Глава 21. Детство, воспитание и лета юности Петра Второго.

Юный император Пётр Второй, внук Петра Первого, сын царевича Алексея Петровича, родился 12 октября 1715 года от брака последнего с принцессой Шарлоттой-Кристиной-Софией Вольфенбюттельской, которая спустя десять дней после рождения сына умерла и погребена в Санкт-Петербурге, в Петропавловском соборе.

Воспитание отца юного Петра Второго, царевича Алексея, было беспорядочно: сперва он находился при матери, первой жене Петра Великого, Евдокии Фёдоровне, урождённой Лопухиной, и бабушке Наталье Кирилловне Нарышкиной (второй супруге царя Алексея Михайловича, матери Петра Первого), по смерти же последней подпал исключительно под влияние нелюбимой Петром Евдокии Фёдоровны.

В 1696 году царевич Алексей начал учиться грамоте по букварю Кариона Истомина, а воспитателем его был определён Никифор Вяземский. В сентябре 1698 года мать царевича была определена в Суздальский Покровский монастырь, а через десять месяцев пострижена, а сын её Алексей Петрович увезён в село Преображенское и отдан под надзор сестры отца, царевны Натальи Алексеевны. Пётр сначала думал отправить царевича Алексея в Дрезден для соответствующего обучения, но в июне 1701 года принял на службу саксонского подданного, Мартина Нейгебауэра, «для наставления в науках и нравоучений» царевича. Однако Нейгебауэр пробыл в должности воспитателя всего год, а в 1703 году был назначен обергофмейстером царевича под начальством Меншикова некто Гизен. Воспитание Алексея Петровича не отличалось порядком, почему влияние невольных староверов и приверженцев матери пересиливало другие. Сам Пётр мало обращал внимания, чем занят его сын, требуя от него лишь исполнения своих приказаний. В конце 1706 года или самом начале 1707 года Алексею Петровичу устроили свидание с его матерью, за что Пётр сильно разгневался на сына. В этом же 1707 году через Гизена началось дело о браке царевича с принцессой Брауншвейг-Вольфенбюттельской Шарлоттой, сестрой немецкой императрицы, однако учения царевича Алексея ещё не прекращалось. В январе 1707 года Никифор Вяземский доносил царю «об учебных в немецком языке, истории и географии и правительственных занятиях царевича».

В 1710 году царевич Алексей поехал через Варшаву в Дрезден в Карлсбад; во время пути он свиделся с нареченной своей невестой. Цель самой поездки была, по мысли Петра Первого, « учить языкам немецкому и французскому, геометрии и фортификации», что от части и выполнялось в Дрездене, после поездки в Карлсбад. Весной 1711 года Алексей Петрович был Брауншвейге, а в октябре того же года состоялось бракосочетание царевича с принцессой, которая осталась в еванглическо-лютеранском вероисповедании. На это торжество прибыл и Петр Первый из Торгау, который сильно надеялся, что женитьба изменит сына и вложит в него новую энергию; но надежды отца остались тщетными: принцесса Шарлотта не была создана для такой роли. Как у царевича Алексея не было охоты подражать отцовской деятельности, так у его жены не было ни малейшего желания стать русской и действовать в интересах царской семьи, употребя своё влияние на мужа. Оба они были похожи друг на друга – косностью природы; наступательные движения против препятствий были чужды обоим; природа их требовала бежать, запираться от всякого труда, от всякой борьбы.

Сын несчастного царевича Алексея, лишенного престола за свою приверженность к старине и скончавшегося в 1718 году, нашёл материнскую заботу в лице второй супруги своего деда, Петра Первого. Добрая и умная от природы императрица Екатерина была названа при переходе в православие по имени своего крёстного отца Алексеевной, так как им был царевич Алексей, отец Петра Второго.

Попечение о маленьком Петре Алексеевиче было возложено на гувернантку Роо, но потом императрица Екатерина Алексеевна всецело приняла заботу о нём и его старшей сестре Наталье. Наружностью маленький Пётр походил на свою мать, но живостью и весёлым характером обнаруживал черты своего деда, которые сказывались в любви к военным играм и порой вспыльчивости. Петр Великий любовался, когда его внук строил батареи и сам стрелял из маленьких пушек. Дед подарил внуку даже шпагу, которую любовно хранил Пётр Второй. Расположение к внуку со стороны царя и царицы выразилось ещё сильнее после смерти их родного сына Петра Петровича.

Императрица Екатерина не раз торжественно праздновала в Петербурге день рождения маленького Петра. После смерти своего супруга Екатерина не переставала заботиться о воспитании десятилетнего внука.

