11. Мышление и восприятие

Наука пронизывает воспринимаемую нами действительность постигаемыми нашим мышлением и перерабатываемыми им понятиями. Она дополняет и углубляет пассивно воспринятое посредством того, что сам наш дух через свою деятельность поднимает из тьмы чистой возможности на свет действительности. Это предполагает, что восприятие нуждается в дополнении со стороны духа, что оно вообще вовсе еще не есть нечто окончательное, последнее, завершенное.

Фундаментальным заблуждением современной науки является то, что она рассматривает восприятие чувств как уже что-то завершенное, готовое. Поэтому она устанавливает в качестве своей цели просто сфотографировать это завершенное в себе бытие. Последователен в этом отношении один лишь позитивизм, который просто-напросто отвергает всякий выход за пределы восприятия. Однако сегодня почти во всех науках очевидно стремление к тому, чтобы рассматривать эту позицию как верную. В подлинном смысле слова удовлетворить этому требованию могла бы лишь такая наука, которая просто исчисляет и описывает вещи, как они находятся одна подле другой в пространстве, и события, как они следуют одно за другим во времени. Ближе всего к этому требованию подходит естествознание старинного пошиба. Новое же, хотя требует того же, однако выставляет полную теорию опыта, – с тем лишь, чтобы сразу же выйти за ее пределы, предприняв самый первый шаг в реальной науке.

Если бы мы пожелали придерживаться одного лишь чистого опыта, нам пришлось бы совершенно отказаться от собственного мышления. Мы принижаем мышление, когда лишаем его возможности в себе самом воспринимать сущности, которые недоступны чувствам. Помимо чувственных качеств, в действительности должен присутствовать еще один момент, постигаемый мышлением. Мышление есть орган человека, предопределенный к тому, чтобы наблюдать нечто высшее, нежели то, что предлагают чувства. Мышлению доступна та сторона действительности, о которой никогда ничего не узнало бы существо, наделенное голой чувственностью. Мышление имеется в наличии не для того, чтобы пережевывать содержание чувственности, но чтобы проникать в то, что от нее сокрыто. Чувственным восприятием нам дается лишь одна сторона действительности. Другая сторона – мыслительное постижение мира. Ведь в самый же первый миг мышление предстает перед нами как нечто совершенно чуждое восприятию. Восприятие наступает на нас извне; работа мышления совершается из нашего нутра. Содержание этого мышления предстает перед нами как внутренне совершенный организм; все в нем находится в строжайшей взаимосвязи. Отдельные члены мыслительной системы определяют друг друга; всякое отдельное понятие в конечном счете коренится во всеобщности нашего мыслительного здания.

На первый взгляд возникает впечатление, что внутренняя непротиворечивость мышления, его самодостаточность делают всякий переход к восприятию невозможным. Если бы определения мышления в самом деле были таковы, что удовлетворить им можно было бы лишь одним способом, оно и в самом деле было бы замкнуто в себе; мы не были бы в состоянии выйти за его пределы. Однако это не так. Определения эти такого рода, что удовлетворить им можно по-разному. Однако тот момент, который это разнообразие создает, не следует разыскивать внутри мышления. Возьмем, скажем, такое мыслительное определение: Земля притягивает к себе всякое тело. Мы тут же замечаем, что мысль эта оставляет открытой возможность того, что ее исполнение произойдет совершенно разными способами. Однако для мышления все эти разнообразнейшие возможности уже недостижимы. Здесь место для иного момента. И этот момент есть чувственное восприятие. Восприятие создает такую специализацию мыслительных определений, которая оставалась ими самими в открытом виде.

Эта специализация представляет собой ту форму, в которой является нам мир, когда мы прибегаем просто к опыту. В психологическом смысле это первый момент, между тем как на деле он производный.

Во всякой научной переработке действительности процесс таков. Мы сталкиваемся с конкретным восприятием. Оно являет нам загадку. В нас проявляется стремление к тому, чтобы исследовать подлинное что восприятия, самую его сущность, которая не заявляет о себе сама. Это стремление представляет собой не что иное, как выдвижение понятия вверх, из тьмы нашего сознания. Здесь мы овладеваем этим понятием, между тем как чувственное восприятие идет параллельно с этим мыслительным процессом. Немое восприятие внезапно начинает говорить на понятном для нас языке; мы познаем, что ухваченное нами понятие и есть искомая сущность восприятия.

То, что было здесь осуществлено, есть суждение. Оно отлично от той формы суждения, которая связывает меж собой два понятия, не принимая восприятие во внимание. Когда я говорю: "Свобода есть определение существа из себя самого", я также произношу суждение. Члены этого суждения суть понятия, которые не были переданы мной в восприятие. На таких суждениях основывается рассмотренное нами в предыдущей главе внутреннее единство нашего мышления.

Суждение, рассматриваемое нами теперь, имеет в качестве субъекта восприятие, в качестве предиката – понятие. То определенное животное, которое я вижу перед собой, есть собака. В таком суждении восприятие в моей мыслительной системе оказывается помещенным в определенное место. Назовем такое суждение суждением восприятия.

