Европа и права человека

Думаю, не стоит удивляться тому, что в значительной мере дело Пиночета обязано своими осложнениями Европе, а конкретнее — Европейской конвенции об экстрадиции. Я занимала пост премьер-министра, когда был принят Закон об экстрадиции 1989 года. Его принятие должно было позволить Великобритании ратифицировать Конвенцию. Это предполагало отказ от положения, в соответствии с которым государство, обратившееся с просьбой об экстрадиции, должно было предоставить «достаточные доказательства» т. е. предъявить улики, минимально необходимые для возбуждения дела против подозреваемого, если бы вменяемое ему преступление было совершено в Соединенном Королевстве. Пойти на такое решение пришлось под давлением со стороны других европейских государств, которым, как утверждалось, добиваться экстрадиции мешали технические сложности соблюдения правила «достаточных доказательств» а это, в свою очередь, означало, что и мы не могли рассчитывать на их сотрудничество в случае обращения с просьбой о выдаче подозреваемых британскому правосудию. Как я уже отмечала, сегодня совершенно ясно: надеяться на то, что суды всех европейских стран примут наши стандарты, было ошибкой.

Вместе с тем нужно учитывать не только европейский аспект. Европейская конвенция об экстрадиции 1957 года была инициативой Совета Европы, а не Европейского союза. Поэтому вместо «еще более сплоченного союза» как сказано в Римского договоре, в преамбуле Конвенции мы находим гораздо менее амбициозную задачу «усиления единства между членами [Совета]». Так или иначе, сегодня институты и Совета Европы, и Европейского союза имеют в значительной мере схожую повестку дня, а это — наступление наднационализма на национальный суверенитет. Как следствие, есть все основания связать в одно целое две последние «европейский» инициативы, которые выдвинуло нынешнее британское правительство.

Первая — это включение положений Европейской конвенции о защите прав человека в британское законодательство через принятие Закона о правах человека. Европейская конвенция о защите прав человека 1950 года обязывала государства континентальной Европы уважать права человека, что в Соединенных Штатах и Великобритании считалось само собой разумеющимся на протяжении столетий. Этот факт, о котором британские политики в то время и впоследствии дипломатично умалчивали, обязательно следует учитывать при анализе воздействия Европейской конвенции о защите прав человека на британское законодательство. Некое новое фундаментальное декларирование прав понадобилось лишь потому, что закрепленные на бумаге конституции европейских стран оказались неспособными гарантировать свободы личности столь же эффективно, как и неписаная конституция Соединенного Королевства. В том, что Великобритания решила включить Европейскую конвенцию о защите прав человека в свое национальное законодательство и, таким образом, впервые дать нам нечто, равносильное писаной конституции, видится глубокая ирония. Кроме того, это свидетельствует о путанице в мыслях.

И в Соединенных Штатах, и в государствах материковой Европы писаные конституции обладают одним серьезным недостатком. Они оставляют возможность судьям принимать решения, которые в норме должны приниматься демократически избранными политиками. Как минимум, это ведет к неопределенности границ действия законодательства. В худшем варианте это может привести к тому, что судьи начнут выполнять функции верховной власти. При этом политизация правосудия становится почти неизбежной. В конце концов политики, как, например, в Соединенных Штатах, добиваются права утверждать или отвергать кандидатуры судей, которые обладают столь огромной властью. Действительно, как только политизация правосудия достигнет определенного уровня, появляется необходимость политического утверждения, которое в определенной мере возвращает власть обратно в руки представителей народа. Поскольку я предпочитаю традиционную британскую процедуру назначения судей вместе с традиционными ограничениями судебной власти, на мой взгляд, включение Европейской конвенции о защите прав человека в наше законодательство окажется серьезной ошибкой.

Нельзя сбрасывать со счетов и собственные недостатки Конвенции. Утверждение о том, что сам подход континентальных европейцев к правам и законам кардинально отличается от нашего, — вовсе не ура-патриотизм. В процессе развития свободы в Великобритании на возможности правительства использовать принуждение были наложены четкие ограничения: мы можем делать все, что прямо не запрещено законом. В европейском же понимании под правами обычно подразумеваются так называемые «реальные» права, гарантированные государством.

