Тринадцатый раз

— Ваше упрямство, вероятно, является плодом устаревшего и неразумного человеческого рыцарства, которое требует от вас предложить наиболее удобную для отдыха поверхность мне.

Джим снова застонал и раздраженно всплеснул руками. Мы оба стояли у изножья огромной четырехместной кровати, но ни один из нас еще не переоделся на ночь.

— Спок, послушай…

— Я остро нуждаюсь в медитации и сегодня не буду спать. Так что вы видите, что ваши попытки…

— Ты смеешься, да? Что, думаешь, я не заметил, какой ты измочаленный в последнее время? Сегодня у тебя есть идеальный шанс чуток отдохнуть, и я приказываю тебе им воспользоваться.

Его слова были неожиданны. Я полагал, что моя потребность в отдыхе оставалась успешно скрытой от капитана. Как и от всех остальных. Это моментально лишило меня способности сформулировать ответ. Я гордился своей вулканской дисциплиной (хотя в последнее время даже ее недоставало) и неустанно трудился над тем, чтобы не выражать эмоций. Неужели я заблуждался? Неужели каждый видел мои переживания, несмотря на все усилия их скрыть?

— Расслабься, Спок, — обеспокоенно сказал Джим. Выражение моего лица не изменилось; он не мог узнать о моей тревоге. — Я единственный, кто догадался. Но это серьезно, не так ли?

Я и правда начинал приближаться к границам времени, которое вулканец способен протянуть безо всякого отдыха, но последние два месяца я работал, утомлял разум выполнением как можно большего количества заданий одновременно и никогда, ни в коем случае не грезил.

— Капитан, уверяю вас…

— Не надо. Даже не пытайся отрицать.

Секунду мне почти казалось, что Джим читал мои мысли, но он разорвал зрительный контакт и повернулся к кровати.

Как он догадался, что я устал?

— Это что-то в твоих глазах, — рассеянно ответил Джим, начиная собирать подушки и одеяла и бесцеремонно укладывать их на пол. — Для меня это просто на поверхности, — добавил он совершенно буднично, повышая голос из-за шелеста ткани. Он не понимал, что я пытался скрыть истинную степень своего истощения. Ему чтение моих эмоций казалось… нормальным.

Я был… удивлен.

— Я… удивлен.

Джим рассмеялся.

— Тебе лучше поспать, Спок. Если ты настолько утомлен, что признаешь такие вещи, значит, чуть ли не с ног валишься.

— Хотя мысль об отдыхе не лишена смысла, я уже упомянул о своей потребности в медитации. Она даст мне достаточно отдыха.

Если я вообще сумею достигнуть расслабленного состояния. Это становилось все сложнее — множество неотвеченных вопросов и неосуществленных… импульсов не способствовали спокойствию и безмятежности.

— Спок, пожалуйста. Я не хочу все усложнять, — сказал Джим. — Будь логичен: я не дам тебе лечь на пол, так что смирись, пока мы не набросились друг на друга. И не в хорошем смысле.

Реакцией на его слова была вспышка раздражения, которую я безуспешно попытался погасить.

— Я не знал о существовании «хорошего смысла» у физической агрессии, — сказал я и подобрал с пола одеяла, возвращая их на кровать.

— Ты понял, о чем я, — фыркнул Джим.

— Поясните.

— Ну уж нет, — рассмеялся он, качая головой, и протянул руку, чтобы снова взять покрывало.

Я легко перехватил ее, приложив минимальную силу.

— В таком случае, возможно, мне придется прибегнуть к упомянутой физической агрессии.

Капитан высвободил руку и расставил ноги пошире — непоколебимая поза человека, который принял решение.

— Спок, хватит значит хватит. Я не сдвинусь с места, пока не увижу, как ты ложишься. Спать. Окей? Просто сделай, как тебе говорят, чтоб тебя.