Посредством суждения восприятия познается то, что определенный чувственный предмет совпадает по своей сущности с определенным понятием.

Так что если мы желаем понять то, что воспринимаем, восприятие должно быть уже предсформировано в нас в качестве определенного понятия. Предмет, в отношении которого это не так, проходит мимо нас, не становясь нам понятным.

Наилучшим доказательством того, что это действительно так, может служить то обстоятельство, что лица, ведущие более богатую духовную жизнь, также намного глубже проникают в мир опыта в сравнении с другими, которым это не свойственно. Много такого, что проходит мимо последних, не оставляя никакого следа, производит на первых глубокое впечатление. ("Wär nicht das Auge sonnenhaft, Die Sonne könnt es nie erblicken". – "Когда бы глаз солнцеобразным не был, Не мог бы он и Солнца увидать".) Однако, могли бы нам сказать, разве не сталкиваемся мы в жизни с бесконечно большим количеством вещей, о которых до того не имели даже малейшего понятия; и разве не составляем мы себе относительно них понятия, причем тут же, без малейшего промедления? Допустим. Однако разве можно сказать, что количество всех возможных понятий тождественно числу тех понятий, которые я образовал в своей жизни до настоящего момента? Разве моя понятийная система не способна к развитию? Разве не в состоянии я перед лицом непонятной для меня действительности сразу же так запустить свое мышление, что оно тут же, без малейшего промедления разовьет мне такое понятие, которое я должен выдвинуть навстречу данному предмету? Мне потребна для этого лишь способность заставлять определенное понятие подниматься из глубин моего мыслительного мира. Речь здесь не о том, чтобы я уже осознавал определенную мысль на протяжении моей жизни, но лишь о том, чтобы ее можно было вывести из мира доступных мне мыслей. Для ее содержания совершенно безразлично, где и когда произойдет ее постижение мной. Ведь и вообще я заимствую все определения мысли из мыслительного мира. Ничто от чувственного объекта в это содержание не перетекает. Я лишь вновь познаю в чувственном объекте ту мысль, которую извлек из своего нутра. Правда, этот объект подает мне повод для того, чтобы в определенное мгновение выделить из единства всех возможных мыслей именно данное мыслительное содержание, однако он никоим образом не поставляет кирпичи для его построения. Их я должен извлечь из самого себя.

Лишь тогда, когда мы приводим свое мышление в действие, действительность обретает подлинные определения. Бывшая до того момента немой, она говорит теперь внятным языком.

Наше мышление является переводчиком, истолковывающим жесты опыта.

Привычка считать мир понятий пустым и бессодержательным, и противопоставлять ему восприятие – как наполненное содержанием, всецело определенное, укоренена настолько, что истинному положению дел будет затруднительно завоевать подобающее ему место. Совершенно упускается из виду то, что простое созерцание есть наипустейшее из всего, что только возможно представить, и что все свое содержание оно получает только из мышления. Что в предмете истинно, так это лишь удержание им вечнотекучей мысли в определенной форме без того, чтобы перед нами возникала необходимость деятельно содействовать этому удержанию. Если человек, духовная жизнь которого богата, видит тысячи вещей там, где для духовно нищего одна пустота, то это доказывает ясно, как Божий день, что содержание действительности является лишь отражением содержания нашего духа, и что извне мы получаем лишь пустую форму. Разумеется, мы должны обладать силой для того, чтобы познать себя в качестве создателей этого содержания, в противном же случае мы всегда будем видеть лишь отражение, и никогда не будем видеть дух, который отражается. Ведь также и тот, кто смотрит на себя в настоящем зеркале, должен познать себя в качестве личности, чтобы вновь признать себя в образе.

Что до сущности, то все чувственное восприятие в конечном счете растворяется в идеальном содержании. Лишь тогда оно предстает нам отчетливым и ясным. Сознание этой истины по большей части даже и не коснулось наук. Мыслительные определения принимают за свойства предметов, такие как цвет, запах и пр. Так, полагают, что свойством всех тел является то определение, что они сохраняют то состояние движения или покоя, в котором пребывают, до тех пор, пока это не будет изменено воздействием извне. В этой форме закон способности сохранения фигурирует в естествознании. Однако истинное положение дела не таково. Мысль тело присутствует в моей понятийной системе во многих модификациях. Одна из них есть мысль вещи, которая может приводить себя в состояние движения или покоя самостоятельно, другая – понятие тела, которое изменяет свое состояние лишь вследствие внешнего воздействия. Последнее тело я обозначаю как неорганическое. Если впоследствии я сталкиваюсь с определенным телом, которое в моем восприятии отображает данное мной выше понятийное определение, я обозначаю его неорганическим и связываю с ним все определения, которые следуют из понятия неорганического тела.

Все науки должно пронизать убеждение в том, что их содержание есть исключительно мыслительное содержание, и что у них нет с восприятием никакой иной связи помимо той, что они усматривают в объекте восприятия особую форму понятия.