Пятый раз

А потом все изменилось. Поскольку я не слишком опытен в человеческих объятиях, мне сложно сказать, откуда я знал, что пятый раз был другим. Нас поймали во время миссии и бросили в камеру. Похитители угрожали убить нас, если им не заплатят выкуп, и требовали коды безопасности охраняемых областей в альфа-квадранте. Подчиняясь своей чести и приказам Джима, экипаж не подчинился. Мы ожидали смерти. Однако это была не обычная тюремная камера. В стену была встроена странная конструкция, неуловимо знакомая комбинация механических устройств, построенных из грубых, явно краденых кусков электроники. Машина издавала высокий звук, пронзавший голову резкой болью и серьезно снижавший мою способность к концентрации. Я не мог как следует изучить или хотя бы идентифицировать ее, чтобы попытаться отключить, пока не стало слишком поздно. Джим смотрел на меня с полным тревоги лицом, но на объяснения не хватало времени. Внезапно с оглушительным звуком машина вспыхнула. — Нет! Крик Джима прорезал воздух, но я не мог остановить неотвратимое. Я стоял ближе к стене, и мне оставалось лишь обернуться к нему — мое последнее действие, мой конец… подле Джима. И меня охватили языки пламени. Но я не загорелся. — Спок! — выкрикнул Джим таким ужасающим, мучительным, таким совершенно уничтоженным голосом, что на мгновение я потерял дар речи, не в силах сказать ему, что жив. Пламя было ненастоящим. Моментально утратив способность пользоваться голосовыми связками, я осторожно шагнул в направлении, как мне казалось, к нему. Его красивый мускулистый силуэт возник всего в 0.734 метра, и я наконец сумел прошептать: — Джим. Он, как и следовало ожидать, не услышал меня: я говорил слишком тихо для человеческих ушей, к тому же генератор издавал громкий шум, перебивавший мой голос. Но тогда зачем я вообще говорил? — Спок? — крикнул он, перекрывая шум, который, как я предполагал, был скорее звуковым эффектом, чем продуктом реального пламени. Вероятно, пираты записали нашу мнимую смерть на камеру, чтобы запугать экипаж или снизить их боевой дух. — Джим. Все вокруг лишилось ясности из-за ярко мигающего голографического огня, но я мог различить его лицо, когда он повернулся ко мне, хотя он не сразу различил мое. Эмоции, пылавшие в его голосе, были такими необузданными, что я обнаружил в себе эмоциональную реакцию на них; его чувства будили во мне чувства тоже. В ту секунду, когда Джим еще не осознал, что я стою прямо перед ним, я попытался взять себя в руки, п ридать лицу подобающее спокойное выражение, чтобы Джим не увидел…

— Спок!

Джим слепо протянул ко мне руку, и я сжал ее и притянул к себе, достаточно близко, чтобы его человеческие глаза смогли увидеть мою фигуру.

— Ты жив!

— Очевидно.

— Спок! — снова выкрикнул он. Я не видел необходимости в произнесении моего имени.

А потом Джим издал восторженный возглас, всплеснул руками, крикнул: «Да!» и возблагодарил нескольких божеств, о которых я впервые слышал. Его потряхивало от адреналина. Я не мог отвести глаз от его чистой, бурлящей радости.

Я пристально наблюдал за его воплями и прыжками среди проекций, заключивших нас в воображаемом аду. Как ни странно, я не мог вдохнуть. Джим почти танцевал, каждое его движение источало энергию, и экстаз, и жизнь, и смех, а потом он взглянул на меня.

Он купался в пламени и счастье, неудержимый, совершенно дикий в тот миг, когда мощь его души впервые была выпущена на свободу, и я единственный наблюдал за этим. Его глаза блестели слезами, мерцавшими в неровном свете, и я поймал себя на том, что начал размышлять, не могли ли голограммы все же источать жар.

Я не мог шевельнуться или заговорить, и не пытался, а даже если б мог — не стал бы возражать, когда он целеустремленно подошел ко мне и обвился вокруг моего тела.

Потому что на этот раз меня не просто обхватили его руки, это было нечто большее, это был весь Джим: его дыхание на моем ухе и прохладная кожа под пальцами, но также и счастье, врывавшееся в мой разум с пугающей ясностью, восхитительное, золотое, такое мощное. Это было все, и ощущение, что другой человек полностью окружил меня, было мощным, как и в первый раз, когда Джим меня обнял, но на этот раз оно не душило, не переливалось через край.

Я чувствовал его улыбку у своей шеи так же отчетливо, как видел узоры от языков пламени на его широкой спине, на которую мои руки легли сами собой, раздвинув пальцы так, как никогда не сделал бы ни один вулканец.

— Все в порядке, Спок. Мы живы, — ласково сказал Джим, будто в попытке успокоить меня, и с удовлетворенным вздохом покрепче прижался ко мне грудью и бедрами, глубоко дыша и, как обычно, пряча лицо на моей шее.

Как обычно. Да, наверное, это становилось обычным. Но он никогда еще не обнимал меня, испытывая счастье. Сейчас в нем не было страха, не было боли или отчаяния, только облегчение, только эйфория, и, возможно, мы сможем сбежать, сможем сделать это еще раз, и, возможно…

— Спок?

Но я снова не мог говорить. Однако на этот раз причиной была… эмоция.

Волна оглушительной мощи, неукротимой, блаженной, пронзила меня с головы до пят и заставила содрогнуться. Я не мог издать ни звука, потому что меня поглотил огонь, и Джим, и эйфория, бурлящая под кожей, душащая своей внезапностью, — я не ожидал, я не мог контролировать…

Его руки сжимали мои выше локтя, но с моей силой было несложно высвободиться и быстрым движением обнять его вокруг поясницы. Я никогда не делал этого, просто положился на человеческие инстинкты и прижал его тело к себе, даже слегка приподняв в воздух, пока мой вулканский разум размышлял: возможно ли, что однажды мы не сможем стать еще ближе?

Я обнаружил, что глубоко вдыхаю аромат Джима, даже ощутил легкое головокружение, пытаясь стряхнуть отзывающуюся в моем теле дрожь и одновременно наслаждаясь ею. Я широко улыбнулся, чувствуя, как на моем лице, невидимые никому, отражаются радость, и восторг, и блаженство.

Так что пятый раз был первым, когда я обнимал его так же крепко, как он меня, хотя я понятия не имел, почему внезапно так важно стало ответить на жест. Он ахнул, ошеломленно, но без протеста, хотя, возможно, я сжал сильнее, чем приемлемо или нормально; но я не боялся сломать Джима. Джим не хрупок.

Джим — огонь.