— Прочь с дороги, — велел я, надвигаясь на него в попытке внушить опасение своим ростом и силой.

Разумеется, мне следовало догадаться, что это бесполезно.

— А вот и нет. Никогда.

И он улыбнулся, нахальный, дерзкий, вызывающий.

Возможно, я и правда переутомился. Конечно, мое терпение было на исходе, но это никоим образом не оправдывало того, что я сделал.

Легким (о, совсем легким) движением я поднял Джима на руки.

— Спок?!

И бросил его на кровать.

Он с воплем приземлился и попытался сесть, покрытый очаровательным румянцем, с сияющими глазами и упавшей челюстью. Не поддающийся контролю огонь возник в моем теле в ответ на его мысли, просочившиеся сквозь кожу, прежде чем я вспомнил заблокировать их.

Потому что я почувствовал, что он тоже горит.

— Поверить не могу, что ты это сделал, — наконец сказал он. По его чертам расползалась порочная улыбка. — Не могу поверить.

— Оставайтесь на месте, — выдавил я.

Если бы он шевельнулся, если бы его губы растянулись чуть шире, я бы не выдержал.

— Нет, вряд ли я это сделаю, Спок, — хладнокровно сообщил капитан и пополз ко мне.

— Джим, прошу, — сказал я, не успев остановить себя, и попятился назад, к стене.

Он встал, но не попытался приблизиться.

— Спок… ты меня хочешь?

Я не мог думать логически. Я не мог говорить.

— Ты же знаешь, это не преступление.

— Ни с места.

— Я не буду двигаться, если тебе от этого неуютно. — Он снова поднял открытые ладони в человеческом жесте покорности. Он не знал, что мог означать в вулканской культуре этот жест, сделанный в спальне, и я не собирался, не мог ни при каких обстоятельствах рассказать ему. — Видишь? Стою на месте. — Он снова уселся на кровать.

— Благодарю.

— Ты ответишь на вопрос?

Миллион альтернатив промелькнуло в моей голове за мгновение, миллион возможных ответов.

— Нет.

Джим явно не удивился.

— Ладно. Но сначала я бы хотел кое-что прояснить, если ты не против.

Я бы предпочел, чтобы он умолк, потому что в ту секунду его голос был хриплым, манящим и невероятно соблазнительным. Но мне не удалось бы помешать ему высказаться.

— Я даже не думаю, что ты что-то ко мне чувствуешь в… ну, романтическом смысле. В смысле, мы друзья, и меня это целиком устраивает, я в восторге. Это круто. Я счастлив, что мы друзья. Но если бы ты все же чувствовал ко мне влечение, ну, в этом не было бы ничего страшного. Я это имел в виду. Потому что я…

— Джим, я не…

— Погоди и дай договорить.

Я хотел, чтобы между нами было больше места, или чтобы мое зрение было хуже, или чтобы в комнате было темнее. Я хотел не видеть настолько детально выражение упорной силы, которой я так восхищался и которую так уважал, или капельки пота, скатывающиеся по его шее, или ослепительное сияния его глаз.

— По-моему, ты горячая штучка.

— Что? — Вскрик вырвался из моего горла прежде, чем разум успел приглушить его.

Он широко ухмыльнулся, но действие не совсем сочеталось с выражением его глаз.

— Ты меня слышал: я считаю, что ты роскошен. Серьезно, эти твои уши, и горшок на голове, это все меня просто с ума сводит. И, позволь заметить, то, как ты обнимаешь эту стену, тоже меня заводит. И то, как ты наклоняешься над своей станцией на мостике. Всегда было интересно: это необходимо или тебе просто нравится потихоньку убивать меня?

Я никогда не получил бы удовольствия от причинения капитану боли, не то что убийства. Странная фигура речи.

