в первые годы жизни. Отсутствие любви и ласки со стороны матери, неудов­летворение биологических потребностей, по мнению этих авторов, явля­ются основными причинами патологической реакции у детей (см. лек­цию 10).

Советские врачи и педагоги при разрешении данного вопроса исходят из другой точки зрения. Они не придают основного значения развитию инстинктов и считают, что развитие личности ребенка определяется глав­ным образом его деятельностью и воспитанием в условиях определенной социальной среды. Понятие «социальная среда» трактуется ими по-иному, чем представителями психоаналитической школы. Они учитывают ие только взаимоотношения родителей и детей, но и экономические условия, в кото­рых живет семья, и общественное сознание родителей. Неблагоприятное влияние тяжелой семейной ситуации и условий они видят в том, что в та- кой семье воспитание ребенка либо совершенно отсутствует, либо построено неправильно, ошибочно. В таких условиях формирование характера ребен­ка идет по неправильному пути, его интересы и склоиности не получают должного развития, взаимоотношения с окружающей средой складываются неправильно.

Клинические проявления реакции на длительную тяжелую семейную ситуацию у детей имеют ряд особенностей. В отли­чие от взрослых здесь относительно реже встречаются слож­ные невротические образования (истерические, обсессивные, ипохондрические) (см. лекцию 7). Центральное место в кли­нической картине занимают различные изменения харак­тера.

Клиническое положение этой разновидности психогенных реакций очень неясное. Грани с нормой здесь еще менее рез­кие, чем при других формах реактивных состояний. В тех слу­чаях, когда изменение.характера принимает более резко выра­женные формы, они могут быть ошибочно расценены как про­явление психопатии.

В отношении этой формы психогенных реактивных состоя­ний нет еще общепринятой номенклатуры. Педагоги называ­ют этих детей трудно воспитуемыми. Предлагают также на­зывать эти формы неправильного формирования характера социопатией. Термин этот неудачен, так как социальный фак­тор играет большую роль в возникновении различных психи­ческих нарушений у человека.

Большинство психиатров применяет в отношении этих дли­тельных реактивных состояний термин «патологическое раз­витие личности», но и этот термин, хотя и отображает сущ­ность психических нарушений, является чрезмерно широким и неодинаково трактуется разными авторами. Ясперс понимает под этим названием психологически «выводимое», необрати­мое изменение свойств личности. П. Б. Ганнушкин относит в эту группу психогенные изменения у психопатической лично­сти. В. А. Гиляровский идентифицирует термин «патологиче­ское развитие личности» с психопатией.

Такое смешение понятий — патологическое развитие лич­ности и психопатия — не соответствует клиническим фактам и является вредным для детской практики, так как диагноз «психопатия» у детей должен ставиться с большой осторож­ностью. Он имеет серьезное значение для дальнейшей судьбы больного.

Недостаточная дифференциация этих форм ведет к не­обоснованному расширению диагностики психопатий.

Хотя в клинической картине реактивно возникших измене­ний характера имеются отдельные черты сходства с психопа­тией, тем не менее сходство здесь только внешнее. В основе психогенно обусловленных изменений характера нет тех бо­лезненных механизмов, которые характеризуют патогенетиче­скую сущность той или другой группы психопатий. Некоторые формы неправильного поведения ребенка, живущего в небла­гоприятных условиях, представляют собой лишь особые приспособительные механизмы к тяжелой жизненной си­туации.

Возникновение таких форм поведения Фурст представляет следующим образом: «Пытаясь наилучшим образом совладать со своими трудностями, ребенок почти беспрерывно пробует разные приемы и методы защиты, которые должны уменьшить страдание и дать ему возможность жить и действовать в весь­ма трудной обстановке. Поскольку это—метод защиты от других людей, в нем можно установить какие-то социальные элементы, обычно в форме агрессивности, обмана, хитростей, попыток избегать людей или задабривать их. В каждом дан­ном случае самый успешный из этих методов становится ста­бильным элементом поведения».

Однако дети с реактивными изменениями характера отли­чаются от здоровых детей, так как длительное воздействие не­благоприятных факторов вызывает эмоциональное напряже­ние и неизбежно истощает нервную систему и нарушает нор­мальное функционирование всего организма.

Основное различие между реактивно возникшими измене­ниями характера и психопатией состоит в том, что при психо­патии всегда имеется врожденная или рано приобретенная не­достаточность нервной системы. При психогенно возникших изменениях характера ребенка нет аномалии развития нерв­ной системы. Отсюда понятно, что отклонения высшей нерв­ной деятельности в этих случаях легче поддаются обратному развитию при изменении условий жизни ребенка.

