Глава 5. Апофеоз разума в философии просвещения

2.5.1. Свет знания и прогресс – главные лозунги эпохи Просвещения

XVIII век вошел в историю под громким именем Просвещения. И действительно, научное знание, бывшее доступным узкому кругу ученых и философов, теперь вышло за пределы университетов и узких лабораторий, стало достоянием широкой интеллектуальной публики: литераторов, общественных деятелей и т.д. Мировоззренческая палитра просветительских идей оформляется в два главных лозунга – наука и прогресс. Прогресс в его ощутимом, земном проявлении, понимаемый как совершенствование техники, изменение условий быта, возможностей производительной деятельности, способной стремительно увеличивать благосостояние человека, становится идеалом поднимающейся и крепнущей буржуазии. Именно появление буржуазии – новой экономически активной прослойки общества с ее мирскими, практическими интересами объясняет тот пафос, с которым просветители утверждают свои идеалы – отказ не только от средневековой схоластки, но и от метафизики Нового времени. Начинается резкая критика картезианства, которое просветители обвиняют в приверженности к умозрительным конструкциям, недостаточному вниманию к опыту и эксперименту. Теперь значительное внимание уделяется практической направленности науки, ее общественной полезности, согласно сформулированным зарождающейся капиталистической эпохой задачам. Не авторитет и традиция, но научный разум способен дать названной эпохе, по ее мнению, то, что она желает – материальное процветание, преобразование-покорение природы, удовлетворение расширяющихся потребностей.

Данный идейный комплекс, безусловно, был новым явлением для традиционного общества. Он требовал определенных социокультурных трансформаций, кардинальных перемен для того, чтобы идеал социального прогресса, усматривающий в отдаленном будущем возможность гармоничного, идеального устройства общества на основах разумности, вытеснил идею эсхатологического восприятия социальной динамики, пророчествующую о деградации общества и его конечных судьбах, доминировавшую в культуре на протяжении предшествующих десятков сотен лет. Не случайно родиной Просвещения стала Англия, раньше других вставшая на путь капиталистического развития и заявившая о своих потребностях в новой социокультурной нормативности. В стране туманного Альбиона философия Просвещения нашла свое выражение в творчестве последователей Дж. Локка – Дж. Толанда, А. Коллинза, Дж. Пристли и др.

Несмотря на то, что просветительские идеи впервые зародились в Англии, наибольшего расцвета и развития они достигли во Франции. Об этом наглядно свидетельствует многочисленность имен французских просветителей (Ф.М.А. Вольтер, Ш. Монтескье, Э.Б. Кондильяк, Д. Дидро, П.А. Гольбах, К.А. Гельвеций, Ж.О. Ламетри, Ж.Ж. Руссо и др.), а также то неоспоримое влияние, которое они оказали на культурную и интеллектуальную жизнь Франции и других европейских стран. Прежде всего это было связано с тем, что Просвещение в целом, и французское Просвещение в особенности стремилось развивать не столько онтологически-гносеологическую проблематику, как это было свойственно философским учениям предшествующих периодов, но делало акцент на социально-философских, социально-политических проблемах, предлагая практические рецепты преобразования общества. Во французском философском Просвещении усматривают идеологическую основу Великой французской революции: генерированием своих новых мировоззренческих ориентиров, антифеодальных и антирелигиозных ценностей она предварила и подготовила политический переворот во Франции.

Мыслители эпохи Просвещения были полностью уверены в возможностях разума исправить в лучшую сторону социальные отношения. Именно разум, по их мнению, мог понять идеальный «естественный порядок» вещей и перенести его на почву социальности, которая, в силу необразованности масс, была далека от совершенства.

Просветительские идеи в английской этике. Восходящая капиталистическая эпоха, в силу своей антитрадиционалистической направленности, актуализировала проблему моральных оснований деятельности человека. Одними из первых в эту проблематику включились английские философы-моралисты, к числу которых принадлежали Энтони Эшли Купер Шефтсбери (1671–1713), Френсис Хатчесон (1694–1746), Бернард Мандевиль (1670–1733). Они подвергали анализу распространяющиеся в то время идеи об эгоистической основе человеческой деятельности – понимающейся как важнейший источник социальных достижений (становления государства, развития экономики и т.д.). Стремительно развивающимся утилитарно-индивидуалистическим тенденциям в общественном сознании Шефстбери и Хатчесон попытались противопоставить идеи морального оптимизма. Они были убеждены во врожденной моральности человека – в наличии у него присущего от природы «нравственного чувства». Именно это чувство необходимо развивать и поддерживать в человеке. В то же время отрицательные аффекты (злоба, коварство, ненависть и т.п.) являются противоестественными для человека. Тем самым философы-просветители выражали убежденность в природном совершенстве человеческой натуры. Данное положение, которое может быть названо антропологическим оптимизмом, вполне соответствует духу той эпохи, в целом оптимистичной и уверенной в себе. Оно противоположно, к примеру, христианской антропологии, в которой человек рассматривался как существо, обладающее несовершенной, нуждающейся в постоянном контроле и исправлении природой.

Как видим, философия Шефстбери и Хатчесона выступает некоторой антитезой общей направленности мысли, развивающейся в описываемую эпоху. Однако в целом в это время доминировали совершенно другие идеи.

Так, певцом и идеологом зарождающейся буржуазной эпохи, уловившим центральную дилемму ее этической проблематики, стал английский математик и философ-материалист, врач по профессии – Бернард Мандевиль. Зарождающийся капитализм, пришедший на смену феодальному типу отношений и традиционной христианской морали, стремился не просто «переинтерпретировать» смыслы социальных норм и отношений, существовавших в обществе, но перевернуть их с точностью «до наоборот». В угоду принципу накопительства, пороки, усердно сдерживаемые культурной традицией, получили одобрение. Недостойное поведение, если оно способствовало материальному процветанию, было признано возможным и желательным. Совершенно откровенно об этом повествует книга Б. Мандевиля, с характерным названием «Басня о пчелах, или пороки частных лиц – блага для общества», представляющая собой, несмотря на свой сатирический характер, своеобразную «порокодицею» – оправдание пороков, гнездящихся в глубинах человеческой личности.

Сюжет басни повествует о пчелах в ульи, жизнь которых с точностью копировала устои человеческого общества со свойственным ему процветанием пороков и страстей. В этом рассаднике грехов улей был счастлив и богат. Но вот однажды, взбунтовавшиеся пчелы, захотели «очистить свои души» и стать праведными, не наживаться путем обмана и преступлений. В итоге – они честны, но несчастны и бедны. Мораль сей басни такова: хочешь быть богатым – будь порочным. И эта константа относится как к отдельному человеку, так и к обществу в целом.

Здесь стоит отметить, что в XVIII веке страсти в целом подвергались тщательному изучению со стороны самых разнообразных мыслителей^. После многочисленных философских размышлений и дебатов, как ни странно, возобладала идея о том, что разрушительная сила страстей может превратиться в нечто конструктивное. Итогом подобных этических нововведений стало то, что менее чем через сто лет, после описываемых интеллектуальных дискуссий, стяжательство и связанная с ним деятельность (например, торговля и банковское дело) получили статус высокочтимых занятий. Западноевропейская культура, избрав для себя идеалом материальное благополучие (о чем говорит даже самоназвание порожденной этой культурой эпохи – капиталистическая), как на уровне индивидуального существования, так и общественного идеала признала алчность важнейшим положительным качеством человека.