Третий раз

Когда произошел третий раз, я был в транспортаторной, ожидая возвращения капитана с опасного и весьма рискованного Первого Контакта с прежде незнакомой расой. Они не были миролюбивы, и Федерация велела Энтерпрайз и еще одному судну, Кеплер V, отслеживать ситуацию и по возможности избегать эскалации насилия. Однако мы не сумели предотвратить атаку, и я организовал срочную спасательную миссию для наших людей, оставшихся на планете. К счастью, все уже поднялись на борт, за исключением Джима, который дожидался, пока все его подчиненные окажутся в безопасности, прежде чем подумать о себе. Начальник инженерной службы отсутствовал, как, собственно, и все остальные: двигатели серьезно пострадали, и я сумел убедить мистера Скотта, что им логичнее всего будет отправиться в инженерный отсек и оставить меня за консолью, ведь я легко мог справиться с несколькими простыми операциями, необходимыми, чтобы транспортировать Джима на корабль. Итак, комната была пуста, за исключением меня, и я надеялся (я никогда бы не признал этого кому бы то ни было, но знал до глубины души: я безмолвно, отчаянно надеялся), что Джим вот-вот прибудет. При условии, разумеется, что он все еще был жив. Я сумел триангулировать его сигнал и тем не менее был вынужден подавить желание вызвать мостик и спросить Ниоту о его жизненных показателях. Все же не следовало отвлекать ее посреди кризиса тем, что я и так вот-вот узнаю. Так что я ждал. Секунды текли безрезультатно, а потом искры вспыхнули. Я мгновенно заметил и идентифицировал их: они значили, что он здесь, что он поднимается, и почему-то, когда яркий свет сформировал фигуру Джима, мне стало гораздо легче вдыхать и выдыхать. — Джим? Он шагнул вперед, качнулся и выпрямился. Я заметил на его ухе и шее кровь, но удар, кажется, был не слишком сильным. Так почему, хотя Джим больше не был в опасности, мой пульс ускорился еще больше от этого зрелища? — Джим, — повторил я. Он уставился на меня, едва узнал мой голос. — Капитан, вы?.. Но я не закончил вопрос, потому что Джим выдохнул, закрыл глаза и сказал лишь: — Спок. А потом он бросился ко мне с горящими и такими синими глазами и не останавливался, пока наши тела не столкнулись. Но на этот раз я знал, что произойдет, за секунду до того, как это произошло. У меня было время поразмыслить, собственно, вулканец способен обдумать сразу несколько вещей за секунды, а их было достаточно между моментом, когда я осознал, что Джим собирался сделать, и моментом, когда он действительно… сделал это. Он мчался ко мне с единственным всеобъемлющим намерением, несмотря на заявление, что больше не станет так делать. Я не мог отрицать свою мгновенную реакцию: нарушение Джимом обещания не вызвало во мне недовольства, мне было все равно. Он солгал, но я не испытывал… разочарования. Зато я мог отрицать мысль, которая возникла в следующий момент. Откровенно говоря, я задушил ее так быстро, что едва сумел обработать. Я испытывал нечто большее, чем отсутствие разочарования. Я мог бы сделать многое, и каждый исход, приходивший мне в голову, казался желательным с профессиональной точки зрения. Между мной и Джимом должны сохраняться рабочие отношения. Да, я принял тот факт, что мы стали друзьями по человеческим меркам, и этот аспект наших отношений принес мне больше спокойствия и уверенности, чем я мог себе представить. Однако не следовало позволять себе чувствовать что-то большее. Чувства… такое простое слово. Благодаря своей силе я не упал, как сделал бы землянин на моем месте; я удержался на ногах, когда он обвил меня руками и прижался грудью к моей груди. Он снова глубоко, прерывисто вдохнул, как будто запах моей кожи уверял его, что я и правда рядом, хотя вся конструкция была абсолютно нелогична. На это раз мы контактировали куда теснее; наши тела были не просто близко, они почти вросли друг в друга. Это было… гораздо ближе. Всего было… больше. Больше его дыхания, прохладного и успокаивающего, на моей шее. Больше его тела, сжимающего меня с такой силой, что, будь я человеком, мои мышцы серьезно пострадали бы. Это объятие было более необузданным, измученным, более кровавым — густая жидкость оставила на моем плече и ключице яркую метку. Позже, когда я покинул транспортаторную, все явно догадывались о ее происхождении, но никто не сказал ни слова. Джим практически повис в воздухе, вытянувшись на цыпочках, и склонился ко мне, на меня, со мной. Он был со мной. Он молчал, но я чувствовал, как он тяжело дышит, как его грудь поднимается и опускается, и у меня в ушах отдавался быстрый и громкий стук его сердца. Я снова ощутил себя в его объятии как в ловушке, но, несмотря на то, что я мог оттолкнуть его, если бы захотел… Я не стал.