Клинические варианты психогенно возникших из­менений характера очень многообразны и трудно укладыва­ются в определенную схему. Эти трудности группировки впол­не понятны, если учесть, что в каждом конкретном случае от­клонение в формировании характера зависит не только от разнообразия психогенных, ситуационных факторов, воздейст­вовавших на ребенка, но и от индивидуальных особенностей его личности.

При всем разнообразии индивидуальных особенностей де­тей и подростков, составляющих эту группу, можно отметить несколько общих характерных моментов: 1) неправильное вос­питание ребенка; 2) длительность воздействия неблагоприят­ной обстановки; 3) наличие известной психологической «по­нятности».

Изменения характера и поведения ребенка находятся в со­ответствии с теми условиями, в которых они возникли.

Схематически можно выделить три наиболее часто наблю­даемых типа изменений характера: а) агрессивно-защитный, б) пассивно-защитный, в) «инфантилизированный».

Агрессивно-защитный тип встречается обычно в тех слу­чаях, когда развитие ребенка протекает в недружной семье, быт которой полон конфликтов, размолвок и равдоров. В та­кой семье, как правило, нет упорядоченного уклада жизни, организованного режима, необходимого для воспитания у ре­бенка трудовой установки и правильных форм общения с окружающими. Постоянные скандалы, грубость и несдержан­ность членов семьи травмируют ребенка и создают атмосферу постоянного психического напряжения, истощающего его нерв­ную систему. Если к этому присоединяется материальная необеспеченность семьи (нередко вызванная не столько ма­лым заработком, сколько бесхозяйственностью и особенно пьянством отца) и безнадзорность ребенка, то понятно, что в таких условиях у него развивается возбудимость и неустойчи­вость в поведении. Постоянное нервное напряжение, необхо­димость защищаться от обид, наносимых старшими членами семьи, часто срывающими на ребенке свое раздражение, фор­мируют агрессивно-защитную установку. Естественно, что в такой атмосфере стимулируется развитие эгоизма, грубости, жадности и недоброжелательности.

Недоверчивое отношение к окружающим, позиция «одного против всех», постоянная готовность к самозащите фиксиру­ются и сохраняются и за пределами семейных взаимоотноше­ний и в дальнейшем существенно мешают установлению кон­такта с людьми. Поэтому в школе такой ребенок обычно всту­пает в конфликт с педагогами и товарищами, плохо осваива­ет режим и довольно быстро приобретает репутацию «дезор­ганизатора». Жалобы со стороны педагога на плохое поведе­ние в школе еще больше обостряют конфликтную ситуацию в семье и нередко служат одной из причин ухода из школы, а иногда из семьи.

В некоторых случаях причиной агрессивно-защитного типа поведения бывают психогенные травмы, вызванные семейной ситуацией (развод родителей, появление мачехи или отчима, неправильно относящихся к ребенку).

Мальчик 15 лет. Мать жалуется на резкие изменения в его поведении в течение последних 3 лет. Мальчик стал скрытен, замкнут, груб и резок с матерью и отчимом, пропускал занятия в школе, время проводил вне дома (один раз даже не вернулся ночевать). Недавно открыл запертый ящик письменного стола, взял часы покойного отца и категорически отка­зался их вернуть. С матерью последнее время не разговаривает, на во­просы, где он бывает и что делает, отвечает молчанием или грубостями.

Из анамнеза, со слов матери, известно, что ребенок родился в срок, развивался нормально. В возрасте 8 лет перенес ветряную оспу, 10 лет — корь; болезни протекали легко, без осложнений. Рос здоровым жизнера­достным ребенком, в меру подвижным, очень приветливым и общительным. С 5 до 7 лет посещал детский сад, где педагоги отмечали его хорошие спо- собиости, инициативность в играх, доброту и уживчивость со сверстни­ками. В семье также был ласков, несколько шаловлив, но послушен и не строптив. В школу 'поступил в возрасте 8 лет, учился хорошо, вел себя правильно, имел много товарищей.