В 1726 году в Верховный тайный совет, основанный Екатериной, барон Остерман внес предложение – женить 12- летнего племянника на 17-летней его тётке Елизавете. «Для оправдания брака в столь близком родстве, - замечает В.О. Ключевский, - не побрезговал такими библейскими соображениями о первоначальном размножении рода человеческого, что даже Екатерина Первая стыдливо прикрыла рукой этот проект». Иностранные дипломаты при русском дворе придумали мировую по умнее: Меньшиков изменил своей партии, стал за внука Петра Великого и уговорил императрицу назначить великого князя наследником с условием с условием женитьбы на дочери Меньшикова, девице года на два моложе тетки Елизаветы.

В 1727 году, когда Екатерина не задолго до своей смерти опасно занемогла, для решения вопроса о неё приемнике во дворце собрались члены высших правительственных учреждений, и это верховное совещание решительно предпочло внука обоим дочерям Петра.

Перед самой смертью Екатерины спешно составлено было завещание, подписанное Елизаветой вместо больной матери. Этот «тестамент» должен был примерить враждебные стороны, приверженцев обоих семейств Петра Первого. К престола наследию призывались четыре лица: великий князь –внук, цесаревны Анна и Елизавета и великая княжна Наталья (сестра Петра Второго); каждое лицо своим потомством наследует предшественнику в случае его без потомственной смерти. Меншиков, председательствуя в Верховном совете настоял провозгласить Петра Второго императором, в следствии чего пункт завещания, назначивший регентство в лице верховного совета, был недействителен, и император должен был быть объявлен совершеннолетним, а так как всякое приказание государя, по русским законам, делалось указами, то тот, кто мог руководить этими приказаниями, и становился регентом государства. Для получения постоянного руководства этими приказаниями Меншиков перевёз Петра Второго в свой дом на васильевский остров и через две недели обручил его со своей дочерью Марией. После этого вверил его воспитание вице-канцлеру Обер-гофмейстеру А. И. Остерману, воспитаннику Иенского университета, которому предстояла нелёгкая задача – приготовить России монарха, причём приходилось постоянно делать уступки Меншикову, который своими честолюбивыми замыслами отвлекал юного императора от учения.

Впрочем, Остерман часто исполнял свою задачу и приставил Верховному совету «расположение учение Е. И. В. Петра Второго Императора Всероссийского», каковое было утверждено причём было сказано: « понеже часы к наукам и забавам всегда переменяться имеют, того ради в разделении о них надлежит наипаче смотреть перед полудня. Итак, ежели Его Императорское Величество обыкнет порядочно от девяти или десяти часов почивать ложиться, то может паки от семи или восьми часов вставать. И понеже нечто благословенно быть не может, что не с Богом начато, произведено и совершено бывает, то первое и наиважное было, чтоб Е. И. В., коль скоро встанет, прежде всего, чинить имел, чтоб Богу обратился и умиленною молитвою себя ему наиприлежнейше поручил. Потом, отдохнув немного, можно науки предвосприять».

Предметы преподавания были распределены, на целую неделю в таком порядке.

Понедельник. От девяти до десяти читать историю и «вкратце главнейшие случаи прежних времён, перемены, приращение и умаление разных государств, причины тому, а особливо добродетели правителей древних с воспоследованною потом пользою и славою представлять». По этой программе Петр Второй должен был «во время полугода» пройти ассирийскую, персидскую, греческую и римскую монархии до самых новых времён. От десяти до одиннадцати царский ученик должен был отдыхать, а от одиннадцати до двенадцати вновь продолжалось прохождение древней истории, после чего наступало до двух часов время обеда и покоя. От двух до трёх часов следовали танцы и «концерт», а от трёх до четырёх часов уроки географии «отчасти по глобусу отчасти по ландкартам». В четыре часа кончались научные занятия, и ученику предоставлялось гулять и «покоиться».

Во вторник с девяти до двенадцати часов, с перерывом на час, шло преподавание новой истории. От двух до трёх часов государь «забавлялся игрой в волан»; в три часа наступали занятия «математическими операциями, арифметикой и геометрией», а в четыре часа дозволялась стрельба в мишень.

В среду до полудня государь должен был присутствовать для слушания дел на заседаниях Верховного совета; в два часа он обучался игре на бильярде, а с трёх до четырёх шло занятия древней историей, после чего Пётр Второй шёл «забавляться ловлею на острову».

В четверг до двенадцати часов, с перерывом на час, шли занятия географией, от двух до трёх танцы, от трёх до четырёх новая история, от четырёх до пяти «концерт музыческий», а вечер посвящался прогулкам поездкам и отдыху.

В пятницу до двенадцати часов государь снова присутствовал в Верховном совете, от двух до трёх играл на бильярде, от трёх-четырёх проходил «прочие математические части и искусство из механики, оптики» и прочее, а после четырёх часов катался, гулял и отдыхал.