Но я уже знал, что говорит не совсем Джим. Я видел это по мелким маркерам на его лице, которые отлично выучил за время нашего знакомства. Его небольшой монолог произнесла маска, которую Джим надевал, когда не хотел, чтобы собеседник понял его истинные эмоции. Он редко использовал этот тон со мной; я был разочарован слышать его и осознавать, что едва ли половина из сказанного была правдой.

— Это шутка? — осторожно спросил я.

— Ну да, немного, — усмехнулся он. Этот звук мне тоже не понравился. — Но я и правда считаю тебя привлекательным, — добавил он уже серьезнее. — И в этом нет ничего такого, верно?

Я медленно покачал головой, не совсем понимая «соль» его высказывания, если можно так выразиться.

— Что я имею в виду: земляне могут хотеть кого-то, не испытывая любви. Или чего бы то ни было. Вообще. А… ты наполовину человек. Так что если бы ты признался, это не обязательно бы что-то значило…

— Признаться можно только в том, что истинно, — сообщил я.

— Ага. Ты хочешь сказать, что это неправда?

В то же мгновение я решил, что не скажу ему. Вынужденная ложь, чтобы спасти капитана от дискомфорта, а меня самого — от унижения. Джим явно не получал удовольствия от этой беседы, несмотря на его уверения, потому что ему тоже пришлось прибегнуть ко лжи.

Очень хорошо.

— Я не испытываю к тебе влечения, Джим.

— О. Ну тогда ладно.

Он кивнул, не проявив ни намека на боль. Я пошел в его сторону, снова уверенный в своей способности не прыгнуть на него и не погрузиться в его разум и его тело.

И внезапно он начал снимать рубашку.

— Что вы делаете? — осведомился я, застыв на месте.

Джим поднял взгляд, идеально изображая непонимающую наивность.

— Что?

— Зачем вы снимаете одежду, капитан?

— Эм… на ночь? Я спать собирался.

О. Ну конечно. Конечно, он собирался переодеться во что-то более уместное. Естественно. Это было вполне понятно.

Тем не менее, с моей стороны, вероятно, будет мудро не смотреть на него в этот момент, решил я. Крайне, крайне мудро.

Даже необходимо.

Насущно.

Жизненно важно.

— Спок? Ты себя нормально чувствуешь?

Я сжал кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Неожиданная вспышка возбуждения заставила меня ахнуть.

— Да.

— Уверен? У тебя какой-то смешной голос.

Я услышал, как он встал (я стоял спиной к его обнаженной груди, блестящей в неярком свете за что такая пытка разве он не может дать мне хоть секундную передышку пожалуйста? ) и нерешительно шагнул ко мне.

— Со мной все хорошо, благодарю, капитан.

— Скажи мне это в глаза, и я поверю, — легко отбил он.

Я повернулся к нему. Первым делом мне бросились в глаза его штаны, едва удерживающиеся на бедрах.

— Что-то не так, Спок?

— Отнюдь, капитан.

— О. Ну ладно, тогда для тебя не будет очень дико, если мы оба ляжем на кровати, раз уж ты так уперся лбом, чтобы не позволить мне спать на полу?..

— Нет!

Я едва не закрыл рот рукой от ужаса. Я не контролировал себя. Должно быть, моя потребность во сне и правда обострилась: нейроны и синапсы в моем мозгу очевидно работали не как положено.

— Нет, не дико, или нет, ты не хочешь спать на кровати? — озадаченно спросил он.

Я не знал, что ответить. Вот одна из причин, по которой ложь — не вариант.

— То есть ты ведь сказал, что я тебя не привлекаю и все такое, — прибавил Джим, и иррациональный, нелогичный гнев едва не заставил меня накинуться на него сразу же.

— Разумеется, вы тоже можете лечь на кровати, капитан, — сказал я, призывая все свои навыки контроля над эмоциями, чтобы придать голосу хотя бы подобие невозмутимости.

Джим приподнял брови.

— Вот и отлично. Здорово.

Он начал расстегивать брюки, и я отказался проходить через это и сбежал из комнаты. Когда он поднял глаза, меня уже не было.