С б до 10 лет жил с матерью и бабушкой в эвакуации в довольно труд­ных условиях. Дома охотно помогал старшим по хозяйству, был к ним очень внимателен, тосковал по отцу, волновался, когда от него долго ие было писем с фронта. В возрасте 10 лет вернулся в Москву, продолжал учиться в школе. Вскоре пришло известие о гибели отца. Мальчик тяжело переживал утрату, осунулся, плохо спал, по ночам потихоньку плакал. К матери стал особенно внимателен, старался ее утешить, говорил, что бывают ошибочные извещения, может быть, отец жив и еще вернется к ним. Учился хорошо, старательно, педагоги отмечали, что он стал «не по летам серьезным».

Через два года, когда ему было 12 лет, мать вторично вышла замуж. Отчима встретил недружелюбно, держался корректно, но уходил из ком­наты при его появлении, почти не разговаривал с ним. Просьба матери называть отчима отцом вызвала бурную аффективную реакцию: он дрожал всем телом, старался сдержать слезы, кричал: «Нет моего отца и никогда не будет! Я ему не изменю! Это ты такая!..». После этого с матерью стал груб, часто упрекал ее в измене памяти отца. Учиться в школе стал плохо, взаимоотношения с педагогами и товарищами испортились. Мальчик про­пускал школьные занятия, до позднего вечера не приходил домой, никому не говорил, где и с кем бывал.

Отношения в семье становились все более напряженными и дошли до открытой вражды, когда отчим начал пользоваться вещами покойного отца (носил его костюмы, завладел письменным столом, книгами и т. п.). Мальчик в очень грубой форме потребовал, чтобы ему отдали все вещи отца, отделили часть комнаты.

В последнее время он совершенно перестал разговаривать с матерью, рано утром уходил из дому, возвращался поздно вечером, на кухне съедал оставленную ему пищу и ложился спать. В то же время начал серьезно и напряженно учиться; успеваемость в школе повысилась, но педагоги заметили, что мальчик стал угрюмым, молчаливым, чуждался товарищей, попытки классного руководителя поговорить с ним встречал враждебно («мне с вами не о чем говорить»). Однажды взломал ящик письменного стола и взял часы отца. На упреки матери отвечал, что часы принадлежат ему и ои их иикому ие отдаст.

Физическое развитие мальчика соответствует возрасту; со стороны нервной системы и внутренних органов отклонений нет. Отмечается блед­ность лица, синева под глазами. Часто беспокойный сон — бормочет, вер­тится в постели.

Психическое состояние: от беседы с врачом отказывается, заявляет, что он совершенно здоров, «а остальное вас не касается; я ничего говорить не буду». На вопросы не отвечает. Когда речь зашла о его матери и жизии в семье, мальчик покраснел, злобио посмотрел на врача, стиснул зубы, но ничего не ответил. В стационаре ведет себя правильно, режима не нару­шает, работает в мастерской, ио ни с кем не разговаривает, со сверстни­ками не сближается, к взрослым относится враждебно, неизменно отвечая на все вопросы: «Это мое дело, вас ие касается». В течение первых 2 недель все свободное время сидел на койке, опустив голову, не обращая внимания на окружающих. Позже начал много читать, предпочитал книги о войне и научно-популярную литературу. От свиданий с матерью катего­рически отказался, передачу от нее не принимал. Уговоры персонала вызы­вали раздражение, гневные взгляды и неизменный ответ: «Не хочу, не буду». В течение всего времени пребывания в стационаре оставался недо­ступным, угрюмым, настороженным, недоброжелательным.

После выписки из стационара мальчик без ведома матери оставил школу, поступил в ремесленное училище и поселился в общежитии. От встреч с матерью отказывался.

Поведение мальчика в течение последних 3 лет резко изме­нилось: из жизнерадостного, общительного, ласкового, довер­чивого ребенка он превратился в угрюмого, скрытного, озлоб­ленного, враждебно относящегося ко всем окружающим. Од­нако это превращение было вызвано не психической травмой (смертью отца), так как непосредственно после нее мальчик был особенно сердечен и чуток к матери. Основной причиной явилась «измена» матери памяти отца и появление отчима. Оскорбленный в своих самых глубоких чувствах — любви и уважения к памяти Отца, мальчик почувствовал себя не толь­ко одиноким, но и униженным необходимостью подчиняться тем, кто его оскорбил. В такой ситуации психологически по­нятно развитие агрессивно-защитного поведения, озлобленно­сти и враждебности.

Возможно, что известную роль во всем этом играла и осо­бая чувствительность к вопросам личной жизни, и психиче­ская неуравновешенность, свойственные подросткам в пубер­татном возрасте.

