14. Основа вещей и познание

Таким образом, отослав человека к самому себе, Кант сделал в истории философии великий шаг вперед. Значит, человек должен отыскивать основания достоверности своих утверждений среди того, что дано ему в его духовных способностях, а не в навязанных извне истинах. Девиз кантовской философии – научная убежденность лишь на основе самой себя. По этой причине он называл ее по преимуществу критической – в противоположность догматической, содержащей уже готовые унаследованные утверждения и лишь задним числом отыскивающей для них доказательства. Тем самым задана противоположность двух научных направлений; однако она не была продумана Кантом во всей заостренности, на которую способна.

Рассмотрим теперь со всей возможной строгостью, как может возникнуть научное утверждение. Оно связывает между собой два предмета: либо понятие с восприятием либо два понятия. К последней категории принадлежит, к примеру, утверждение: нет действия без причины. И вот оказывается, что существенные основания того, почему два эти понятия оказались сопряженными, могут находиться за пределами того, что содержится в них самих, а потому и вне того, что только мне и дано. Тем не менее мне могут быть даны какие-то формальные основания (непротиворечивость, определенные аксиомы), наводящие меня на определенное сопряжение мыслей. Однако на саму суть дела это никакого влияния не имеет. Утверждение опирается на нечто такое, чего оно никогда не сможет достичь по сути. Поэтому подлинное узрение в саму вещь остается для меня невозможным; я знаю о ней лишь в качестве постороннего. То, что выражается здесь утверждением, пребывает в неизвестном мне мире; в моем мире находится лишь само утверждение. Таков по характеру догмат. Существуют догматы двоякого рода. Это догматы откровения и догматы опыта. Первые каким-либо образом сообщают человеку истины о вещах, которые находятся за пределами его поля зрения. У него не имеется никакого узрения в тот мир, откуда происходят утверждения. Он должен верить в их истинность; ему не следует даже подступаться к их основаниям. Совершенно иначе обстоит дело с догматами опыта. Если кто-то придерживается воззрения, что ему следует оставаться на стадии голого, чистого опыта и он может лишь наблюдать изменения в нем, не пробиваясь к вызывающим им силам, то также и он провозглашает относительно мира утверждения, к основаниям которых он не имеет никакого доступа. Также и здесь истина приобретается не через узрение во внутреннюю действенность вещи, но навязывается вещи чем-то внешним ей. Если в ранней науке господствовал догмат откровения, то сегодняшняя страдает от догматов опыта.

Нашим воззрением обнаружено, что любое предположение бытийственной основы, лежащей вне идеи, есть абсурд. Вся бытийственная основа излилась в мир, она без остатка в нем растворилось. В мышлении она обнаруживает себя в своей совершеннейшей форме, такой, какой она является сама по себе и для себя самой. Так что если мышление осуществляет связь, выносит суждение, сопряженным оказывается перетекшее в само это суждение содержание самой мировой основы. В мышлении нам даются не утверждения относительно некоей потусторонней мировой основы, но основа эта сущностным образом в мышление перетекает. Мы обладаем непосредственным узрением в сущностные, а не просто формальные основания, почему выносится суждение. Суждение выносит определение не о чем-то чуждом, но о своем собственном содержании. Поэтому нашим воззрением обосновывается подлинное знание. Наша теория познания действительно критическая. В соответствии с нашим воззрением, ничего такого, существенных оснований для чего не нашлось бы внутри мышления, не следует допускать не только перед лицом откровения; также и опыт должен быть познан внутри мышления не только со стороны его явления, но и в качестве действенного. Через посредство нашего мышления мы поднимаемся от созерцания действительности как результата к воззрению на нее как на самостоятельно творческую.

Так что сущность вещи выявляется лишь тогда, когда та связывается с человеком. Ибо лишь в нем обнаруживается сущность каждой вещи. Это служит обоснованиемя мировоззренческого релятивизма, т. е. направления мысли, исходящего из того, что мы видим все вещи в свете, отбрасываемом на них самим человеком. Воззрение это носит также название антропоморфизма. У него много сторонников. Однако большинство из них полагает, что эти особенности нашего познания удаляют нас от объективности, как она существует сама по себе и для себя. Мы воспринимаем все, полагают они, через очки субъективности. Однако нашим представлением обнаружено прямо противоположное. Если мы желаем дойти до сущности вещей, нам следует рассматривать их через эти очки. Мир не только познан нами лишь в меру того, как он нам является, но он и является (разумеется, лишь мыслящему созерцанию) таким, каков он есть. Намечаемый человеком в науке образ действительности – вот ее последний истинный образ.

Нам еще остается распространить способ познания, признанный нами правильным, т. е. ведущим к сущности действительности, на отдельные области действительности. Теперь мы покажем, как в отдельных формах опыта следует отыскивать его сущность.

Д. Познание природы