В субботу до полудня решено было «по изволению то, что в географии и математике, во всю неделю учинено, творить». Это кончались недельные занятия, распределение которых было составлено на вторую половину 1727 года, причём в распределении было сказано: « В каждой науке надлежит собственное краткое описание, учинить, которое обучение Государя особливо учреждено быть имеет. Если же Его Величество ввечеру в седьмом часу иль пол-осьмого кушать изволит, то может после ужина, пока час к почиванию придёт, паки от божественной книги что-нибудь читать повелеть и потом, по совершении молитвы, во имя Божие, на покой идти».

Кроме того, Остерманом был составлен подробный план учения на будущее время, состоявший из девяти отделений – об учении вообще, от новой истории или статистике, о политике, о военном искусстве, о древней истории, об арифметике и геометрии, о космографии, о физических занятиях, об архитектуре, о науке, отличность воспитания обнаруживающих, о распределение дней и часов. К программе Остермана известный архиерей Феофан Прокопович добавил рассуждение, «каким образом и порядкам надлежит багрянородного отрока наставлять в христианских законах».

Заботы Остермана дать царственному ученику образование в духе иноземной школы Восемнадцатого века, причём отведено было место и развитию физических сил царя-отрока, имели успех.

Император Пётр Второй отличался цветущим видом и был не по летам ловок, силён и бесстрашен. Точно также из уроков Остермана царский ученик умел извлекать нужный для его речей материал. Однажды в начале своего царствования на заседании Верховного совета Пётр Второй обратился к его членам с такой речью:

« После как Бог изволил меня, в малолетстве всея России Императором учинить, настоящее моё старание будет, чтобы исполнить должность доброго Императора, то есть, чтобы народ, мне подданный, богобоязненностью и правосудием управлять, чтобы бедных защищать убогих и неправильно отягощённых от себя не отгонять, но весёлым лицом жалобы их выслушивать и, по похвальному Императора Веспасиана примеру, никого от себя печального не отпускать».

Речь эта отзывает пунктом выше проведённой программы преподавания истории: « особливо добродетели правителей древних с воспоследованною потом пользою и славою представлять»; почему она, быть может, даже составлена была самим Остерманом, тем не менее несомненно, что Пётр Второй был преисполнен всегда самых добрых намерений и желаний. Так в день именин своей тётки Елизаветы Петровны в 1727 году Петр Второй подарил ей всё имения, принадлежавшие императрице Екатерине Первой, а Остерман писал Меншикову, что он не знает, как ему быть, чтобы своего воспитанника не оставлять с Елизаветой «с глазу на глаз».

С царевной Елизаветой, её сестрой Анной, своей невестой и великой княжной Натальей Алексеевной, бывшей на год старше брата и отличавшейся удивительной сердечностью и высоким умственным развитием, юный император в доме Меншикова проводил большую часть времени, играя с ними в карты или упражняясь в военных экзерцициях с царевной, приходившими к нему для этого кадетами Шляхетского корпуса. Но, будучи ограничен во всём своим будущим тестем Петр Второй не любил не Меншикова, ни его дочери, своей невесты. Ранее других этой антипатией Петра воспользовались князья Долгорукие, действуя через любимца Петра, молодого князя Ивана Долгорукого, 18-летнего юношу, успевшего уже много пожить, человека, обращавшего ночь в день и любившего больше всего охоту с борзыми. Через этого друга Петра внушена была государю мысль избавиться от опеки временщика и надоевшей невесты. Так как исключительное положение Меншикова при дворе обусловливалось лишь благоволением к нему Петра Второго, то Меншикова свергнуть было нетрудно. По приказу императора он был арестован и удалён сначала в своё Рязанское имение, а потом в Сибирь, в Берёзов, после того как четыре месяца самовластно распоряжался государством. До падения Меньшикова Петр Второй присутствовал в заседаниях совета всего три раза. Затем 8 сентября написал два указа о бытности и присутствии Его Величества в совете и о неслушании указов или писем Меншикова. На следующий день «паки в совете быть изволил», причём Петру было доложено дело Меншикова, а « по выходе Его Величество указ о лишении чинов князя Меншикова написан, который Петр в своих покоях подписать изволил».

Эта ссылка Меншикова вызвала общую радость в высшем обществе. Однако сам Петр ещё не мог управлять, а его благоволение должно было создать фаворитов и влиятельных лиц. Любовью Петра завладели Долгорукие, его уважение снискал Остерман. На вакантные места в Верховный тайный совет были назначены двое Долгоруких: Василий Лукич и Алексей Григорьевич. Несмотря на это, А. И. Остерман сохранил приобретённое им после Меншикова первенствующее влияние на дела, не уступая его родовитейшему русскому человеку Д. И Голицыну.