Однако, несмотря на трудную ситуацию, после срыва в поведении, имевшего характер бурного протеста, он все же нашел рациональный выход: напряженное учение в школе, пе­реход в ремесленное училище, избавляющий его от необходи­мости жить с матерью и отчимом. Такой путь разрешения сложного вопроса свидетельствует о большой стеничности под­ростка и правильной оценке реальных возможностей. Все это дает основание отвергнуть первоначально возникавшие пред­положения о психопатии или сдвиге, обусловленном переход­ным возрастом, и подтвердить диагноз, установленный в ста­ционаре. Из катамнеза, полученного через год, известно, что мальчик успешно учится, ведет себя правильно, но остается замкнутым, малообщительным, невеселым, молчаливым (раз­говаривает только «по делу»). С матерью не встречается.

Чем дольше живет ребенок в травмирующей обстановке, тем устойчивее и ярче становятся элементы агрессивно-за­щитного поведения.

Опорными пунктами для дифференциальной ди­агностики с органической психопатией в таких случаях могут быть следующие данные: 1) отсутствие в анамнезе ука­заний она перенесенные ребенком в прошлом органические по­ражения мозга; 2) отсутствие 'патологических -симптомов со стороны нервной системы; 3) относительно быстро наступаю­щее снижение возбудимости и взрывчатости при помещении ребенка в стационар при правильных лечебно-педагогических мероприятиях; 4) сравнительно легко достигаемое восстанов­ление работоспособности, недостаточность которой в таких случаях связана не с церебральной истощаемостью (как у ор­ганических психопатов), а с отсутствием навыков к система­тической работе; 5) психическая активность, живость интере­сов, сохранность памяти, нормальный темп психических процес­сов. Однако все эти особенности выявляются только тогда, когда ребенок удалей из травмирующей обстановки и жи­вет в благоприятных условиях, стимулирующих его раз­витие.

При такой же конфликтной ситуации у детей астеничных, соматически ослабленных, с пониженным биологическим то­нусом отмечается совершенно другой, иногда противополож­ный тип неправильного формирования характера. В этих слу­чаях имеет место та форма приспособления к условиям суще­ствования, которую можно назвать пассивно-защитным типом поведения. Иногда такое поведение развивается у ребенка, живущего в недружной, конфликтной семье, где вместо забо­ты и внимания он встречает лишь упреки и наказания. При этом малая стеничность не позволяет ему активно отстаивать интересы, и поэтому ребенку приходится пассивно приспо­сабливаться к реальной ситуации. В других случаях такое же поведение формируется в условиях семьи, внешне благопо­лучной, но с суровым, деспотическим укладом, при котором наказания (нередко и физические) являются основным мето­дом воспитания. В таких условиях вырастают «забитые де- ти» — робкие, трусливые, пугливые, слезливые, внушаемые. Атмосфера страха, боязни наказаний, в которой они живут, создает настороженность, недоверчивое отношение к окружа­ющим, неуверенность в собственных силах. В школе они иног­да производят впечатление несообразительных, даже умст­венно отсталых, тогда как в действительности их плохие от­веты обусловлены робостью, боязнью неудачи и последующе­го наказания со стороны родителей. Они чуждаются общества детей, боясь насмешек, избегают участия в общих играх в связи с неловкостью и трусостью.

Близкую к этому типу клиническую картину Н. И. Озерец- кий описывает под названием «псевдоневрастении», рассмат­ривая ее как психогеную реакцию, возникшую в ответ на не­посильные требования, предъявляемые к ребенку. Однако длительно травмирующие ребенка условия не только созда­ют преходящую реакцию, но формируют и более или менее устойчивые особенности характера.

В иных случаях в поведении «забитого» ребенка домини­рует «реакция покорности», пассивное подчинение всем требо­ваниям и приказаниям, безволие и слабость. Такой вариант бывает нелегко отграничить от астенического состояния ре­бенка с врожденной нервностью. Дифференциально­диагностическими признаками могут служить: 1) от­сутствие со стороны вегетативной нервной системы рас­стройств, характерных для данной болезненной формы; 2) от­сутствие повышенной истощаемости нервной системы (послед­нее обнаруживается обычно, когда удается удалить детей из травмирующей обстановки); 3) сравнительно быстрое повы­шение работоспособности и общего тонуса после помещения ребенка в хорошие условия.