Прохладный воздух в коридоре не успокаивал, темное небо за стеклянными окнами не утешало, и я хотел только вбежать обратно. Не просто войти, а вбежать.

— Спок? — Голос Джима раздался громко, будто под самым моим ухом.

Я испытывал… сомнения. Какая потрясающая человечность, с отвращением подумал я. Хватит ли мне сил вынести это? Возможно, если бы у меня было время возвести хороший ментальный щит или я не был так утомлен, но… Я никогда прежде не чувствовал этого страха. В жизни я боялся гнева, и боли, и печали. Но никогда…

— Спок?

Я вернулся в комнату.

— Не хочешь объяснить, что творится?

— Ничего не «творится». А теперь, пожалуйста, давайте просто ляжем спать, это приемлемо?

По крайней мере, на нем были свободные шорты. Я знал, что должен быть благодарен и за это.

Однако я не мог вызвать в себе ни капли благодарности.

— Значит, мы просто притворился, что ты не вылетел только что из комнаты безо всяких объяснений? — фыркнул Джим.

— Да, — сказал я и снял рубашку, вероятно, приложив несколько больше силы, чем необходимо, и потому разорвав рукав.

— Эй, придержи коней! — чуть нервно рассмеялся Джим.

— Что?

Я подошел к своему чемодану и уложил туда сложенную рубашку.

— Я только что признался, что считаю тебя привлекательным, и ты не собираешься даже предупредить, прежде чем начать раздеваться?

Я рассмотрел идею того, что моя обнаженная кожа могла казаться Джиму соблазнительной. Это… опьяняло. Мой гнев рассеялся с настораживающей скоростью, смененный всепоглощающим счастьем.

— Вы не предупреждали меня, — ровно ответил я.

— А ты сказал, что я тебя не привлекаю, — с триумфальной ухмылкой парировал Джим.

— Я помню, что сказал, и придерживаюсь этого, капитан.

— Отлично.

Мы одновременно повернулись к просторной постели. Мое новообретенное счастье несколько ослабло, когда до меня дошло, что мне предстоит провести ночь за подавлением всех своих инстинктов, так и не помедитировав.

— Так… нам надо лечь.

— Кажется, мы уже установили это, капитан.

— Поверить не могу, что ты все еще называешь меня капитаном, когда мы собираемся провести ночь в одной постели.

Он игриво толкнул меня в плечо, не поднимая глаз, и я не смог удержаться от легчайшего прикосновения к его разуму, просто чтобы убедиться, что он действительно так спокоен и собран, как выглядит.

Роковая ошибка.

Под кожей Джима кипела масса безупречно скрытых эмоций, заставившая меня задержать дыхание. Он был печален по причинам, которые мне некогда было расшифровывать, но также и возбужден. Он предвкушал не сон, он предвкушал долгую, неуютную ночь сопротивления желанию поцеловать меня… и в его мыслях мелькало несколько образов, которые я… потому что он признался, что хочет меня, пусть за этим желанием и не стояло эмоций.

Но я так хотел его, и там что-то было… это было слишком.

Это было последней каплей.

С меня было довольно.

— Чт?..

Я до смешного легко швырнул его на кровать и на секунду замер, снова любуясь его лицом, удивленным, нетерпеливым, с намеком на восхищение, а потом я наконец-то, наконец-то оказался на нем, и он смотрел на меня с чарующим торжеством.

Я тут же схватил его за руки и соединил наши ладони, скользя пальцами по его пальцам, но внезапная ошеломительная мощь моей собственной реакции на этот контакт заставила меня застыть, тяжело дыша.

Это было непривычно; я не ожидал настолько яркой реакции. Я даже не знал, что способен так чувствовать. Ток моей крови уже вышел из-под контроля, и мне пришлось бороться за самообладание другого рода. Прежде я никогда не сталкивался с подобной проблемой.