В 1728 году, 9 января, Пётр выехал для коронации в Москву из Петербурга при троекратном залпе пушек, и северная столица уже более не видела его. На пути своём к Москве Петр Второй был блестяще встречен архиепископам Феофаном Прокоповичем в Новгороде, где монарху был приготовлен трогательный приём. За версту до города государя встретили 400 мальчиков в белых одеждах, с красными перевязками и нашивками на груди приветствовали его на русском и латинском языках. За ними следовал почётный строй дворян, смешанный с цеховыми ремесленниками, тянувшийся по обеим сторонам дороги до самого города. При въезде в город возвышались триумфальные ворота, «инвестициею преосвященство построенные» на которых красовались аллегорические картины, эмблемы и символические изречения. Императору архиепископ дал обед, после чего был сожжен фейерверк из 150 пирамид. В бытность свою в Новгороде Петр Второй осмотрел достопримечательности древнего города принял стихи, поднесенные государю Прокоповичем, и показал неизречённую милость убогим и обиженным»; затем 17 января Петр Второй прибыл в вотчину князя Ивана Ромодановского, стоявшую в 40 верстах от Москвы, где болезнь задержала его около двух недель, после этого государь отправился в село Всевсятское, где остановился у старой Имеретинской царевны. Отсюда совершился 4 февраля его въезд в Москву, причём государь ехал в карете запряженной восемью лошадьми, и с ним сидел его воспитатель Остерман.

9 января Петр Второй явился в заседание Верховного совета, но «на место своё садиться не изволил», а стоя объявил, что желает: «чтобы Её Величество, бабка его (Евдокия Фёдоровна, первая жена Петра Великого), по своему высокому достоинству во всяком удовольствии содержана была».

24 февраля состоялась коронация Петра Второго, и по случаю этого торжества князья Василий Долгорукий и Иван Трубецкой возведены были в звание фельдмаршала, а Миних получил графский титул. Любопытно отметить, что Верховный совет не разрешил при короновании Петра Второго сказать наставительную речь, в которой венчанному императору давалось наставление быть послушным сыном Православной церкви, почитать её пастырей и прочее. Резолюция Верховного совета – была «чтобы предики не быть».

В Петербурге день коронации 24 февраля был отпразднован торжественно, а накануне в Академии наук состоялось парадное заседание, в заключение которого профессор Байер (относивший славян-варягов к шведам) прочёл панегирики « в латинских виршах, ради коронования». Пребывания двора в Москве, однако, не означало той общей реакции против преобразования, на которую надеялись многие приверженцы Петра. В управлении государством не было никакой определённой программы – ни к возрасту в допетровские формы жизни, ни к продолжению преобразований Петра Великого. Юный император не занимался ни наукой, ни правлением; придворное влияние долгоруких очень дурно действовало на малолетнего Петра, направляя все его интересы в сторону забав и удовольствий. Впрочем, иногда друг государя, князь Иван Долгорукий, оказывал и хорошее влияние на его поступки. Рассказывают, что когда Петру Второму предстояло подписать какой-то смертный приговор, и молодой государь уже обмакнул перо в чернила чтобы подписать его, Долгорукий укусил своего друга за ухо, желая этим показать, как должно быть больно тому, кому отрубают голову.

Всё в государстве жило день за днём. Иностранные послы находили, что «всё в России в страшном беспорядке»; один Остерман работал усердно, но сил его не хватало на все дела. Верховный тайный совет собирался редко. Администрация, как и финансы, были неудовлетворительны и находились в расстройстве. Но народ, довольный облегчением от податей, видел в лице Петра Второго законного государя и не видел в Долгоруких вредных временщиков, не видел и особого расстройства правления. Во дворце же влияние князей Долгоруких настолько выросло, что в конце 1729 года они решили, подобно Меншикову, упрочить своё положение при помощи брачных уз и уговорили Петра Второго обвенчаться с сестрой Ивана Долгорукого, княжной Екатериной Алексеевной, бывшей на несколько лет старше своего венценосного жениха.

Обручение с княжной Долгорукой состоялось 30 ноября 1729 года, но и эта вторичная помолвка государя не окончилась свадьбой. Петр всецело отдался удовольствиям – охоте и шумным пирам. На просьбы Остермана подумать о будущем России и о своём здоровье он обнимал лишь своего воспитателя, обещал исправиться, но затем снова принимался за охоту с борзыми, кулачные бои и травля медведей. 6 января 1730 года Петр Второй присутствовал на водосвятии на Москве-реке, после чего вскоре заразился оспой и, проболев около двух недель, умер на руках своего воспитателя в ночь с 18 на 19 число в Петропавловском дворце, близ Москвы.