Более сложные изменения поведения и характера разви­ваются у тех детей, у которых длительное пребывание в тя­желых условиях постепенно вырабатывает приспособление «обходным путем» — стремление «умилостивить», разжало­бить или обмануть людей, от которых они зависят. Так форми­руется угодливость, лицемерие, лживость, изворотливость и т. п., создается показное трудолюбие, тогда как в действитель­ности развивается лень и тунеядство, утверждается низкопок­лонство перед сильными, жестокость и грубость в отношении слабых.

Чувствуя себя одиноким и беззащитным, ребенок привы­кает недоверчиво, подозрительно, а иногда враждебно отно­ситься ко всем, он становится жадным, себялюбивым. Но все эти качества скрываются под маской приветливости и услужливости.

« И нфантилизиро ванный» тип. Причиной неправильного формирования характера ребенка может быть и чрезмерное внимание к нему, которое наблюдается при изнеживающем воспитании «единственного» или «самого маленького» ребенка в семье. В подобных случаях искусственно создаются черты инфантильности, и у ребенка формируется инфантильный тип поведения. Чрезмерная забота и стремление избавить ребенка от малейшего затруднения приводят к задержке развития его активной деятельности: он не овладевает соответствующими его возрасту навыками: не умеет одеваться, умываться, опрятно есть и т. п. Непривычка к преодолению препятствий создает крайнюю нетерпеливость, несдержанность, любое незначи­тельное затруднение вызывает аффективную реакцию, крик и слезы. Постоянная опека и оберегание вызывают трусли­вость, неловкость, неумелость; потакание всем прихотям стимулирует капризность, требовательность, своенравие, эгоизм.

При изнеживающем воспитании заласканный ребенок по­степенно перестает ценить любовное отношение окружающих, становится самовлюбленным, тщеславным; частые похвалы, преувеличенная оценка его способностей воспитывают эгоцен­тризм, жажду признания. Чрезмерная забота, постоянные раз­говоры в присутствии ребенка о его здоровье делают его мни­тельным.

Таким образом, и в этих, внешне вполне благополучных, условиях воспитания формирование характера идет непра­вильно, не воспитывается трудовая направленность, требую­щая выдержки и организованности, не прививаются навыки самоограничения, обязательные для жизни и деятельности в коллективе. При поступлении в школу такие дети оказываются маловыносливыми: они не приучены к доступной для их воз­раста сосредоточенности и устают раньше других, на уроках они невнимательны, занятия им кажутся «скучными», так как они привыкли только к играм и развлечениям. Двигательные навыки, необходимые для письма, им даются труднее, чем другим, так как они не получили необходимой тренировки в тех точных и мелких движениях, которые развиваются у де­тей в процессе повседневного самообслуживания — при засте­гивании и расстегивании пуговиц, зашнуровывании ботинок, обращении со столовыми приборами и т. п. Легко сближаясь со сверстниками, они часто е ними ссорятся, так как привыкли к постоянному выполнению всех своих желаний и не умеют их ограничивать и уступать другим.

Мальчик 8V2 лет. Единственный ребенок; физически развит нормально. Воспитание с раннего возраста было неправильным: его умывали и одевали до 5 лет (и теперь он не одевается самостоятельно), кормили с ложечки, уговаривали, обещая за съеденную порцию подарки и развлечения. Все его прихоти безотказно выполнялись; родные восхищались его умом и спо­собностями.

Несмотря на то, что ребенок рос физически здоровым, каждый раз незначительный насморк или кашель вызывал всеобщую тревогу: ребенка надолго укладывали в постель, вызывали врачей, мать ночи напро­лет проводила около его постели.

Мальчик рос капризным, своенравным, непослушным. К матери был очень привязан, ие отпускал ее от себя, требовал, чтобы она его всюду брала с собой. В возрасте 5 лет он был помещен в детский сад, но пробыл там только 2 недели, так как часами кричал и плакал, требовал, чтобы его отвели к матери. В детском коллективе был труден из-за отсутствия соот­ветствующих его возрасту навыков (не умел самостоятельно одеться, ел медленно и неопрятно и т. п.), а также в связи с капризностью и неуступ­чивостью — требовал, чтобы ребята выполняли все его желания, ии с кем не считался.