Очаровательно.

— Спок, — прошептал Джим, пристально глядя мне в глаза. — Что ты делаешь?

Я не знал, что делаю, но хотел еще. Новый тип дисциплины очевидно требовал более глубокого изучения, и мне не терпелось испытать себя еще раз.

Я лизнул его грудь и, не убирая руки (хотя на этот раз я, наученный опытом, не стал слишком активно двигать ими), спустился вниз по широким мышцам, наслаждаясь малейшим признаком удовольствия Джима.

— Спок…

Он обвил ногой мой торс и издал стон, вибрацией отдавшийся у меня в ушах, и это тоже оказалось непростым испытанием для нового контроля. Он пьянил.

Наслаждаясь вызовом, я еле ощутимо коснулся его разума, просто чтобы попробовать поверхность самых базовых эмоций. Но даже они заставили меня снова замереть, задыхаясь. Я легко мог потерять себя только от его мыслей, но знал, что не должен. Я хотел, чтобы Джим тоже потерял себя. От меня.

Я снова приподнялся и поднес палец к его виску; капелька моих мыслей скользнула в его разум.

— О господи, — задохнулся он, выгибаясь и зажмуриваясь. — Еще раз.

Он закусил губу так сильно, что на ней расцвела рубиново-красная капелька. Я тут же слизнул ее и принялся целовать щеку, челюсть, ухо, висок — все то, чего хотел коснуться, каждую секунду осознавая, что не могу слиться с ним, несмотря на жжение в правой руке, жаждущей его мыслей.

— Еще раз. Спок, пожалуйста, еще, о боже…

Я коснулся поцелуями его век, потом кончика носа, потом спустился к шее…

— Спок… ну же… еще… — выдохнул он, прижимаясь бедрами к моим бедрам.

Я зашипел и едва не сломался, не предвидев, что сделает с моим телом трение. Эта битва была тяжкой, и, несмотря на человеческие ругательства и стоны, Джим в ней выигрывал.

Я нежно передал ему чуть больше эмоций, и он застонал, в голос, без стеснения, и я углубился, не в силах сдержаться, медленно погружаясь, чувствуя, как все перед глазами расплывается и я тону…

— Ты что, читаешь мои мысли? — неожиданно прошептал Джим с таким открытым и испуганным лицом, что самоконтроль сам вернулся ко мне.

Меня отшвырнуло в реальность, будто физическим ударом. Я тут же отстранился и отпустил его руки, внезапно осознав, что едва не произошло, и похолодев изнутри.

Я слетел с кровати и встал.

— Спок… Спок, погоди. — Джим вцепился в мои плечи. Его широко распахнутые глаза лихорадочно горели, губы опухли, волосы растрепались… — Спок, извини.

Он хотел все исправить, но ничто не исправит этого, я все же был не более чем импульсивным землянином, я подчинился этому стремлению, зная, что Джим ничего ко мне не чувствует, думая, что ничего не чувствую к нему, мне было так глубоко, так невыразимо стыдно…

— Так ты читал мои мысли? — с опаской спросил он, глядя мне в глаза.

— Я собирался, — признал я, слыша быстрый и громкий стук собственного сердца.

— Значит, все-таки нет, — облегченно подытожил он.

Бок пронзила острая, мгновенная боль, но я не понимал ее причин; то, что Джим не желал делить со мной разум, не было новостью.

— Нет.

— Тогда не смотри на меня так, — приказал капитан.

— Я не могу смотреть на тебя иначе, Джим.

Мой голос подрагивал. Я умолк.

— Эй. Все хорошо. Дыши. Расслабься. Все хорошо. — Он нежно поцеловал меня в лоб, положив руки мне на грудь. — Успокойся. Все хорошо. Успокойся. Все будет отлично.

Я хотел, чтобы он не прекращал, но он обязан был отстраниться.

Он сделал пару шагов назад.

