ТЕАТРАЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ

ПО СТИХАМ БОРИСА РЫЖЕГО

На площадке: парковая скамейка, рассыпанные осенние листья вперемешку с листами бумаги, на которых – стихи Бориса Рыжего. Если планшет сцены вровень со зрительным залом, то листву можно рассыпать и в первых рядах…

До начала спектакля: звучит музыка 90-х годов – попса, шансон, пара-тройка идейных советских песен.

На краю сцены сидят музыканты, наигрывают что-то, подбирают, напевают себе под нос… К сцене подходит Первый актер (в возрасте). Это возможный ровесник Рыжего. По дороге раздает листья с текстами стихов Б. Рыжего. Останавливается возле гитариста, слушает, подпевает… слушает…

Первый актер (разбрасывая листья):

***

Мальчишкой в серой кепочке остаться,

самим собой, короче говоря.

Меж правдою и вымыслом слоняться

по облетевшим листьям сентября.

Скамейку выбирая, по аллеям

шататься, ту, которой навсегда

мы прошлое и будущее склеим.

Уйдем — вернемся именно сюда.

Как я любил унылые картины,

посмертные осенние штрихи,

где в синих лужах ягоды рябины,

и с середины пишутся стихи.

Поскольку их начало отзвучало,

на память не оставив ничего.

как дождик по карнизу отстучало,

а может, просто не было его.

Но мальчик был, хотя бы для порядку,

что проводил ладонью по лицу,

молчал, стихи записывал в тетрадку,

в которых строчки двигались к концу.

ЭКРАН: Файл «Елена промоутер» 01:14

...просто так, не к Дню рожденья, ни за что

мне купила мама зимнее пальто

в клетку серую, с нашивкою «СОВШВЕЙ».

Даже лучше, чем у многих у друзей.

Ах ты, милое, красивое, до пят.

«Мама, папа, посмотрите — как солдат,

мне ремень ещё такой бы да ружьё

вот такое, да пистоны, да ещё...»

...В эту зиму было холодно, темно,

страшно, ветрено, бесчеловечно, но,

сын, родившийся под красною звездой, —

я укутан был Великою страной.

(плачет) Очень трогательно. У меня тоже сын есть… как бы, я не знаю… намного лучше жизнь была, конечно, вспоминаем с теплыми словами, ну, все друзья мои, все мои знакомые, конечно, очень вспоминают это время. Со слезами на глазах, можно так сказать»

Первый актер:

***

Вспомним всё, что помним и забыли,

всё, чем одарил нас детский бог.

Городок, в котором мы любили,

в облаках затерян городок.

И когда бы пленку прокрутили

мы назад, увидела бы ты,

как пылятся на моей могиле

неживые желтые цветы.

Там я умер, но живому слышен

птичий гомон, и горит заря

над кустами алых диких вишен.

Всё, что было после, было зря.

На площадке появляется второй актер – Молодой Парень/Альтер эго Поэта

Молодой парень (разбрасывая листья):

***

Городок, что я выдумал и заселил человеками,

городок, над которым я лично пустил облака,

барахлит, ибо жил, руководствуясь некими

соображениями, якобы жизнь коротка.

Вырубается музыка, как музыкант ни старается.

Фонари не горят, как ни кроет их матом электрик-браток.

На глазах, перед зеркалом стоя, дурнеет красавица.

Барахлит городок.

Виноват, господа, не учел, но она продолжается,

всё к чертям полетело, а что называется мной,

то идет по осенней аллее, и ветер свистит-надрывается,

и клубится листва за моею спиной.

Парень разбрасывает охапку листьев – листов со стихами.

ПАРЕНЬ

* * * В те баснословные года  нам пиво воздух заменяло.  Оно как воздух исчезало,  но появлялось иногда.  За магазином ввечеру  стояли, тихо говорили:  «Как хорошо мы плохо жили»,  прикуривали на ветру.  И не лишенная прикрас,  хотя и сотканная грубо,  рядами ящиков от нас  жизнь отгораживалась тупо.  И только небо, может быть,  смотрело пристально и нежно  на относившихся небрежно  к прекрасному глаголу «жить». 

ПЕРВЫЙ АКТЕР

***

Я помню всё, хоть многое забыл, — разболтанную школьную ватагу. Мы к Первомаю замутили брагу, я из канистры первым пригубил.

Я помню час, когда ногами нас за хамство избивали демонстранты, и музыку, и розовые банты. О, раньше было лучше, чем сейчас.

По-доброму, с улыбкой, как во сне: и чудом не потухла папироска, мы все лежим на площади Свердловска, где памятник поставят только мне. Пошел и прилег на скамейку

ЭКРАН: Файл «Людмила Борисовна» 01:06

Я родился — доселе не верится —

в лабиринте фабричных дворов

в той стране голубиной, что делится

тыщу лет на ментов и воров.

Потому уменьшительных суффиксов

не люблю, и когда постучат

и попросят с улыбкою уксуса,

я исполню желанье ребят.

Отвращенье домашние кофточки,

полки книжные, фото отца

вызывают у тех, кто, на корточки

сев, умеет сидеть до конца.

Свалка памяти, разное, разное.

Как сказал тот, кто умер уже,

безобразное — это прекрасное,

что не может вместиться в душе.

Слишком много всего не вмещается.

На вокзале стоят поезда —

ну, пора. Мальчик с мамой прощается.

Знать, забрили болезного. «Да

ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся».

На прощанье страшнее рассвет,

чем закат. Ну, давай поцелуемся!

Больше черного горя, поэт