Читать научился легко еще до поступления в школу. 77г лет начал посещать школу. Первое время учился охотно, но вскоре заявил, что больше не хочет ходить в школу и под всякими предлогами оставался дома. Учительница говорила матери, что у мальчика хорошие способности, но он нетерпелив, неустойчив, малейшее затруднение его раздражает, и он отказывается от работы: легко запоминая начертания букв, он не хочет упражняться в их написании; заполняет тетрадь рисунками, говоря, что «это веселее», в счете делает ошибки из-за невнимательности; объяснений педагога ие слушает, отвлекается болтовней или просто залезает под пар­ту, заявляя, что он устал. Отношения с товарищами также не налажива­лись, оии смеялись над его неловкостью, трусливостью и хвастовством. Эти насмешки травмировали самолюбивого и обидчивого мальчика, но постоять за себя он не мог, плакал и жаловался учительнице. В конце учебного года ребенок категорически отказался ходить в школу. Заявил, что все там над ним издеваются, учительница его не защищает и он больше не может «так страдать».

Был направлен в санаторий.

Физическое развитие соответствует возрасту. Со стороны внутренних органов и нервной системы отклонений иет.

Психическое состояние: легко вступает в контакт, общителен, довер­чив. В стационаре остался очень неохотно, долго плакал, повторяя: «хочу домой, мне дома лучше». Все же к концу дня успокоился, играл с ребята­ми. На другой же день начались осложнения: не умел умыться, одеться, убрать свою постель — из-за этого опоздал к завтраку; за столом вертел­ся, ел медленно, неопрятно, от некоторых блюд отказывался, вставал из-за стола без разрешения, не дожидаясь других. На занятиях сначала работал хорошо, но к концу урока стал невнимателен, сидел неспокойно, разгова­ривал с соседом. После обеда отказался лечь в постель, ие хотел разде­ваться; после отдыха не хотел убрать свою постель: «Я не умею, дома никогда этого не делал». Во время занятий в клубной коЪшате брался то за одну, то за другую игру, не доводя ии одну из них до конца, все быстро надоедало. К вечеру загрустил, просил, чтобы его отвели домой, плакал.

Постепенно привык к новым условиям, подружился с детьми. После специальных индивидуальных занятий овладел навыками самообслужива­ния и был очень доволен, когда после проверки его включили в дежурство по столовой. Работоспособность повысилась, занятия в школе наладились. Стал более ловким в движениях, меиее трусливым, полюбил занятия гим­настикой, коиьки и лыжи.

Иногда такое неправильное изнеживающее воспитание ведет не только к задержке развития самостоятельности и ак­тивности ребенка, но стимулирует стремление постоянно быть в центре внимания, вызывать восхищение окружающих, всю­ду играть первую роль. Так развивается склонность к пози­рованию и жеманству. Все эти особенности делают таких детей очень сходными с психопатическими личностями асте­роидного типа.

Однако при более тщательном наблюдении удается уста­новить, что эмоциональная жизнь этих детей более богата, привязанности к близким более глубоки, интересы более устойчивы. Недоразвитие высших форм волевой деятель­ности у этих детей никогда не достигает той степени выражен­ности, как у психопатических личностей.

Эти дети не обнаруживают наклонности к реакциям исте­рического типа, у 'них нет такой резкой внушаемости и само- внушаемости. Развитие гипноидных фазовых состояний, столь характерное для психопатических личностей, не свойственно этим детям.

Некоторые признаки, отличающие их от истероидных лич­ностей, можно найти в общем облике этих детей: а) отсут­ствуют признаки физического инфантилизма; б) нет и той детской грацильности движений, чрезмерной, преувеличен­ной выразительности движений, как при психопатии. В то же время у «инфантилизированных» детей более 'выражена недо­статочность двигательных навыков и умений. Характерным для «инфантилизированного» ребенка является относительно быстрое повышение работоспособности при помещении его в надлежащие условия. У детей старшего школьного возраста отмечается резкая разница между поведением ребенка в до­машних условиях и в школе. Дома ребенок капризен, требо­вателен, в школе не обнаруживает неправильностей в пове­дении. В диагностически более трудных случаях большое значение имеет и дальнейшее наблюдение. При изменени­ях характера, вызванных неблагоприятными условиями в ос-

питания, дефекты поведения ребенка легче 'поддаются обрат­ному развитию при перемене обстановки. Это и понятно: нерв­ная система ребенка в таких случаях более полноценна, чем при психопатии, и обладает более высокой пластичностью. Именно поэтому перспективы коррекции подобных характеро­логических изменений являются благоприятными, а каковы могут быть реальные достижения в этой области, чрезвычай­но убедительно показал А. С. Макаренко, давший в своих про­изведениях живые образы таких детей и подростков и их эво­люцию в условиях организованного трудового коллектива.

Лекция 12