— Все хорошо, Спок, — повторил он, и я закрыл глаза и заставил себя сделать то, что было нашим спасением.

Я ему поверил.

— Давай спать, — твердо сказал Джим. — Давай просто поспим, а когда мы отдохнем, все будет лучше, обещаю.

Но тогда со мной произошло нечто весьма странное.

Я снова овладел своими эмоциями.

— Полагаю… все в порядке, капитан, — сообщил я. Мои щиты вернулись на место. Чувства больше не были хаотичны и неудержимы. Я не чувствовал себя так уверенно с тех пор, как мы начали обниматься. — Думаю, безумие прошло.

Джим моргнул и с колоссальным усилием усмехнулся.

— Безумие, а? Значит, вот как это называется у вулканцев?

Я позволил крохотной улыбке мелькнуть на лице. Джим поймал ее, и его выражение стало чуть искреннее.

— С тобой точно все будет хорошо? — с надеждой спросил он.

— Да.

Мой разум, пытаясь защититься, создал вокруг себя крепость, щит настолько прочный, что я снова держал себя в руках. Я знал, что за стенами еще были требующие решения проблемы, но это подождет — совсем немного. Эту ночь. Я дам себе одну ночь блаженного забытья.

— Замечательно. Я рад, что с тобой все нормально.

— Должен признаться… я тоже испытываю облегчение. Я не ожидал этого.

Повисла пауза.

— Давай отметим это обнимашками, — с ухмылкой предложил Джим.

— Что?

Он хотел, чтобы я снова к нему прикоснулся? Он что, ничего не понял?

— А ты сегодня неразговорчив, а? — Он шагнул ко мне. — Я имел в виду, давай обнимемся и оставим это все в прошлом, ладно? Все будет хорошо. — Под его легким тоном было что-то еще. Страх, зеркальное отражение моего. — Спок… у нас же все будет хорошо, правда?

Я раскрыл руки, и он бросился в мое объятие, глубоко и удовлетворенно вздыхая.

— Слава богу, что я все еще могу это делать, — пробормотал он.

— Я тоже благодарен.

Вследствие недавнего инцидента контакт длился недолго, и Джим отстранился со смущенной улыбкой.

— Ну, по крайней мере я вытянул из тебя признание, что ты меня хочешь.

— По-моему, я не говорил ничего подобного, — возразил я.

— Ты шутишь, да? — рассмеялся Джим.

— Нет. — Разве он не понял, что «шутки» — не в моих привычках?

Я подошел к кровати и устроился среди одеял. Там еще пахло тем, что произошло. К счастью, ментальные щиты пока держались.

— Ага, конечно, мы просто очень хорошие коллеги… — Я посмотрел на него с приподнятой бровью. — О господи, ты серьезно! — Он запрыгнул на кровать и укрылся покрывалом. — Просто сокровище! Ты действительно имеешь в виду?..

— Я не хочу тебя, Джим.

Незачем было усложнять и без того непростую ситуацию.

— И ты хочешь, чтобы я в это поверил? После всего того, что только что… чуть не произошло?

— Конечно. Ты не услышишь от меня иного.

Мне не нравилось лгать, и сегодняшние события ясно продемонстрировали недостатки подобного образа действий, но у меня не было выбора.

А еще ошарашенное выражение лица Джима выглядело довольно забавно.

— Не верю.

— В таком случае, вы будете пребывать в заблуждении, капитан.

— Да ладно? Это мы еще посмотрим.

Он удобно растянулся и закрыл глаза с широкой коварной улыбкой.

— Спокойной ночи, Спок.

И внезапно я потерял уверенность в том, что выбрал более разумный образ действий. Лучший — возможно, однако… тон Джима был полон обещаний. Обещаний, суливших еще проблемы.

— Спокойной ночи, Джим.

Несмотря ни на что, я спал крепко и глубоко в успокаивающем присутствии Джима… так близко.