Европейские судьи также намного более склонны к широкому толкованию законодательных актов и выводам, которые идут вразрез с намерениями законодателей и тех, кто их выбрал. В последние годы — т. е. еще до изменения британского законодательства — Европейский суд по правам человека (который слушает дела о нарушениях Конвенции) нередко принимал такие решения, которые с точки зрения многих в Великобритании были невразумительными или просто неправильными. Например, в 1995 году суд постановил, что британские специальные подразделения в 1988 году (когда я была премьер-министром) нарушили права террористов из ИРА, так как те были убиты до того, как успели совершить задуманный ими террористический акт в Гибралтаре.

В 1996 году суд решил, что министр внутренних дел, наделенный властью парламентским актом, не имеет права определять, как долго несовершеннолетние преступники, задержанные «до тех пор, пока будет угодно Ее Величеству»²¹⁶, могут содержаться в тюрьме. В 1999 году суд вынес постановление против давнего запрета на службу гомосексуалистов в вооруженных силах. А в мае 2000 года он обязал Великобританию выплатить по 10 тысяч фунтов стерлингов семьям десяти террористов из ИРА, убитых силами безопасности в Северной Ирландии.

Включение Европейской конвенции о защите прав человека в законодательство Великобритании приведет к тому, что подобный непредсказуемый активизм будет поощряться и в британских судах. Несмотря на отрицание того, что Закон о правах человека подрывает парламентскую независимость, на деле именно так оно и будет. Суды получат право издавать «заявления о несоответствию» в тех случаях, когда они усмотрят противоречие закона Европейской конвенции о защите прав человека. Теоретически законодательство остается таким же, как и прежде; однако на практике «ускоренная» процедура, дающая правительству возможность вносить поправки без предварительного обсуждения их правомерности, позволит очень быстро модифицировать законы. Вряд ли какое правительство, не говоря уже о нынешнем британском, откажется от возможности привести таким образом закон в соответствие с постановлением суда.

Изменения, вероятнее всего, затронут самые разные сферы. Порядок задержания и обыска подозреваемых полицией, правила освобождения из-под ареста под залог, процедуры вынесения пожизненных приговоров, условия содержания в тюрьмах, деятельность военных трибуналов и воинская дисциплина — наиболее очевидные их объекты. Но дестабилизирующее влияние попыток применения новых норм может оказаться еще серьезнее. Школы, больницы и охранные компании уже забеспокоились о возможном влиянии на них новшеств. Оправданны ли подобные опасения? Это выяснится очень скоро. Однако, принимая во внимание сочетание общей направленности судебного вмешательства, растущего сутяжничества и чрезвычайно сильного лоббирования со стороны влиятельных неправительственных организаций, причины для беспокойства более чем оправданны.

Срочный анализ состояния национальной безопасности, проведенный после атаки террористов на Америку 11 сентября, высветил, или, что, пожалуй, точнее, более четко обозначил другую проблему, связанную с Европейской конвенцией и Законом о правах человека. Существующий в Великобритании порядок чрезвычайно осложнил экстрадицию или депортацию предполагаемых террористов, особенно в Америку. А скандальное злоупотребление процедурами предоставления убежища сделало почти невозможной проверку лиц, приехавших в страну. Это вполне может послужить прикрытием для опасных личностей, деятельность которых направлена против наших интересов или интересов наших союзников²¹⁷.

Справедливости ради следует отметить, что на тему о том, как исправить положение, ведется немало дискуссий. Однако все без исключения законодательные инициативы в той или иной мере наталкиваются на суды — либо британские, либо на Европейский суд по правам человека. В целом необходимо восстановить базовый принцип, в соответствии с которым правительство наделяется полномочиями, позволяющими быстро принимать соответствующие меры, когда национальная безопасность оказывается под угрозой. Как минимум, положения Закона о правах человека не должны распространяться на те случаи задержания, депортации и предоставления убежища, которые затрагивают национальные интересы²¹⁸.

Словно решив, что неопределенностей, связанных с Европейской конвенцией и Законом о правах человека, недостаточно, Европейский союз ввел еще один, пока еще туманный, элемент в виде так называемой Хартии фундаментальных прав. Думается, даже у преданного евро-энтузиаста возникает вопрос, зачем это Европейскому союзу с Европейским судом (в Люксембурге) понадобилось дублировать Европейскую конвенцию и Европейский суд по правам человека (в Страсбурге).

Британское правительство заявило, что Хартия — чисто декларативный документ. Один из министров даже предположил, что «люди будут брать его с собой в Европейский суд, как берут журнал Beano или газету Sun»²¹⁹. Однако становится не до шуток, когда на фоне того, что произошло во взаимоотношениях Великобритании и Европы за последние годы, начинаешь задумываться, не превратятся ли подобные инициативы в вехи на пути создания европейского сверх государства. Вряд ли те, кто проталкивает Хартию, особенно французы, стали бы тратить на нее столько времени и сил, если бы она была лишь элементом возвышенной риторики. Их целью, до полной реализации которой может пройти несколько лет, является превращение Хартии в Конституцию Европы²²⁰.

Помимо прочего, чем, собственно, и объясняется заинтересованность наших французских друзей, такая Конституция должна под прикрытием обеспечения «социальных прав» лишить Великобританию всех преимуществ, которые ей дает более свободный рынок, менее жесткое государственное регулирование и более низкий уровень государственных расходов. Стоит лишь назвать некоторые из этих прав и немного поразмыслить над тем, как их могут интерпретировать сторонники экспансии и активисты Европейского суда, чтобы понять, к чему это может привести.

Каждый имеет право на работу в условиях, которые обеспечивают охрану его здоровья, безопасность и уважение достоинства (Статья 31).

Кто, спрашивается, будет определять, какие рабочие условия обеспечивают «уважение достоинства»?

Для молодых людей условия работы должны устанавливаться в соответствии с их возрастом, они должны быть защищены от экономической эксплуатации и любой работы, которая может… помешать получению образования (Статья 32).

Кто определит, что конкретно понимается под «эксплуатацией»? Кроме того, совмещение работы и образования всегда, в любом возрасте требует определенного компромисса.

Политика и деятельность профсоюзов должны обеспечивать высокий уровень охраны здоровья человека (Статья 35).

Что значит «высокий»?

Политика профсоюзов должна обеспечивать высокий уровень защиты потребителя (Статья 38).

Опять, что значит «высокий»?

Действительно, можно просто читать текст Хартии фундаментальных прав Европейского союза и искренне восторгаться каждой ее статьей. Однако опыт подсказывает, что за общими фразами кроются определенные цель и философия. Цель заключается в подчинении суверенных государств, демократических процедур принятия решения и национального законодательства международным институтам и группам давления. А в философии, прикрывающейся зонтиком «прав человека» явно угадываются традиционные левые взгляды, приспособленные к новым условиям. Этот факт настолько очевиден, что не видеть его могут лишь большие притворщики. Конечно, чтобы доказать что-либо, недостаточно просто высказать мнение. С другой стороны, было бы чрезвычайно наивно не замечать того, что сегодняшние проповедники и проводники «прав человека» практически все без исключения принадлежат к определенному политическому лагерю.

Взять хотя бы такой факт. Вскоре после ареста Аугусто Пиночета, этой ненавистной для левых фигуры, испанский суд потребовал также выдачи международного ордера на арест героя левых, Фиделя Кастро, по обвинению в убийстве 51 европейца и американца (в том числе и пяти испанцев). Запрос был решительно отвергнут. Это при том, что число людей, ответственность за гибель которых лежит на Кастро, значительно превосходит число жертв, приписываемых Чилийской комиссией по установлению истины и примирению Пиночету: от 15 до 17 тысяч кубинцев были расстреляны по указанию Кастро, а еще тысячи погибли, пытаясь покинуть остров, тогда как за все время правления Пиночета погибло 2279 человек (включая служащих сил безопасности)²²¹. Хотя у Кастро в данный момент и имеется возможность претендовать на суверенный иммунитет, он был вовсе не президентом, а лишь Выдающимся Революционным Лидером, когда совершались самые страшные злодеяния, что, несомненно, могло бы дать пищу для размышлений любому беспристрастному судье. Ну разве не символично, что именно представитель правых Пиночет, а вовсе не левых — Кастро — оказался на скамье подсудимых? В этом и заключается смысл всех сегодняшних «прав человека»

 Консерваторы всего мира Должны начать контрнаступление против бригады Новых Левых, идущих под флагом прав человека, с той же энергией, с которой мы прежде боролись со Старыми Левыми.

Что касается Великобритании, то здесь нам необходимо сделать следующее:

 немедленно законодательно ограничить вредоносное воздействие Закона о правах человека;

 предоставить уведомление о намерении денонсировать Конвенцию через шесть месяцев, с тем чтобы лишить Европейский суд по правам человека возможности безответственно влиять на наше законодательство и демократические процедуры принятия решений;

 противодействовать любым попыткам навязать нам положения Хартии фундаментальных прав Европейского союза, хотя это, как я покажу ниже, должно осуществляться в контексте более серьезных изменений в отношениях Великобритании с Европейским союзом.